Внезапно Летиция открыла глаза. Несколько минут она молчала. Я тоже не знала, что сказать, и чуть сильнее прежнего сжимала ее кисть. Наконец я решилась и почти шепотом, словно кто-то в комнате продолжал спать, спросила, не принести ли чего-нибудь попить.
— Да, виски, с большим удовольствием.
Я рассмеялась.
— Бутылка — на книжном шкафу, — оборвала Летиция мой смех, — если ты не принесешь, я схожу сама.
Я сглотнула. Пузырек радости, который надулся во мне, когда я услышала то, что приняла за шутку, лопнул, оставив во рту отвратительный привкус сырого мяса.
В деликатных ситуациях я склонна к компромиссам, а потому предложила Летиции сперва выпить чаю с легкой закуской, а потом уже подумать о виски.
— Кайфоломша ты, — бросила Летиция, глянув на меня без особой симпатии, и сделала вид, что собирается встать.
— Ладно-ладно, виски так виски, — я вскочила с постели. — Виски для дамы! Прекрасный выбор!
Готовая к компромиссу, я оказалась у книжного шкафа, на котором и вправду обнаружила початую бутылку крепкого напитка. Я взяла бутылку и, продолжая верить в то, что компромисс должен быть обоюдным, по коридору направилась в кухню, где рассчитывала найти разносолы, которые позволят составить трапезу, достойную моей поправляющейся королевы. Я хотела поставить бутылку виски в середину подноса и вернуться в спальню с гордым скорбным видом, подобно секунданту дуэли, вынужденному отдать пистолеты уже готовым порвать друг друга на части противникам. Что касается продолжения дискуссии о крепких напитках, я знала, что могу полагаться лишь на свое красноречие и умение убеждать, которое, однако, не всегда срабатывало. На кухне громоздились пустые коробки из-под пиццы и прочего фастфуда. Судя по спертому воздуху, не проветривали здесь давно. Я несколько раз споткнулась, прежде чем заметила на кафельном полу банки из-под лимонада — некоторые были еще не допиты. Зрелище бытовой катастрофы поглотило меня целиком, и я не услышала, как вслед за мной на кухню явился сын Летиции. Не дожидаясь, пока я поверну голову, он в спину спросил меня, какого черта я тут шарю, буквально такими словами.
Я повернулась столь стремительно, что слегка обескуражила парня, и попросила напомнить мне его имя.
— Бастьен, — ответил он, проглотив половину слогов, то есть один из двух.
— Очень хорошо, Бастьен, — сказала я, приблизившись к мальчику вплотную, что заставило его сделать несколько шагов назад, — сейчас я тебе объясню, почему я тут шарю, и лучше тебе пошире открыть уши, потому что я собираюсь заняться тем, чем должен заниматься ты, а именно уборкой. Ты посмотри, какой свинарник! Кола пролита прямо на обивку стула! А какая вонь! — Я направилась к мусорному ведру, вынула переполненный пакет и вручила Бастьену. — Кстати, сколько тебе лет?
— Семнадцать, — ответил он, выпустив из рук пакет.
— Семнадцать, — продолжала я, снова всучив парню пакет, — очень хорошо, Бастьен, дорогой. Как ты думаешь, что должен делать семнадцатилетний мальчик, если мама болеет? Прибираться на кухне, не сорить, готовить еду из нормальных свежих продуктов, а не заказывать всякую дрянь. Ты хоть спортом занимаешься? Взгляни на себя! — Я открыла холодильник и наклонилась, чтобы оценить ситуацию. — Вот, возьми немного денег на еду. — Я порылась в кармане джинсов и протянула купюры… в пустоту.
Мальчик пропал. Лишь перевернутый мусорный пакет подтверждал, что несколькими секундами ранее здесь стоял человек.
Мне стало невыносимо тоскливо, и я возмутилась. Но кто виноват? Да и в чем? Я надела резиновые перчатки и принялась тереть и скрести, словно изгоняла грязь из собственной жизни, затем вскипятила воду, сделала тосты, намазала на них паршивый джем, единственный имевшийся в запасе (я проверила все шкафчики), и соорудила поднос из коробки для пиццы: не то чтобы я терялась в изобилии кухонных принадлежностей…
Когда я возвратилась в комнату, Летиция все еще лежала. Одеяло она натянула до подбородка и, чуть прикрыв глаза, ухмылялась.
— Ты приготовила мне утиную грудку в апельсиновом соусе?
— Почти.
— А виски?
— Поднос не выдерживает, — ответила я, демонстрируя подруге коробку из-под пиццы.
— Ай-ай-ай, как нехорошо! — Летиция приспустила одеяло и села в кровати, опершись спиной о подушки.
— У тебя на кухне был полный кошмар.
— Вне всяких сомнений.
— Твой семнадцатилетний сын что — совсем безрукий?
— Напротив, у него руки и пальчики арфиста!
— Ты надо мной издеваешься?
— Вовсе нет. Очень мило с твоей стороны прибраться на кухне. Ты хорошая заботливая подруга.
— Я все помыла. Бастьен играет на арфе?
— Да. Он занимается этим профессионально. Я не говорила?
— Никогда. Ты не шутишь?
— Конечно, нет. Он начал, когда ему было шесть. Представь себе: вместо футбола твой шестилетний сын просит записать его на уроки игры на арфе. Между прочим, не так-то легко найти приличное место. Я водила ребенка в школу, куда записывались одни только девчонки с косичками и лентами, ждала, пока у него это пройдет. Но не прошло. Мало-помалу девчонки с косичками отсеялись, а мой Бастьен до сих пор играет. Он брал уроки регулярно и подолгу. Много лет подряд у него была учительница Мона, красивейшая женщина. Я думала, что он не бросает играть из-за нее, и, наверное, она тоже порой так думала, но время шло, и в конце концов я убедилась: дело не в красоте, а в инструменте. Бастьен очень рано поступил в консерваторию, кстати.
— С ума сойти! — вырвалось у меня.
— Да, такая у Бастьена история.
— А что еще, помимо арфы?
— Что еще?
— Ну, чем он еще занимается?
— Ничем.
— Ясно. Теперь понятно, почему, придя в кухню, где воняет, увидев переполненное мусорное ведро и вступив в лужу кока-колы, он и ухом не ведет.
— Ну да, его интересует лишь инструмент.
— Это бог знает что такое.
— Думаю, он воспринимает мир не так, как мы.
— Вздор!
— Несколько лет подряд я беспокоилась, расстраивалась из-за того, что он оторван от всего, занят лишь музыкой, но теперь смирилась.
— Естественно, человек привыкает даже к худшему, — беспощадно заметила я, помешивая приготовленный для Летиции кофе с молоком и сахаром.
— По крайней мере, у моего сына есть страсть, ради которой он отказывается от всего остального, в отличие от большинства из нас, влачащих жалкое тоскливое существование. Моего сына будто ведет за собой какая-то волшебная нить. Знаешь, его уже приглашают выступать за границей.
— Прости, но мне кажется, можно одновременно иметь страсть, быть превосходным музыкантом, даже избранным, и уделять время больной матери, заботиться о ней время от времени, или ты считаешь такие вещи несовместными? — Я протянула Летиции чашку, которую она оттолкнула.
