Разгорелся шумный спор. Миссис Бюнц в своем укромном местечке за окном вся сжалась, словно зверь перед прыжком. Наверняка они спорят о ритуале очищения! А ей, как назло, почти ничего не слышно. Господи, до чего же ей сейчас хотелось войти, обнаружить себя, присоединиться к их спору!
Эрни лишь угрюмо молчал и поглядывал из-под бровей на отца. Временами он бросал преданные взгляды на Саймона Бегга, который, казалось, совершенно не интересовался происходящим. В конце концов Эрни пришлось подчиниться и отдать меч, и опять последовали новые взрывы негодования. Миссис Бюнц из своего убежища увидела, что на конце стального лезвия имеется отверстие, в которое продета и завязана узлом красная лента.
— А что, как кто-то из нас невзначай размахнется да схватится по ошибке за лезвие? — кипятился старший Андерсен. — Так ведь и пальцев лишиться недолго. Скажи, доктор?
— Да не кто-то это будет, а я! — пробасил Крис. — Я же иду рядом с Эрни. Стало быть, мне быть без пальцев…
— Не говоря уж обо мне, — добавил отец.
— Погоди-ка, погоди, — прервал их доктор Оттерли. — Дай мне взглянуть поближе. — Осмотрев меч, он задумчиво поглядел на его владельца. — И зачем ты так сильно его наточил?
Эрни ничего не ответил, а только протянул руку, чтобы взять меч обратно. Поколебавшись, доктор Оттерли отдал клинок. Эрни поспешно схватил оружие, спрятал его за спину и отступил, бросая на отца огненные взгляды. При этом он ворчал и матерился себе под нос.
— А ну-ка ты, чурбан неотесанный, — процедил сквозь зубы старик Вильям, — быстро отдай мне игрушку. Я жду. Сперва мы затупим ее, а уж потом будешь с ней цацкаться. Понял?
— Не отдам.
— А вот и отдашь!
— Отвяжись.
— Ну уймись же, Эрни. Отдай ему меч — что тебе, трудно?
— Сперва скажи ему, чтоб отстал.
— Хорош, хорош, будет вам! — зашумели братья.
— Лучше оставь его сейчас, Лицедей, — посоветовал доктор Оттерли.
— Еще не хватало — оставь! Кто здесь главный? И не собираюсь я его оставлять — ишь чего удумал, паршивец!
Он двинулся на непокорного сына. Миссис Бюнц затаила дыхание, пытаясь понять, относится ли эта сцена к языческому фольклору или нет. Сейчас ей было видно только Лицедея и его младшего сына — остальные Андерсены ушли из «кадра». На заднем плане, с трудом различимые, мелькали лица доктора Оттерли, Ральфа и Саймона Бегга. Она услышала, как Саймон крикнул:
— Не дурите!
Ральф попытался удержать Лицедея. Но было поздно. Резким движением тот метнулся к сыну. На несколько секунд дверной проем загородила мощная фигура Дэна Андерсена. Потом была какая-то неразбериха — мелькали только руки, головы. Затем она услышала чей-то визгливый голос. Как потом оказалось, он принадлежал Эрни Андерсену:
— Что, руки теперь в крови? Руки в крови, да? Только не говори, что это из-за меня! Убивец — он завсегда в крови. Не спрячешь свои руки — по локоть они в крови у тебя!
После этого в дверном проеме показался сам старик Андерсен.
Голова его свесилась на грудь, плечи тяжело вздымались — казалось, он едва дышал. Правую руку он держал перед собой. На ней темнела глубокая рана, из которой струилась кровь. Миссис Бюнц видела, как она капает на пол.
Проворнее обычного она покинула свой пост и вернулась в гостиницу.
5
В ту ночь Камилла плохо спала. В обрывках снов ей являлись дохлые собаки, которые зловеще вставали между ней и Ральфом или устраивали дикие пляски с колокольчиками на тощих ногах. Еще она видела Пятерых Сыновей, сошедших с фотографии, той, что висела за дверью в баре, и таинственно улыбавшуюся миссис Бюнц. А потом к ней подошел гермафродит, накрыл ее своей широченной юбкой и куда-то потащил. На передний план грозно выступил Щелкун — железный Конек. Вытянув свою птичью голову, он клацнул железными зубами прямо возле носа Камиллы. В конце концов он так приблизился к ней, что ее сон не выдержал и лопнул. Когда она проснулась, сердце ее колотилось, как молот по наковальне.
На часах мардианской церкви пробило полночь. По занавеске пробежало круглое пятнышко света — видимо, кто-то шел по двору с фонариком. Послышался скрип снега под ногами и еще шорох, как будто по снегу что-то волокли. Камилла, которая теперь уже совсем проснулась, изо всех сил напрягла слух. Ну и времечко же они выбрали! Опять скрип, хлюпанье носом, шорох по снегу — и снова фонарик обшарил занавеску. Тут уж, несмотря на холод, она вскочила с кровати и, подбежав к окну, отдернула занавеску.
Из горла у нее вырвался хриплый вскрик, как бывает у людей во сне. Впрочем, то, что она увидела, было и в самом деле похоже на сон, причем тот самый, от которого она минуту назад проснулась: под окном, освещенный фонарем, стоял Щелкун — железный Конек…
Глава 4. Скрещенные мечи
1
С самого утра в среду Скрещенных Мечей с неба безудержно валил снег. К полудню, однако, снегопад прекратился и даже выглянуло бледное зимнее солнце.
Очень странная история вышла с косой. Никто толком и не понял, что произошло. Садовник Макглашан послал своего сына в кузницу, чтобы тот забрал косу. Вернувшись, парень передал от Эрни Андерсена, что Лицедей работу еще не выполнил, но с косой будет все в порядке, кроме того, они с братьями сами расчистят площадку для танца. Садовник же, несмотря на то что до того всячески отказывался от противной его душе работы, теперь вдруг разобиделся и удалился в свой старенький вонючий домишко на краю деревни, где, по своей привычке, надулся на весь мир.
Утром Нэт с Крисом прибыли в замок Мардиан, расчистить снег. Макглашан из вредности запер в сарае садовый инвентарь, но с разрешения госпожи Алисы, которая лично спустилась во двор, чтобы проследить за работой, замок был быстро взломан и все необходимое извлечено. Вскоре в своем полуразвалившемся грузовике прибыл Саймон Бегг, который привез остальных братьев, а кроме того, кучу хвороста для костра. Костер сложили с внешней стороны зубчатой стены так, чтобы его было немного видно через полуразрушенную арку. Кроме того, огонь должен был освещать селянам дорогу обратно.
Факелы, изготовленные в кузнице по старинному рецепту из дегтя, камеди и бечевок, установили по кругу вокруг площадки, где должен был исполняться танец. После этого Андерсенов и Саймона Бегга пригласили пройти в комнату для прислуги, где леди Алиса, разумеется не без помощи Дульси и старух-служанок, угостила их знаменитым праздничным пуншем.
К сожалению, не нашлось ни одной достаточно утонченной души, которая бы смогла понять и оценить попытки Саймона Бегга отмежеваться от братьев Андерсенов и прослыть перед хозяевами светским человеком. Все потуги оказались тщетны. Леди Алиса, которая сама была чистейших кровей дворянкой, не привыкла задумываться о классовой принадлежности окружающих ее людей — сословия для нее были определены и незыблемы, как континенты и расы. В ее сознании они существовали как некая данность. Следовательно, делать вид, что ты принадлежишь к одному сословию, тогда как на самом деле относишься к другому, не имело никакого смысла — это было равносильно тому, если бы китаец стал прикидываться каким-нибудь зулусом. При всем своем замечательном уме леди Алиса была совершенно бесчувственна и не способна думать об отвлеченных материях. Впрочем, ей стукнуло уже девяносто четыре, и она вообще старалась поменьше думать. Единственное, что она твердо знала и помнила, — это что дед, а затем отец Саймона Бегга последние пятьдесят лет снабжали ее бакалейными товарами. О Саймоне она слышала только, что он пошел служить в армию, откуда возвратился, чтобы служить в отцовском магазине. Неудивительно, что она разговаривала с ним в покровительственном тоне, не замечая, как больно это его ранит. Знаком внимания с ее стороны стал лишь упрек в его адрес за то, что он назвал ее «госпожой Алисой» вместо «мадам».
