Баба, с ударением на вторую «а». Его всегдашняя манера говорить. Вдруг воскресшее прошлое дыхнуло мне в лицо: каких-то пять лет назад, бабушка ещё была здорова, работала бухгалтером, мы копили на моё обучение...
Слёзы снова подкатили к горлу. Я отвернулась и с трудом протолкнула сквозь глотку слова:
— Она умерла. Давно, уже полгода прошло.
Хотела было добавить, что в этом есть и его вина — но вовремя остановилась. Ни в чём он был не виноват. Да, его внезапное исчезновение нас не то что огорошило — мы с ума сходили. Но её болезнь, обнаружившаяся спустя три года, была ни при чём. Ба первая бы выругала меня, вздумай я обвинять Линдена в её смерти. Или даже себя.
Но я всё равно обвиняла. Это сидело где-то глубоко, надрывно болело: если бы... если бы я была поумнее. Умнее, удачливее, смелее. Изворотливее. Наглее.
— Ирри… — Линден смотрел на меня так, словно хотел обнять. На миг я пожелала, чтобы он так и сделал – но сразу прогнала наваждение.
Каким бы взрослым он ни выглядел, он всё равно младше меня. Я должна быть ему примером. Нельзя расклеиваться и хлюпать носом.
— Всё хорошо, — я даже улыбнулась. – Я давно отгоревала. Она бы хотела тебя увидеть. Жаль, что…
Господи, ну вот опять подкатывает к горлу этот комок.
А Линден всё же, как будто прочёл мои мысли, сделал шаг вперёд и заключил меня в объятия.
— Всё будет хорошо, — сказал над ухом его глуховатый голос. — Теперь всё будет хорошо.
Я кивнула и зарылась лицом в его кожаную куртку. В квартире было слишком холодно, чтобы снимать верхнюю одежду.
Так странно.
Линден утешает меня. А ведь когда-то я считала себя его приёмной матерью. Ба твердила, что мне просто хочется семейного тепла, а мне на самом деле нравилось представлять, что он мой сын.
Но сейчас у меня, кажется, будут с этим проблемы… Молодого мужчину, по-свойски обнимавшего меня, очень сложно было воспринимать как сына.
— Спасибо, — я шмыгнула носом. – Это насморк, я не плачу, не думай.
Линден отстранился. В его синих глазах промелькнуло что-то похожее на насмешку. Но он не сказал ни слова, лишь молча кивнул.
И пошёл в прихожую.
— Ирри, — спустя минуту оттуда послышался его голос. — Надо... вернуть.
Вернуть? Я рысцой, с грязной мокрой тряпкой в руках, поспешила к нему.
Линден рассматривал голый косяк, то место, куда крепились петли.
— Надо вернуть это... на место, — сказал он, покрутив запястьем, как и раньше часто делал, когда не мог вспомнить слово. – Где инструменты?
— Привесить дверь? Ты сможешь? — совсем позабыв о том, что держу в руках тряпку, я прижала её к груди. Это было как божественное явление. Как будто вокруг Линдена воссиял свет и запели ангелы. Он привесит обратно дверь! Мы не будем обогревать лестничную клетку!
Мокрое пятно, начавшее расползаться по блузке, привело меня в себя.
— Сейчас, погоди, — я кинула тряпку в угол и побежала в кладовку.
Инструменты у нас были, и я даже сама могла сделать кое-что по мелочам: прикрутить дверцу шкафа, прибить полочку, починить ножку стула. Когда речь заходила о чём-то большем, мы обычно просили соседей — в то время, когда тут ещё жили нормальные люди.
Я приволокла тяжёлый ящик с инструментами. Снова смутилась, когда встала перед Линденом навытяжку, словно школьница. Он взял у меня ящик — я тащила его еле-еле, а он взял одной рукой, — поставил на тумбу и начал копаться внутри. Достал шуруповерт, стамеску, потом осмотрел петли и покачал головой.
— Будет плохо. Нужно новое, — он постучал по вырванной с мясом железной фиговине.
Снял куртку, будто перед разминкой, и повесил в стенной шкафчик.
Я невольно задержалась взглядом на его кофте — тоже необычной, непривычно яркой, как будто в национальных узорах. Они напоминали одновременно русские цветастые шали и цыганские юбки.
Украдкой я рассматривала Лина. Поразительно, как можно так измениться за каких-то четыре года. Не только рост и фигура – изменилось и его лицо. Тогда, раньше, он, хоть и вёл себя порой не по возрасту рассудительно, был ребёнком: большие глаза, вихры на затылке, тонкие руки и ноги. Сейчас даже форма лица поменялась: твёрдый упрямый подбородок, прямой нос, широкие чёрные брови. И крепкая шея в вороте кофты, ямочка между ключицами, два шнурка, устремившихся вниз, зовущих взгляд нырнуть глубже, представить тело, скрытое под одеждой.
Жар опалил лицо.
Чтобы избавиться от странного чувства смущения, я спросила:
— Где ты пропадал всё это время? Почему не звонил? Не сообщал о себе? Мы думали... что мы только ни передумали!
Я не хотела, чтобы это прозвучало упрёком — но именно так оно и прозвучало. Линден, уже присевший рядом с дверью на корточки, вскинул голову и посмотрел на меня:
— Я говорил, что уйду. Ты забыла?
С полминуты я только смотрела на него негодующим взглядом. Глупости какие-то, никогда он такого не говорил, да и куда ему идти, зачем — от нас?
А потом вспомнила.
Он ведь и правда твердил, что дождётся лета и уйдёт. Что должен. Я не слушала, думала, что это какая-то его блажь. Что он считает, будто стесняет нас, и лишь поэтому пытается освободить нас от себя.
Мы пытались его разубедить, а потом я попросту запретила ему заикаться о том, чтобы куда-то идти. И в последние месяцы перед исчезновением Линден действительно перестал говорить об этом. Только в его взгляде я иногда замечала смутное, тяжёлое сожаление.
А потом он на самом деле ушёл.
Если посчитать, он прожил с нами даже дольше, чем обещал. Я нашла его поздней осенью, избитого, раненого, полумёртвого от холода, и он провёл у нас всю зиму, лето и кусочек следующей осени. Сколько ему сейчас? Мне двадцать три, значит, ему уже должно было исполниться девятнадцать.
— Мог хотя бы оставить записку, — с лёгким упрёком пробормотала я. — Ладно я, но бабушка как волновалась...
Линден окинул меня быстрым взглядом, но ничего не сказал. Отвернулся.
Затаив дыхание, я следила, как он сноровисто работал шуруповертом. Это было какое-то чудо, где он этому научился?
И тут снизу послышались грубоватые мужские голоса. Я сперва по привычке напряглась, потом сообразила: приехала аварийка.
ГЛАВА 3.
Через полчаса, когда сантехники уехали, заменив лопнувшую трубу, я присела на кровать в большой комнате и окинула помещение внимательным взглядом.
Зрелище, конечно, ужасное. Ламинат вспух местами, хлюпал, когда на него наступали, пострадала мебель, стены внизу, плинтусы. Ремонт... одно это слово вызывало во мне панику. Какой ремонт, когда я экономлю на еде?
