— Чего нету? — не понял папа.
— Это там, внизу, где причинное место. Потрёшь там у живой женщины — возбудится.
— Да?
— Ну да, — кивнул доктор Тинн. — Махонькая такая шишечка, перекатывается под пальцем. Мужику такие вещи знать надо, ну да ты понял ведь, о чём я толкую.
Папа снова кивнул — как будто обдумывал некую великую тайну или некое общеизвестное знание, но такое, которое раньше почему-то от него скрывали. Я подшил это знание в папку и поставил на полку в своём мысленном шкафу для бумаг, хотя в то время не был уверен, что оно мне вообще когда-нибудь пригодится.
Папа спросил:
— Так он его вырезал? Ну, этот кли…
— Клитор. Да, вот именно так и сделал. И судя по тому, как выглядит рана, крови оттуда вытекло порядочно. Верно, она и тогда пока ещё живая была, хотя тут точно не скажешь. А кучу других порезов, рубцов и так далее он, по-моему, нанёс уже после, когда её удавил.
Доктор Тинн склонился над столом.
— Вот посмотри-ка на её горло. Видишь, какие синяки? Это он её руками душил. А когда прикончил, думаю, бросил её в реку.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, за точность не поручусь, но в лёгкие вода не зашла, так что она не утопла. Я об утоплениях мало что знаю. Вот было пять лет тому наводнение, так там двадцать пять душ утонуло. А уж я видел, что с ихними телами сделалось.
— Двадцать пять душ? — удивился папа. — Пять лет назад? Что-то я ничего похожего не помню.
— Так ведь белых-то среди них не было.
— Вот оно что, — сказал папа.
— Когда эту женщину бросили в воду, она уже померла. У ней и на лбу царапины всякого рода, и в уголке глаза обломок гальки засел. Галька речная. Если бросить тело в реку, ляжет оно, вернее всего, лицом вниз, его потащит течением и оцарапает о дно, вот на лбу это как раз видно. Немного воды обнаружилось во рту, в горле, в носу, но не в лёгких, так что, полагаю, она была уже мёртвая.
— Звучит разумно, — проговорил папа. — Но если он забросил её в реку, как это соотносится с тем, что нашлась она привязанной к дереву?
— Ну что ж, тут доктор Стивенсон может быть в какой-то степени прав. Кто-то выудил тело из реки и нанёс ещё несколько порезов. Груди ей разрезали уже точно после. Это можно сказать наверняка, потому что крови из них, по сути, совсем не вытекло. Так что резал он уже по трупу.
— Господи Иисусе!
— Потом примотал её колючей проволокой к дереву — именно так, как твой малец её и нашёл. Обернул вокруг неё пару побегов, да там и оставил. Не удивлюсь, если он несколько раз возвращался и забавлялся с её телом. Не найди её твой малец, мог бы и снова прийти. Да, думаю, и пришёл бы как пить дать.
— Ты уверен?
— Нет. Но как я и сказал, часть ран нанесена уже после смерти. Может, и за один заход, но в некоторых ранах нашлась куча мушиных яиц, а в каких-то — поменьше. В каких-то только начали развиваться личинки, когда мальчик её нашёл, а снял ты её до того, как они отъелись. Личинки — они ведь не жрут раны по очереди. Мухи слетаются на все раны и откладывают в них яйца поровну. В некоторых яиц не было — стало быть, время ещё не пришло.
Папа обдумал его слова.
— Похоже, так и есть. Выходит, Стивенсон мог и не соврать. Может быть, кто-то другой нашёл тело и учинил с ним все эти пакости. Я не имею в виду, что там был кто-то один.
— Ага, ну а ты-то сам как думаешь? Что тебе чутьё подсказывает, а, констебль? Тот, кто это начал, — он, вероятнее всего, и продолжил. Думаю, выкинул он её, будто какой-то мусор, бросил в реку, но потом решил, что этого недостаточно, вернулся, вытащил её на сушу и проделал всё остальное.
— Как же он узнал, где её искать? Её ведь могло смыть течением.
— Могло. Только, думаю, бросил он её в воду, но при этом привязал, как донный ярус. Вот погляди-ка. Видишь — вот, вокруг лодыжки? Вот здесь, отпечаталось. Похоже, он её убил, а потом обвязал веревкой и избавился от трупа. Может, прикрепил какой-нибудь груз. Так и узнал, где её искать. Ну и просто на всякий случай, вот тут на ягодице — это, похоже, черепаха подгрызла.
Из-за тучи вышло солнце, и его яркие лучи пробились сквозь листву чёткового дерева и окрасили всё вокруг нас в оттенки зелёного. Я заметил, что тени от наших голов падают прямо на женское тело на столе, и папа посмотрел вверх ровно тогда, когда мы отпрянули от дыры.
Дальше мы не смотрели. Просто сидели и вслушивались. Доктор Тинн сказал:
— Знаешь, о ней ведь тут никто не станет тревожиться.
Что ответил папа, я не расслышал. Доктор Тинн продолжал:
— Она цветная, а местным цветным лишних хлопот не надо. Если это был кто-то из наших, и мы выясним, кто именно, — что ж, сами об этом и позаботимся. Скажем белым, что это сделал цветной, — и дело с концом.
— Так, может быть, это сделал белый?
— Тогда цветным точно это всё ворошить не стоит.
— Можешь проследить, чтобы её похоронили по-людски, и дать мне знать, когда будут похороны?
— Отчего же, могу. Наше кладбище кого хошь примет.
— Это верно. Земля не привередничает.
— Да и черви — не особенно, — сказал доктор Тинн. — Да, вот ещё что, — он вынул из сумки длинный пинцет и поднял им что-то, лежащее у женщины между ног. — Как только начал я там обследовать, выпала оттуда вот эта штука. Её туда внутрь затолкали.
— Что это?
— На вид как бумага. Только вся в крови, отсырела, и сейчас уже бог весть, что это такое, но по виду — именно бумага.
— Он что, ей туда бумагу засунул?
— Скрутил кусочек и вставил, — ответил доктор Тинн.
— Это зачем?
Доктор покачал головой:
— Что-то это для него значило. Что именно — судить не берусь.
Мы услышали, как в ледохранилище вошёл кто-то новый и заговорил, и я понял: это приехал его преподобие. Преподобный поздоровался и воскликнул:
— Ага! Боже правый! Да это ведь Джельда-Мэй! Джельда-Мэй Сайкс! Она была проституткой, но время от времени заглядывала ко мне побеседовать. Всё желала исправиться и спасти свою грешную душу, да вот никак ей не удавалось. Работала по забегаловкам, что вниз по реке. Как я слышал, обслуживала равно чёрных и белых. А ещё приколдовывала.
— Приколдовывала? — переспросил папа.
— Занималась джуджу. Заговоры, заклинания и всё такое прочее.
— Но вы ведь в это не верите? — удивился папа. — Вы ведь служитель божий.
— Не все ее чары были злыми, — сказал священник. — Ах, бедняжка. Господь милосердный! Кто это её так искромсал-то?
— Что-то сделал тот же человек, который её и убил, — объяснил доктор, — а что-то сделал я в ходе обследования. Выяснял причину смерти.
