Доктор Каппель предложил мне присесть. Затем он выдвинул ящик, достал папку, раскрыл ее так, что одна сторона обложки оказалась на столе, а другая — на плаще, и принялся что-то изучать, одновременно выясняя, как меня зовут. «Луиза Кац», — ответила я, выдумав имя с изумительной скоростью.
Профессор Каппель все еще изучал медицинское досье. Мне пришло на ум, что раз уж на меня не смотрят, можно попробовать протестировать на докторе и другие имена, но сдержалась. Спустя несколько томительных секунд или минут врач поднял на меня глаза.
— Замечательно, госпожа Кац, новости по поводу вашего брата не очень хорошие.
— Вы про Алексиса Берга?
Вопрос стремительно слетел с моих губ, словно, повинная во лжи, я немедленно должна была за это заплатить, выслушав кошмарные новости о госпитализированном Каце.
— У вас есть другие братья в этой больнице?
— Насколько мне известно, нет, — резко ответила я.
— Мы делаем для господина Берга все что можем, уверяю вас.
— Спасибо.
— У него многочисленные переломы, раны, внутренние гематомы. Ваш брат в коме.
Доктор пролистал несколько страниц досье, на одной остановился.
— Не стоит спрашивать меня, в каком он будет состоянии, когда выйдет из комы, я не знаю. Обычно членов семьи интересует именно это, к сожалению.
— Ну тогда, будьте добры, расскажите мне все то, что членов семьи обычно не интересует.
Доктор Каппель наконец улыбнулся, и я решила, что он, пожалуй, красив, хотя, если вдуматься, меня скорее тронуло его оживившееся лицо, чем сама улыбка.
— Фаза собственно комы может длиться от нескольких часов до нескольких недель, не больше.
— Понятно. Значит, все не так страшно, и Алексис придет в себя.
— Боюсь, вы не совсем верно оцениваете ситуацию, мадам Кац, но я здесь, чтобы прояснить дело. Видите ли, мы называем комой состояние, при котором пациент находится без сознания и не реагирует ни на какую стимуляцию. Подобная ситуация, как я уже сказал, в худшем случае может длиться несколько недель, но не дольше.
— Именно так вы и сказали, я думаю, это хорошая новость.
Доктор посмотрел на меня так, как люди смотрят на домашних животных, от которых не стоит ждать понимания.
— После комы события могут развиваться по-разному, и мы поговорим об этом, когда придет время.
— Можете хоть намекнуть, о чем вы?
Врач снова обратился к досье, и мне показалось, что он искал там кислород, а не информацию.
— После того как пациент выйдет из комы, могут восстановиться все функции или часть функций организма.
— Отлично! — воскликнула я.
— Но мы также можем констатировать смерть мозга.
— А. И что тогда?
— Тогда, мадам Кац, мы считаем пациента мертвым.
Машинально и довольно резко я прижала правую ладонь к губам.
Доктор Каппель, наверное, меня пожалел, потому что поспешил добавить, что между очень хорошей и очень плохой новостью есть целый ряд промежуточных этапов, например, пациент может прийти в себя и время от времени открывать глаза, воспринимать окружающий мир, но оставаться парализованным. В подобном случае возникало множество вопросов, среди которых самый важный — определение степени вменяемости пациента. На этот вопрос нет внятных ответов, хотя исследований за последние десять лет появилось немало.
Я наконец убрала руку ото рта, не зная, что еще сказать.
Травматолог выглядел удовлетворенным.
— Ваш брат оставил письмо. Полагаю, полиция вам его передала?
Я глупо таращилась на врача, не в состоянии отреагировать, переваривая выстрелившие в упор слова «письмо» и «полиция».
Впервые за время разговора доктор Каппель посмотрел на меня с интересом.
— Мадам Кац?
Я не ответила.
— Ситуация сложная, это факт. Но ваш брат еще молод, жизнь на его стороне.
— Вы правда верите в то, что говорите?
В ту секунду врач показался мне одновременно удивленным и радостным.
— Возраст — решающий фактор, это доказано.
— Но я знаю, что если у человека рак, возраст не преимущество.
— В общем, да, хотя зависит от типа рака. Иногда раковые клетки действительно пользуются быстрым метаболизмом, чтобы распространиться. Но когда речь идет о множественных серьезных травмах, лучше быть молодым, чтобы поправиться.
— Вы хотите сказать, что тело Алексиса практически разрушено?
— В общем, да.
— Вы хотите сказать, что, будь он стариком, вы бы оставили его умирать?
— Мадам Кац, прошу вас! Я не говорил ничего подобного.
— Наше общество устроено так, что я не могу не задать вопрос.
Доктор занервничал. Он принялся тереть себе указательный палец на левой руке, словно тот чесался. Во всяком случае кольца на нем не было, как и ни на каком другом пальце.
— Должен вам сказать, что у пациентов, попавших в автокатастрофу или пострадавших, как ваш брат, больше шансов выкарабкаться, чем у тех, кого по-настоящему подвело здоровье.
Я подняла глаза, давая понять, что не понимаю.
— Все просто, — продолжал профессор. — Кома вследствие инфаркта или инсульта опаснее, чем вследствие внешней травмы, например, при падении с лестницы или откуда-то еще…
Я смотрела на собеседника, всем своим видом признавая, что перестала соображать, где хорошие, а где плохие новости.
Мне показалось, что доктор бросил на меня доброжелательный взгляд.
— У вашего брата, похоже, нет семьи?
— Что? — вырвалось у меня.
— Кроме вас, конечно.
— Кроме меня, — повторила я.
Врач положил досье обратно в ящик и немножко откатился назад в своем кресле на колесиках.
— Кто вы, мадам Кац?
Я не ответила.
— Вы ведь не сестра господина Берга, верно?
— Нет, я Алексису не сестра.
— Можете оставить свои координаты, чтобы мы держали вас в курсе состояния господина Берга?
— Я бы хотела его увидеть, если можно.
— В его отделении посещения запрещены.
Доктор Каппель взял плащ.
— Вне зависимости от степени родства, — прибавил он.
Врач поднялся с кресла, положил плащ на левую руку. Я почувствовала, что ради приличия доктор Каппель не станет одеваться передо мной, вспомнила, как он помог мне налить воды, хотя я не просила.
— Доктор Каппель, вы не могли бы сфотографировать Алексиса и показать мне фото?
