— Господи, что это?!
Это были собаки. Огромные, почти с меня в холке, лохматые чёрные собаки. Больше всего они походили на ньюфаундлендов, если, конечно, ньюфаундленды вырастали бы настолько, чтобы их можно было оседлать.
Потому что эти — были осёдланы. Осёдланы и навьючены. А ещё — их тут было целое стадо. Или правильно — «стая»? Штук двадцать одинаково чёрных, лоснящихся на солнце псов, влажные носы, чёрные поблескивающие глаза. Морды больше моей головы. Господи, одна такая «собачка» могла бы взять меня за шкирку и носить, как своего щеночка.
Лин подвёл меня к чёрной груде, лежащей на земле немного поодаль. При его приближении она тихо застучала хвостом.
Я никогда не боялась собак, но сейчас, когда Лин недвусмысленно велел мне залезать, я оробела. А что если я ей не понравлюсь, и она перекусит мне горло? Собака с такими габаритами могла бы сделать это в два счёта.
— Не бойся, — Лин взял мою ладонь и поднёс к собачьему носу. Я окаменела, но собака лишь повела несколько раз ноздрями, принюхиваясь, а потом высунула огромный розовый язык и мягко лизнула кончики моих пальцев.
— Щекотно, — я не сдержала улыбки.
— Его зовут Маф. Это значит «молния».
— Маф, — повторила я, чтобы запомнить слово. Чёрный хвост пса, похожий на поросшее шерстью полено, энергичнее застучал по снегу.
— Садись, — Лин помог мне влезть.
Седло оказалось удобное — ну, насколько я разбиралась в сёдлах, ни разу в жизни не садясь на лошадь. Не знаю, какими их делают у нас, а тут оно было широкое, кожаное, с удобными приступочками для ног. Из-под седла свисало что-то вроде попонки. Немного пугало, что подо мной — нечто живое, тёплое, большое, со своим характером и своими желаниями. Надеюсь, у здешних собак не в ходу сбрасывать наездников.
Прежде чем занять место сзади меня, Лин дунул в рог, который висел у него на поясе вместе с мечом и кучей других причиндалов, и громко объявил что-то на своём языке. Я уловила слова «сегодня вечером» и название места предполагаемой ночёвки. Видимо, Лин давал подчинённым ЦУ.
Парни ответили слаженным хором: «Ха-а». Похоже, это слово обозначало здесь что-то вроде «будет сделано» или «есть, сэр!».
Мне стало любопытно, почему все слушают Лина. Он явно не был среди этих парней самым старшим, но к нему относились с почтением, его приказы тут же исполнялись, да и сам Лин вёл себя так, словно привык к беспрекословному подчинению.
Впрочем, спросить я не успела. Лин сел сзади, крикнул:
— Эхе-ей! — и чёрная громада под нами задвигалась, вставая.
Качнуло назад, вперёд, а потом, когда собака ринулась вниз по ущелью, затрясло так мощно, что я изо всех сил вцепилась в седло, опасаясь вверх тормашками улететь в снег.
Лин издал смешок, притягивая меня к себе. Сам подался вперёд, зажимая меня между холкой пса и своим телом. Так трясло куда меньше, и я облегчённо вздохнула. Вот это аттракцион. Почище американских горок.
Снежная равнина, утыканная елями, стелилась по обеим сторонам. Мы стремглав неслись вниз с горы, на которой стояла башня. Иногда нашего пса обгоняли другие, «ястребы» периодически свистели. Этот лихой разбойничий свист заставлял меня вжимать голову в плечи, не зная, чего ожидать: то ли нападения на нас, то ли, наоборот, что мы нападём и станем грабить караваны. Но, похоже, свист был не сигналом, а просто способом показать молодеческую удаль, потому что Лин вдруг привстал сзади меня и тоже оглушительно свистнул — а когда я двинула его локтем под рёбра, лишь довольно рассмеялся.
Мы скакали на собаках несколько часов, пока у меня не стал отваливаться зад. Пришлось пожаловаться Лину, и тогда сделали привал под елями у небольшой речушки. Меня, как королеву, снова закутали в меха и устроили на стволе поваленной ели. Вручили что-то вроде посоленной горбушки, и я посасывала её, пока «ястребы» расчищали место для костра, таскали хворост и воду, ловили рыбёшек в речке.
Было немного неудобно, что я не участвую в общей кутерьме, и одновременно радовало, что мне не приходится участвовать. С моими навыками полевой жизни я бы только путалась под ногами. Да и без пуховика, без перчаток, оставшихся лежать в его карманах, единственное, что оставалось — это кутаться в шкуры и смирно ждать. Мне даже не позволили ни за водой сходить, ни рыбу почистить, хотя я и попыталась жестами предложить помощь.
Минут через пятнадцать безделья я поймала себя на том, что начинаю хотеть в туалет. Улучила момент, когда никто не смотрел в мою сторону, и тихонько соскользнула в снег. Оставила шкуру на стволе, нырнула под широкие ветви елей и поспешила в лес. Удалившись на приличное расстояние, присела и выполнила задуманное.
А вот на обратном пути немного заблудилась. Вышла не совсем к стоянке, а выше по реке. Ниже, по левую руку, сновали силуэты «ястребов», ловящих на мелководье рыбу, а справа — я затаила дыхание — лился с горы сверкающий на солнце бисерный поток.
Водопад.
Я никогда в жизни не видела водопадов. Как заворожённая, глядя только вверх, я сделала несколько шагов к нему. Водопад оказался довольно высоким, метров пяти или выше. Но вода не шла бурным потоком, а сливалась тонкими струйками, этакий природный душ. Вымытая водой каверна позади усиливала это впечатление. В лучах солнца водопад казался матово-белым, и я не сразу заметила неподвижно застывшую за ним тень — только тогда, когда та шагнула вперёд, вставая под струи, и оказалась обнажённым мужчиной.
Почему-то я не удивилась, узнав Лина. Наверное, потому, что уже гадала, куда он делся. Я не видела его среди других «ястребов», хотя обычно он показывался то тут, то там, командуя и помогая.
А он, значит, решил искупаться.
Меня охватила дрожь, когда я подумала, какой температуры вода стекает оттуда, с верхушки утёса. Уж наверняка близкая к нулю, если повсюду лежит снег. А Лин стоял там, выпрямившись во весь рост, непоколебимый, как под душиком в собственной ванной.
Намокшие чёрные волосы облепили лоб. Закрытые глаза придавали Лину сходство со статуей. Я невольно окинула взглядом его тело: блестящие от воды налитые мускулы, гладкую смуглую кожу, длинные широко расставленные ноги, твёрдо упирающиеся в землю. Я впервые видела его обнажённым — целиком, не только торс — и не могла перестать глазеть. Его шрам на груди и животе, тот самый, что мы с ба лечили, обычно почти незаметный, от холода побелел и мучительно резал глаза. Мне захотелось прикоснуться к нему, провести пальцами от груди — к животу. И ниже.
Лин шагнул вперёд, выходя из воды. Нахмурился, потянулся к мечу — я только сейчас заметила, что обнажённый меч лежал рядом с ним на большом камне. Лин выпрямился, настороженно оглядывая окрестности. Капельки барабанили по его плечам и голове, создавая мерцающую радужную ауру.
— Кто здесь?
ГЛАВА 10.
Я затаилась. Неужели он заметил меня? Не может быть, я стояла тихо, как мышь, к тому же в тёмной одежде среди тёмных елей.
