— Мама! Папа! — прокричал он.
За стеной вспыхнула оживленная беседа.
— Удивительно, — сказал Аллейн, — но я чертовски проголодался. Рауль говорил мне, что его папе особенно удается мясо. Как насчет филе миньон, дорогая?
— Нам позволят заплатить?
— Нет. Что означает, что нам придется прийти сюда еще раз. Но готов поспорить, мы не пожалеем.
Гвалт за стеной стал громче, и в зале появился Рауль в сопровождении величественного итальянского папы и пухленькой французской мамы, оба родителя были церемонно представлены гостям. Все были исключительно вежливы. Рики оказался в центре внимания, а на столе появилась откупоренная бутылка весьма добротного шерри. Мальчику налили гранатового сока, и собравшиеся выпили за всеобщее здоровье. Тереза скромно хихикала, стоя поодаль. Мсье Милано произнес короткую, но исчерпывающую речь о том, какой неоценимый вклад внесли мсье и мадам в спасение Терезы от ужасной участи — той, что хуже смерти, — сохранив таким образом честное имя обеих семей и сделав возможным союз, которого они всей душой желают. Кроме всего прочего, этот союз весьма полезен и с практической точки зрения. Тереза и Рауль слушали, нимало не смущаясь, с умудренным видом знатоков. Затем мсье Милано попросил извинить его и жену, добавив, что они будут счастливы подать обед в столь ранний час, но для этого им необходимо сделать небольшие приготовления, в которых Тереза, несомненно, с радостью примет участие. После чего родители Рауля удалились. Тереза пылко поцеловала жениха и последовала за ними.
— Возьмите стул, Рауль, — сказал Аллейн. — Нам надо многое обсудить.
— Мсье, — сказал Рауль, не двигаясь с места, — до сих пор ничего не было сказано о проступке, допущенном мною сегодня. Я говорю о том, что я не смог, совершенно намеренно, опознать Терезу.
— Учитывая чрезвычайность обстоятельств, я решил замять инцидент.
— Благодарю, мсье. Однако случившееся настроило меня против Терезы, ибо я оказался не способен противостоять влечению к этой девушке, несмотря на ее безрассудное поведение, и пренебрег долгом. Поэтому я говорил с ней немного резко. Впрочем, — добавил Рауль, — добившись, как вы могли заметить, благоприятного результата.
— Я заметил. Садитесь, Рауль.
Молодой человек поклонился и сел. В зале появилась хлопотливая и сияющая мадам Милано. Она положила на столике перед Рики огромную потрепанную книгу с аккуратно подклеенной обложкой.
— Когда мой сын был не больше маленького мсье, — сказала она, — эта книга доставляла ему немало радости.
— Спасибо, мадам, — поблагодарил Рики, косясь на фолиант.
Трой и Аллейн также поблагодарили хозяйку. Она сделала протестующий жест и поспешила на кухню. Рики открыл книгу. Это было сказание о героических и волшебных приключениях, иллюстрированное очаровательными цветными литографиями. Рики погрузился в глубокое молчание, что с ним случалось лишь по особым случаям. Взяв книгу, он пересел за соседний столик.
— Ты идешь, мам? — позвал он, и Трой присоединилась к нему.
Аллейн посмотрел на две темноволосые головки, склонившиеся над книгой, и на несколько секунд позабыл обо всем на свете. Он услышал, как вздохнул Рауль, отчасти одобрительно, отчасти с завистью. Аллейн взглянул на него.
— Вы счастливчик, мсье, — просто сказал Рауль.
— Наверное, — пробормотал Аллейн. — А теперь, Рауль, поговорим о наших планах. Сегодня утром — такое впечатление, что это было неделю назад, — вы выразили согласие участвовать в предприятии, которое может оказаться довольно опасным и заключается в том, чтобы нанести необъявленный визит в замок Серебряной Козы в четверг вечером.
— Я помню, мсье.
— Не передумали?
— Горю желанием, даже большим, чем прежде.
— Хорошо. Тогда слушайте. Ясно, что между обитателями замка и хозяевами фабрики существует тесная связь. Сегодня вечером комиссар проведет официальный обыск на фабрике и обнаружит документальное подтверждение их сотрудничества. А также, возможно, обнаружит некоторое количество героина. Однако пока нет уверенности, что он найдет прямые и достаточно веские улики, чтобы санкционировать арест мсье Оберона и доктора Баради с сообщниками. Посему было бы весьма желательно арестовать их по какому-нибудь другому обвинению и держать взаперти, пока ведется расследование.
— Не сомневаюсь, мсье, что их прегрешения не ограничиваются контрабандой наркотиков.
— Согласен.
— Они на все способны.
— И активно пользуются своими способностями! Полагаю, — заявил Аллейн, — среди них есть даже убийца.
Рауль прищурился. Руки он держал на столе, его пальцы с въевшимися масляными пятнами сжались и снова разжались.
— Мсье высказывается с большой убежденностью, — осторожно произнес Рауль.
— Приходится, — сухо отозвался Аллейн, — если учесть, что я видел преступление.
— Видели?..
— Через окно вагона. — И Аллейн рассказал о ночном происшествии в поезде.
— Невероятно, — прокомментировал Рауль, подводя итог услышанному. — А кто убийца, мсье?
— Трудно сказать. Мне показалось, что я видел мужчину или женщину в белом халате с капюшоном. Правая рука, державшая орудие преступления, была поднята. Лицо было невозможно разглядеть, хотя где-то сбоку горела мощная лампа. Орудием, по всей видимости, был нож.
— Это животное часто появляется в белом халате, — сказал Рауль, более не удостаивавший мистера Оберона иным наименованием.
— Верно.
— А жертвой была женщина, мсье?
— Да. Хотя на ней тоже было просторное одеяние. Я видел лишь очертания ее тела сначала на занавеске, а потом, мельком, на стекле. Мужчина, если это был мужчина, уже нанес удар и отступил, держа нож в поднятой руке. Сцена производила сильное впечатление, — добавил Аллейн скорее для себя, чем для своего слушателя. — Чересчур театральное, словно там и вправду разыгрывали сценку.
— Сценку, мсье?
— Доктор Баради любезно сообщил нам, что прошлым вечером они развлекались именно этим. Кто-то играл роль царицы Савской, закалывающей любимую жену царя Соломона. Сам доктор воплощал образ наложницы.
— Он не только похотливый самец, но также извращенец, осквернитель естества, ошибка природы. Только такой человек мог измыслить столь отвратительную ложь.
Улыбаясь метафизическим инвективам Рауля, Аллейн вдруг удивился непринужденности, установившейся в его отношениях с шофером. Но, будучи скромным человеком, тут же устыдился. Почему, собственно, он не может находить удовольствия в беседе с Раулем, обладавшим ясным рассудком и здравым отношением к действительности? «Мы плохо понимаем других людей, — подумал Аллейн. — Конечно, разумение Рауля ограничено определенными рамками, но когда дело доходит до таких, как Оберон и Баради, Рауль, возможно, благодаря этим рамкам способен судить о них более точно…»
