— Ваша милость! — вскричала она. — Простите! Я не хотела!
Элле?.. Я зажмурилась. Это не могла быть она. Зачем?
— Это ты подсыпала яд её милости? — холодно спросил Лин.
Элле только рыдала и раскачивалась из стороны в сторону. Пальцы побелели от силы, с которой она вцепилась в свои колени.
— Простите... простите... я не хотела...
— Ясно, — Лин отвёл от неё взгляд, словно вмиг потерял интерес. — За покушение за её милость наказание смерть. Тебя повесят послезавтра на рассвете. Уведите её.
Повесят?! О господи!
Рыдания усилились, но Элле не пыталась ни оправдываться, ни сопротивляться, когда массивные воины подняли её под руки.
— Лин, нет! — вскричала я. — Мы же ничего не выяснили, Элле не хотела это делать, её заставили! Это же видно!
Ничего не отвечая, Лин кивнул Хайдену и направился к выходу.
— Лин!
Он обернулся на пороге.
Я застыла под его взглядом. Пальцы комкали одеяло.
Мой Лин не может так поступить. Так просто взять и приказать повесить человека.
Глядя на меня спокойными синими глазами, Лин сообщил:
— Не волнуйся. Я пришлю тебе другую служанку, — и дверь тихо закрылась.
***
Слово «подземелье» всегда ассоциировалось у меня с промозглым холодом и влажностью, а ещё со звоном кандалов и крысиным попискиваньем. Здесь, в тюремных казематах замка, всё было не так: сухо, светло, тепло и тихо. Но, невзирая на всё это, я бы никогда не сказала, что уютно.
Новая служанка, суровая женщина в летах, спускаться вниз демонстративно отказалась («как можно! девушке в такое место!»), так что сейчас следом за молчаливым стариком с лицом, изрезанным шрамами, я шла в одиночестве.
С этой новой служанкой, которую прислали мне вчера днём, сразу после того, как увели Элле, у меня сразу не заладилось. Я ей тоже не понравилась, это было видно по презрительно поджатым губам, по взгляду, которым она упорно старалась со мной не встречаться.
Конечно, я могла бы попросить у Лина замену, но всё ещё не теряла надежды вернуть Элле. Да и разговаривать с Лином не хотела. После вчерашнего у меня было ощущение, что он как будто мстит мне за отказ стать его женой. Наверняка, это было не так, но я не понимала его мотивы, его нежелание расспросить Элле как следует, пойти мне навстречу.
А с сегодняшнего дня Лин велел мне завтракать, обедать и ужинать в его покоях. Поначалу я взволновалась, потом, когда увидела в столовой Хайдена, Варрена и его одного парня из «ястребов», расслабилась. Обед (завтрак я пропустила по рекомендации целителя) прошёл довольно мирно, зато я снова увидела незнакомую сторону Лина. Лина — правителя.
Я улавливала дай бог пятую часть их беседы — не потому, что плохо понимала язык, а потому, что мне ничего не говорили имена и названия, которыми они сыпали, — но меня поразило, как быстро и по-деловому Лин решал все вопросы.
Для присутствующих это была явно привычная схема: проблема — обсуждение — решение. Лин выслушивал все мнения, но решение выносил единолично. Это меня и впечатлило, и напугало. Вряд ли Лин запросто пойдёт мне навстречу в вопросе об Элле. Нужно что-то большее, чем просьба, чтобы заставить его изменить решение.
Собственно, именно эта мысль привела меня сегодня в подземелье.
В остальном всё оставалось как всегда. Хоть Лин и настоял на том, чтобы я ела за его столом, он по-прежнему не заговаривал со мной и почти не смотрел в мою сторону. Парень из «ястребов», копируя поведение, тоже старался не встречаться со мной взглядом. Только благодаря Хайдену, который вёл себя как всегда, и Варрену, украдкой мне подмигнувшему, я чувствовала себя более-менее в своей тарелке.
Шедший впереди старик остановился. Обернулся и вытянул сухощавую руку влево:
— Вот, ваша милость. Её камера здесь.
Тяжёлое бряцанье железных ключей, длинный тоскливый скрип двери заставили меня вздрогнуть. По коже прошёл мороз. Я шагнула внутрь, в полутёмную камеру, и поёжилась уже от неиллюзорного мороза. Температура здесь была раза в два ниже, чем в коридоре.
Элле забилась в уголок на койке, накрывшись одеялом. Увидев меня, сбросила одеяло и соскочила с койки, снова упала перед мной на колени:
— Ваша милость!
— Встань, Элле.
Она только замотала головой. Аккуратно подобранные обычно чёрные косы расплелись и беспорядочным облаком накрывали её плечи. И Элле, кажется, снова плакала.
— Встань, — повторила я, присаживаясь на койку.
Холодно, но лучшего места для разговоров не найдёшь. Не идти же в допросную или пыточную, как мне сходу предложил старик-смотритель.
Сам он, оставив дверь нараспашку, стоял в коридоре, ненавязчиво наблюдая за нами. Рука на рукояти меча, другая рука лежит на амулете, подозреваю, сигнальном.
Правильно: мало ли, я передам заключённой оружие или вместе с ней попытаюсь напасть.
Интересно, смогли бы эти предостережения остановить, скажем, Хайдена? Что-то мне подсказывало, что нет.
Впрочем, я пришла просто поговорить.
— Элле, садись, — подражая Лину, я добавила в голос непререкаемости.
Помогло, Элле вздрогнула и осторожно примостилась на самом краешке койки.
— Простите меня, ваша милость, — прошептала на грани слышимости.
Она отводила взгляд и выглядела абсолютно несчастной.
— Элле, ты... это правда сделала ты?
Она кивнула. Быстро протёрла выступившие слёзы.
— Я очень рада, что господин чародей решил пойти вместе со мной, — заговорила она сбивчивым шёпотом. — Я бы всю жизнь... всегда бы помнила... — покачала головой, — я бы сама не смогла жить потом.
— Тогда зачем ты это сделала? — осторожно спросила я.
Элле закрыла лицо руками и ничего не ответила.
— Простите... — сказала она после долгого молчания. — Я провинилась. Я заслужила наказание.
— Я сделала тебе что-то плохое?
— Нет, ваша милость! Нет!
— Тогда в чём дело?
Если так смотреть, ситуация была дикая. Элле пыталась меня убить, а я её упрашиваю и ищу ей оправдания. Но до вчерашнего происшествия она ни разу не проявила ко мне неприязни, вовсе напротив. И мне не нравилось, что она искренне сокрушалась.
— Элле, я хочу тебе помочь. И хочу поговорить с Лином о тебе, но для этого мне нужно знать, что произошло.
— Ваша милость... — Элле издала сдавленный стон. — Я не могу...
— Почему? Ты боишься? Тебе угрожают?
Она мотала головой, не смотря на меня. Её тоненькие, в одной серой рубахе плечи дрожали. Не выдержав, я накинула на неё одеяло. Элле схватилась за край и подняла на меня наполненные слезами синие глаза.
