– Ладно, всё завтра, – шумно выдыхаю воздух, через сложенные трубочкой губы и, наспех утерев слёзы всё тем же колючим шарфом, ступаю на снег. Домой хочу. Под одеяло. К кошкам. Да даже к Герде… Заберусь в постель, а там хоть до утра реви, проклиная прилипшее ко мне одиночество.
Незнакомец
Обычная сегодня ночь, тихая. Настолько беззвучная, что распахни я сейчас окно, протяни руку в морозную пустоту, и без труда расслышу шуршание кружащегося в воздухе снега. Эту неведомую миру музыку, под которую он парит, исполняя незамысловатый предсмертный танец, и под неё же гибнет, мгновенно растаяв на горячей ладони.
Тоскливо. Безрадостно. И, чёрт возьми, одиноко. Мне одиноко в чужой квартире, из которой с уходом Саши выветрилась надежда, вера и… аромат малиновых духов. Если б не гадившие по очереди кошки, за которыми я клятвенно обещал присматривать, сказал бы что и жизнь ушла. Из меня так точно – я либо лежу, рассматривая стены, либо дымлю на кухне, которую к утру придётся долго и упорно проветривать.
Сдулся. Как-то так, разом. Словно вдруг осенило, что эти восемь дней ушли в никуда – ни результата, ни просвета в мозгах, ни каких перспектив… А поводом к прозрению – взбесившее «Ты кто?!» брошенное мне на пороге кем-то из Сашиных друзей. Да тупая пульсирующая боль в затылке, как реакция на осознание, что мне и ответить-то нечего. Этому вот в приличных джинсах, хорошем добротном пуховике, вертящему в руках брелок с логотипом известной автомобильной марки.
А действительно, кто? Человек? Звучит по-дурацки для такого здорового лба, как я.
– А ты? – потому и пошёл в наступление, недвусмысленно загородив проход своими широкими плечами. Просто упёрся локтями в косяки, нависая над неизвестным визитёром, и терпеливо сносил его изучающий взгляд: от кистей до плеч, от плеч к лицу…
Лучше бы брат её нарисовался. С ним хотя бы понятно всё, а этот так странно блеснул глазами, развернувшись на пятках и устремившись по лестнице вниз, что я всерьёз начинаю раздумывать – не подложил ли я Саше свинью своей неразговорчивостью? Вдруг у них там любовь?
Впрочем, какая любовь, если за эти дни я видел его впервые, а он обо мне и не слыхивал даже? Верчусь на диване, никак не находя удобную позу, и нет-нет, да на часы кошусь – начало первого. Соседи сверху притихли, убавили, наконец, телевизор и прекратили одним им понятные хождения по скрипучему полу. Уличные псы и те не воют, так почему не сплю?
Наверно, всё просто: я этого ждал – внезапного щелчка провернувшегося ключа в замке и громоподобного лая Герды. Вернулась! Сажусь, протягивая руку к креслу, чтобы натянуть спортивки, да не спускаю глаз с тонкой полоски света, льющейся из-под двери. Можно подумать моргни я, и она тут же исчезнет.
– Саша? Ты же до обеда должна была… – она вздрагивает, резко разворачиваясь на звук моего удивлённого голоса, а я теряюсь от одного вида её зарёванного лица.
Ну, твою мать! Значит, и впрямь поднагадил! Да так сильно, что и кандидатом наук быть не нужно, чтобы понять, что Саша с трудом держится на ногах вовсе не от алкоголя, в моём представлении льющегося рекой на шумных семейных праздниках. Истерика её вымотала, всё просто.
– Саш, нормально всё?
– Отлично, – девушка всё-таки вешает пуховик, расправляя на бёдрах заляпанное чем-то платье, и в противовес собственным словам шмыгает носом. Разок, другой, после чего косится на дверь кухни, видимо принюхиваясь, и с тяжёлым вздохом переводит взгляд на меня. Попался.
– Курил, – а чего отпираться? Часто и долго, совершенно уверенный, что пока я тут кисну от одиночества, Саша вовсю веселится. И не подумайте, она заслужила, просто я человек обычный, земной, и крыльев, как эта девушка за спиной не ношу. Потому и бороться не стал с каким-то совсем неуместным собственническим чувством, мгновенно разлившимся по венам, едва она уселась в такси – привык я, что она рядом. Потому что кроме неё – никого.
– Прибьёшь?
– Дурак! – шепчет беззлобно, качнув головой и бросая на полку незнакомый автомобильный брелок, и на мгновение замирает перед зеркалом. – А я шашлык не привезла. И торта нет, ни кусочка.
Словно это важно вообще!
– Торт ты мне не обещала.
– Но привезти хотела, – она улыбается виновато, будто прокуренная мной квартира просто цветочки на фоне забытого на даче мяса и, не выдержав моего взгляда, прячется за водопадом волос, низко склоняя голову.
Зря я её ухажёра домой не пустил. Теперь хрен пойми, как извиняться. Тем более что хозяйка проходится ладошкой по морде назойливой стаффихи, шепчет ей что-то безумно приятное, и украдкой мазнув безразличным взором по моему хмурому лицу, семенит к спальне, не оборачиваясь желая спокойного сна.
А какой теперь сон к чертям? Когда и соседи сверху вновь врубили телеканал «РОССИЯ», и Герда поскуливает, растянувшись у моего дивана, а Саша закрывается в ванной и неприлично долго не выключает воду.
Приревновал, значит. Этот её в пуховике и модных джинсах. Мне ни слова не сказал на прощание, а на девчонке отыгрался… Иначе с чего бы реветь, а Саша именно этим и занимает. С часу до трёх пятнадцати то и дело высмаркивается, заставляя собаку насторожённо прислушиваться к тишине. И меня заодно, ведь чем чаще раздаются эти пусть и еле различимые всхлипы, тем тяжелее лежать, заведомо зная, кто во всём виноват.
– Да на хрен всё! – сбрасываю одеяло, на ходу пытаясь попасть ногами в штанины и прямо так – лохматый и без футболки – торможу перед плотно закрытой дверью. Стучаться теперь? Неудобно как-то и опыта никакого… А если и есть, если в прошлой жизни я без труда успокаивал расстроенных дев, то сейчас вряд ли вспомню, какие глупости им говорил. А если и вспомню, то забуду к чертям в самый ответственный момент.
Ладно, обратного пути нет. Истерика, пусть и бабская, ерунда по сравнению с тем, откуда вытащила меня волонтёрша.
– Саш? – толкаю дверь, с удивлением отмечая, что она лихо мне поддаётся, и, наплевав на приличия, произношу уже громче. – Можно?
Темно хоть глаз выколи, но я даже в этой кромешной темени вижу, как с головой укрытая одеялом, девушка испуганно вздрагивает. Не двигается больше, словно парализована шоком от моего вторжения, и внутрь приглашать не спешит. Только разве молчание меня остановит? Я как этот сквозняк, гуляющий по прихожей, смело переступаю порог, и, то и дело натыкаясь на незнакомые мне предметы, на ощупь подбираюсь к её кровати.
Хорошая кровать, матрас мягкий, сверху на пуховое одеяло наброшен плюшевый плед и… четыре кошки, одну из которых я только что едва не раздавил, пытаясь усесться на краешек чужой постели.
– Твою мать! – животное прогоняю, даже бровью не поведя на послышавшееся в ответ злое шипение, и, тяжело вздохнув, принимаюсь за дело. – Не спишь же, я знаю.
Иначе не было бы меня здесь. Сашина спальня – запретная территория, а я слишком гуманный захватчик, чтобы посягать ещё и на неё. Днём нет-нет, да замираю у двери, а коснуться золочёной ручки никак не решусь. Стыдно всё же, и так гостиную оккупировал, на кухне бываю часто, на ванную замок никто не вешает… Пусть хоть что-то принадлежит лишь ей?