Лин обернулся. Лицо его было совершенно невозмутимо, чёрная бровь иронически вздёрнута.
— Я тебя настолько старше... — первый аргумент, который пришёл на ум. — Это неправильно...
— Не пори чушь, — спокойно ответил он.
— Это не чушь! Ты вообще понимаешь, что говоришь? Меня тут у вас затравят. Тебе нужна другая. Которая разбирается в ваших правилах и обычаях. У меня нет статуса...
Тщетно. Как о стенку горох. Синие глаза горят упрямым огнём. Для себя он уже всё решил. Чужое мнение во внимание не принимается.
— Мне нужна ты, — подтвердил Лин мои мысли. — У тебя будет статус моей жены.
Я покачала головой, отводя взгляд:
— Я тебя не понимаю. Это всё слишком внезапно...
— Внезапно? — Лин вдруг подошёл ко мне, и я, испугавшись, шагнула назад. Шаг, ещё шаг — и я оказалась припёрта к стене, прижата к ней горячим телом Лина. — Для тебя — может быть.
Его руки легли на корсаж. Быстро, умело пробежались, расстёгивая крючки и пуговички.
А ведь Лину уже приходилось снимать с женщин такие платья. Эта мысль меня царапнула. Я вцепилась в его запястья, пытаясь остановить. Куда там, руки как железные.
Горячие губы коснулись моей шеи. Я подавила вскрик, по коже словно огненная волна прошла — и приятно, и пугает собственная реакция. Господи, а ведь Лин всего лишь целует меня в шею. Даже не в губы. Всего лишь лёгкое, на грани невинности, прикосновение, а я уже дрожу от незнакомого порочного предвкушения, и мысли путаются от запаха Лина, от тепла его тела и исступлённой жёсткости губ.
Пальцы Лина раскрыли мой корсаж полностью. Лёгкий, тонкий, как паутинка, сатин сорочки ничуть не защищал от прикосновений, но в следующий миг Лин просто разорвал её на мне. Его руки накрыли мою грудь, коснулись сосков, заставляя меня невольно выгнуться, затрепетать, как струна, с трудом подавляя стон.
Я из последних сил вскрикнула:
— Лин, хватит! — а потом из глубины души вырвалось: — Зачем тебе это? Ты даже не сказал, что ты любишь меня.
Его движения, остервенелые поцелуи остановились. Лин прошептал мне в шею низким, пускающим мурашки по коже голосом:
— Тебе нужно сказать об этом? Без слов ты не понимаешь? Хотя о чём я, это же ты. Ты никогда ничего не замечаешь.
— Не злись... — я хотела, чтобы он перестал. Чтобы не говорил таким голосом и такие слова, чтобы не сводил меня с ума поцелуями. Чтобы перестал касаться, потому что моё тело отвечало на каждое прикосновение. Сама его злость, вернее, то пламя, которое она порождала, обращало в пламя и мою кровь.
Лин словно не слышал. Прижимая меня к стене, распахнув корсаж полностью, оголив плечи, так, что рукава спеленали мне руки, он шептал горячечным больным шёпотом:
— Я не хочу больше ждать. Ты моя, Ирри, и ты будешь моей женой, пусть даже тебе это не нравится.
Его пальцы терзали мою грудь, ласково и настойчиво, а губы оставляли на коже почти болезненные острые поцелуи. Я дрожала, щёки горели, обнажённая кожа покрылась мурашками. Мучительно хотелось большего: почувствовать его губы на груди и на собственных губах, пальцы — там, внизу... а может быть, и не только пальцы.
Перед внутренним взором появилось лицо Хайдена. Пламенный знак, постепенно тающий в воздухе. Слова: «если вы допустите до себя мужчину... вы не станете чародейкой».
Нельзя... нельзя поддаваться, нельзя проигрывать самой себе. Я не могу быть Лину хорошей женой. Ему нужна не я.
— Скажи, что ты не хочешь меня, — Лин отпустил меня, чтобы тут же положить руки на стену по обе стороны от моего лица, нависая надо мной, заключая в клетку своего тела. Он тяжело дышал, тёмные обжигающие глаза сверкали. — Скажи, и я тебя отпущу.
Он был уверен, что я не скажу этого. Ещё бы, ведь на самом деле моё тело давало ему ясный ответ. Но тело — не разум, а он твердил другое.
— Не хочу! — я оттолкнула его.
— Не верю, — Лин поймал мои руки, сжал запястья, снова припечатал меня к стене. — Не ври мне.
— Не хочу, — упрямо повторила я, отворачиваясь, избегая его горячего сумасшедшего взгляда. — Я хочу стать чародейкой! Я не хочу, чтобы мой дар запечатывали! Я в кои-то веки чего-то могу! Чего-то стою! Сама по себе, а не как придаток к тебе! Я не хочу терять эту возможность ради секса с тобой!
Лин выслушал эту тираду молча. Отпустил меня и качнулся на шаг назад — по-прежнему грозный, жаркий и пугающий. Его взгляд буравил меня, а грудь ходила ходуном.
Я запахнула корсаж. Прижала тканью обрывки сорочки, чтобы не слишком сильно торчали. Опустила голову. Под тяжестью Линового взгляда меня словно клонило книзу, плечи сами сгибались.
— Чародеям запрещено вступать в брак, ты знаешь? — резко спросил Лин.
Я кивнула, не поднимая глаз.
— Ты поэтому хочешь учиться? Чтобы не выходить за меня? Я настолько тебе противен?
Замотала головой:
— Не противен. Просто... это безумие. Мы слишком разные. Я тебя на четыре года старше. Я из другого мира, не привыкла ни к чему этому. Я понимаю, что ты, наверное, должен уже жениться. Нужен наследник, всё такое...
Лин втянул воздух в лёгкие так шумно, как будто ему было трудно дышать. Как будто превозмогал боль в груди. Но он молчал, не перебивал меня, слушал.
Мне самой было больно. Невозможно представить рядом с ним другую, его детей от другой. Но если сейчас уступить, если забыть обо всём и просто любить его, я обязательно пожалею. Попросту не приживусь тут.
А если я буду чародейкой...
Буду с ним рядом, буду помогать ему. И, может быть, тогда, когда мы оба станем взрослее, тогда между нами появятся настоящие, взрослые чувства. Не только это безумное дикое влечение, но и что-то большее. Что-то основанное на продуманном решении, а не продиктованное инстинктами или банальным «так надо».
Лин отступил ещё на шаг. Сказал непроницаемым и закрытым голосом, без следа тех чувств, которые только что сжигали нас обоих:
— Я тебя понял.
Повернулся, не удостоив меня больше ни единым взглядом, и ушёл. Я проводила глазами его прямую фигуру, пока она не исчезла за портьерой, загораживающей дверь в другую комнату. И тогда, придерживая корсаж — дрожащими пальцами я бы не смогла застегнуть все эти мелкие крючки и пуговицы, — вернулась к себе.
Слава богу, Элле не ждала меня, и никто не помешал хорошенько выплакаться.
ГЛАВА 20.
Утро началось поздно. Мой телефон давно сел, будильников в этом мире ещё, кажется, не придумали, так что обычно я просыпалась когда бог на душу положит. Сегодня, после бессонной ночи, наполненной сожалениями и размышлениями, бог положил на душу ближе к обеду.
Завтрак просить было поздно, я отправилась в купальню — в замке были отличные купальни, в которых по хитрой системе труб подавалась горячая вода прямо из источников под замком. Подозреваю, здесь тоже поработали умелые руки (и голова) Хайдена, слишком всё походило на привычную мне сантехническую структуру.