Магия по-прежнему не повиновалась мне — вероятно, потому, что кандалы с моих щиколоток так и не сняли. Ледяной камень уже почти перестал жечь спину. Кажется, моё тело сравнялось с ним по температуре. Я откинула голову и попыталась, как могла, расслабиться в верёвках.
Странно, но после того, как Румен ушёл, возбуждение не схлынуло, а наоборот, накатывало волнами, заставляя меня сжиматься от неясного желания. Всё внизу горело от прилившей крови, мне стало жарко, на коже даже выступил пот.
Неужели... воздействие самого алтаря? Может быть, Румен как раз поэтому и ушёл — чтобы довести меня до такого состояния, что я буду умолять о том, чтобы меня взяли. Боже, как унизительно...
Камень подо мной вздрогнул и затрясся, огоньки свечей затрепетали. На миг я забыла о вожделении. Что происходит? Землетрясение?
Невидимые в темноте балки потолка громко скрипели, посыпалась труха. Я съёжилась, насколько это было возможно. Господи, что если всё это рухнет и погребёт меня под собой? Что случилось там, наверху? Магия Румена? Настолько сильная?
Как я ни пыталась, уловить отголоски магии не могла. Сознание снова поплыло, перед внутренним взором встало лицо Лина. Как хочется ещё раз увидеть его перед смертью — или перед чем-то, что хуже смерти.
На какое-то время я забылась, сгорая в фантазиях, где меня брали то спереди, то сзади, ласкали много мужчин одновременно, и почему-то все они были — Лин. Я слышала тихие хриплые стоны, и, приходя в себя, понимала, что это мои собственные стоны. Возбуждение сжигало меня, безумный набат внутри всё разрастался, и прикосновение верёвки казалось изысканной лаской, грозящей довести до пика.
Зловещий скрежет открываемой двери заставил меня вздрогнуть. Я напряглась в верёвках, попыталась приподнять голову. Терзали попеременно и ужас, и надежда. Пусть даже это возвращается Румен, я уже готова была на всё, если это подарит мне облегчение. И в то же время презрение к самой себе усилилось: что же я за жалкая беспомощная дурёха, не в силах противостоять.
Я не видела, кто вошёл, на фоне дверного проёма мелькнула лишь тёмная фигура. Зато хорошо слышала шаги — медленные и неуверенные, со странным клацаньем, как будто вошедший цеплялся за пол металлическими набойками на обуви.
Я задержала дыхание. Кто там? Это ведь не Румен — но кто тогда? Кого спустили на меня в этом тёмном подземелье — и зачем?
ГЛАВА 33.
Может, я бы сошла с ума от ужаса, но тут вошедший наконец появился в круге света — и я обомлела, узнав Лина.
Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Этого не может быть. Это видение. Лин не может идти ко мне, покачиваясь, в одной повязке на бёдрах, весь в гари и пепле.
— Лин!.. — я дёрнулась в путах. — Почему ты вернулся!.. Уходи, пожалуйста! Скоро здесь будет Румен, и тогда...
Я не договорила. Лицо и тело Лина покрывала чешуя, а глаза горели звериным разумом. Всё напрасно, он в частичной трансформации. Вот почему слышалось клацанье: этот звук издавали мешающие идти драконьи когти.
Дракон вышел на первый план. Поэтому он и вернулся — искать свою самку. Видимо, зверь не понял, что я уже должна была быть в Аэлине. Или... почувствовал меня здесь?
Лин склонился надо мной. Он тяжело дышал, острые зубы были оскалены. Втянул воздух ноздрями, низко заурчал. Лизнул моё лицо, шею, опустил лицо ниже, будто принюхиваясь, ища чужой запах. Снова зарычал, уже грознее.
Не нравится рубаха, которую до меня носила другая женщина — а может быть, и не одна? Или же он чует Румена? Что если Лин решит, что я изменила ему? Убьёт?
На миг страх похолодил внутренности. Тут же исчез. Не знаю почему, но я была уверена, что даже не владея собой Лин не причинит мне вреда — намеренно, конечно.
— Лин... пожалуйста, уходи... обращайся снова в дракона, лети в Аэлин.
Он не слушал. Мотнул головой, как будто отгонял назойливую муху. Зацепил когтем ворот рубахи и рванул. Уткнулся лицом в обнажившийся живот. Я чувствовала движения его горячего языка во впадинке пупка — щекотно и возбуждающе.
Чёртов алтарь, чтобы он был проклят, улавливал мои ощущения и множил их в тысячу раз. Не отдавая себе отчёта, я выгнулась навстречу Лину.
Нельзя... если мы сейчас... Румен вернётся, и мы оба погибнем.
Лин провёл языком дорожку ниже. Осторожно, словно спрашивая разрешения, дотронулся самым кончиком до затвердевшего, напряжённого клитора. Я ахнула, задрожала от хлынувшей по телу волны. К языку присоединились пальцы, и ласка стала смелее. Не выдержав, я испустила долгий стон — о-о-о, как же хорошо. Дёрнулась было свести бёдра от невыносимости наслаждения, но не смогла. Зато натяжение верёвки усилило ток крови, добавляя пульсации огненного жара.
Горячее дыхание, жалящие прикосновения, собственная беспомощность сводили с ума. Я дрожала, рвалась, обезумевшим от желания голосом что-то кричала — и раз за разом достигала высшей точки блаженства. Наконец Лин поднял голову, и я распростёрлась на алтаре, тяжело дыша.
Господи... это как казнь на электрическом стуле — только в тысячу раз пронзительнее... и приятнее.
Сознание давно заволокла дымка вожделения, я тонула и плавилась в огне, и только одно имело значение: скорее познать этого мужчину, слиться с ним воедино. Все земные запреты, все разумные соображения были позабыты.
Передо мной был мой любимый, мой муж, мой владыка — и я хотела ощутить его в себе. Недвусмысленно двинула бёдрами — но он только снова склонился ко мне и стал жадно целовать в шею. Сгорая от желания, я извивалась в верёвках, прерывистым голосом умоляла его войти, а Лин всё медлил, лаская меня губами и пальцами, изучая каждый сантиметр моего тела, продлевая пытку наслаждением.
И только потом наконец, не отводя безумного тёмного взгляда от моих глаз, накрывая меня своим телом, вошёл. Я широко распахнула глаза, чувствуя, как он заполняет меня, продвигается внутри, приспосабливая под себя. Лин на миг замер, словно наслаждался яростной пульсацией мышц. Потом коротко выдохнул у моего уха, заставляя тысячи мурашек помчаться по коже. Его руки двинулись вверх, нашли привязанные над головой мои, наши пальцы сплелись.
Лин двигался во мне, прерывисто, тяжело дыша. Накрыл поцелуем мои губы, запирая готовый пролиться стон. Пугающий жар растекался по телу, танцевал на груди, торчащие соски тёрлись о кожу Лина. Его движения во мне постепенно набирали амплитуду, короткие, злые, почти болезненные поцелуи лишали разума.
Меня словно качало на волнах, с каждым разом вознося всё выше и выше. Запах Лина, родной, как никогда сильный, почти животный, мускусный, будоражил изнутри, гнал по жилам первобытный зов. Я требовала его всем своим телом, своим существом. И он, повинуясь моему зову, с рычанием вбивался в меня, остервенело кусая и зализывая кожу, раня меня когтями. Эта лёгкая боль делала наслаждение ещё острее, ещё невыносимее.
Он не выдержал первым и с хриплым стоном излился внутри меня. Почти сразу и я судорожно забилась в хватке верёвок, не в состоянии свести ноги, а потом медленно расслабилась. Тяжёлое тело Лина накрыло меня.
