— Но самого Моуза это всё выставляет не в лучшем свете, ведь так?
— Так.
— Что же ты собираешься делать, Джейкоб?
— Не знаю. Побоялся как-то запирать его в здании суда. Это, само собой, не настоящая тюрьма, но если пойдёт слух, что в этом как-то замешан цветной, дальше никто уже не будет раздумывать. Уговорил Билла Смута позволить мне пока подержать Моуза в его хижине, где хранятся рыбацкие снасти.
— А Моуз не может просто удрать?
— Может. Но он не настолько здоров, милая. Да и расследование мне доверяет, знает ведь — я хочу доказать его невиновность. Вот поэтому-то я и волнуюсь. Не знаю, как её доказать-то. Думал поговорить с ребятами из соседнего округа, в котором находится Перл-Крик. Опыта у них побольше, но они сами, бывает, себя в руках не держат.
— Ты про Рыжего?
— Ага. Поговаривают, он состоит в Клане, или, по крайности, состоял.
— Но наверняка ведь это неизвестно, — сказала мама.
— Если у него и не висит в шкафу всамделишний белый балахон, — ответил папа, — готов поспорить, он хранит его в душе.
— Он же не всегда таким был.
— Не всегда. Но ведь люди меняются… Всякое бывает.
Мама поспешно сменила тему:
— Но если это не Моуз, тогда кто?
— Когда мне сообщили про Дженис Уилман, я съездил туда и осмотрел тело. Всё то же самое. Всю изрезали, завели одну ногу за спину и привязали к шее, а голову и лодыжку обмотали верёвкой. Кажется, он так связывает каждую жертву.
— Это что-нибудь значит?
— Не знаю. Доктор Тинн считает, что да. Когда я показал ему этот труп и поговорил с ним, он сказал, мол, по его мнению, у этих скотов завсегда есть свой особый почерк. Он там читал кой-чего по этому вопросу и полагает, что им свойственно раз за разом повторять одно и то же. С небольшими отклонениями, но в целом то же самое. Скажем, Джек-потрошитель — так тот убивал своих жертв одинаковым способом, разве что с каждым разом всё более жестоко. Доктор Тинн и про другие случаи рассказал, о которых вычитал, а теперь вот эти. Все изрезанные. Все связанные или обмотанные каким-нибудь образом, и всех нашли у реки или прямо в реке. Он зовёт таких хроническими убийцами. Говорил, надеется как-нибудь написать про них что-то вроде исследования, но думает, что ему, цветному-то, чёрта с два дадут выпустить хоть что-нибудь стоящее.
— Только это ведь ничего не проясняет, — сказала мама.
— Ну да.
Я снова начал погружаться в сон. Подумал про Моуза. У него была белая примесь. Рыжина в волосах. Глаза — зелёные, как весенние листочки. А кожа — как чёрная патока. Не так давно я махал ему рукой. Бывало, если у папы выдавалась удачная охота или рыбалка, он ходил к Моузу и даром отдавал ему белку или немного рыбы. Моуз всегда был рад нас видеть.
Потом опять подумал про Человека-козла. Вспомнил, как он стоял под Шатучим мостом и смотрел на меня из сумрака. Как он подошёл к нашему дому и наблюдал за нами с Том. Это Человек-козёл убил бедных женщин. Не Моуз. За это я готов был поручиться.
Ещё в машине, обдуваемый прохладным октябрьским ветерком, начал я обдумывать план поимки Человека-козла и освобождения Моуза. Поразмыслил над ним в течение последующих дней, и начала уже вырисовываться кое-какая задумка — тогда она казалась очень хорошей.
Оглядываясь в прошлое, теперь я осознаю, какой это был дурацкий и безумный план. Вдохновила меня на него одна из книжек миссис Канертон, «Граф Монте-Кристо».
Но моему плану, каким бы дурацким он ни был, так и не суждено было осуществиться.
* * *
На следующий день папа отправился в парикмахерскую, а мне мама велела остаться дома с Том и помочь ей с закупоркой консервов. Мы трудились всё утро и ещё неплохо так проработали после обеда. Позже, днём, мама послала нас на улицу поиграть, а сама принялась расставлять овощи, которые мы закупорили, по шкафам.
Консервы мы хранили в стеклянных банках. Возни с этим много: сперва банки надо прокипятить, потом набить их заготовленными овощами, запечатать крышки парафином, расставить их нужным образом. Я был очень рад, что отделался ото всей этой канители. Мы с Том поиграли в догонялки на опушке леса и в конце концов сели отдохнуть под нашим дубом. Том уснула, как только опустилась на стул, а я пошёл напиться к колодцу. Я по-прежнему простраивал в уме план спасения Моуза, хотя начал уже задумываться, от чего такого я решил его спасать. Да и куда я его дел бы?
Вытянул ведро, напился воды из ковша и как раз, когда откладывал его в сторону, услышал, как к дому подъезжает автомобиль. Подумал, что это, вероятнее всего, папа — приехал домой пораньше, потому что посетителей сегодня было немного, так что я обогнул дом и пошёл поглядеть.
Оказалось, к дому подкатил обшарпанный чёрный «форд». Из него вышел человек в широкополой ковбойской шляпе серого цвета и с пистолетом в кобуре у пояса. Он стоял перед «фордом», выгнув вперёд правое колено, и ковырял землю носком правого сапога — точно так же, как и в первую нашу встречу. На человеке была рубашка с длинными рукавами, сами рукава были спущены и застёгнуты на все пуговицы. Вокруг шеи обозначилось круглое пятно пота. Это был тот самый мужчина, с которым папа разговаривал на выезде из Перл-Крика. Тот, которого он в юности спас из водоворота. Рыжий.
Увидев меня, он улыбнулся:
— Как поживаешь, друг мой?
— Хорошо, — ответил я.
— Папа дома?
— Только мама, — сказал я.
— Ага, — кивнул он. — Ну что ж, сойдёт и так. Скажи-ка ей, что я приехал, а?
Я вошёл и рассказал маме. Когда она выглянула из дверей и увидала во дворе Рыжего, я заметил, как она переменилась в лице. Как именно — передать сложно. Мама удивилась, но было также что-то ещё. Протянула руку, нежно провела себе по волосам, оправила платье.
— Рыжий, — сказала она.
— Здравствуй, Мэй-Линн. А ты очаровательна, как всегда.
Мама слегка покраснела.
— Джейкоба нет дома.
Рыжий и огляделся по сторонам, словно папа мог внезапно возникнуть из воздуха:
— Вот так так!
Ну конечно, его нет. Я ведь уже ему об этом сказал.
— Что ж, тогда можем поболтать пару минут, — предложил Рыжий. — А он скоро вернётся?
— Да, — ответила мама. Потом добавила: — Очень скоро.
— Можно войти?
Мама заколебалась. Взглянула на меня:
— Гарри, беги погуляй. У нас будет взрослый разговор.
Я помедлил, но в итоге отправился на заднюю веранду и сел на подвесную скамейку. Когда Рыжий вошёл в дом и мама закрыла дверь, сквозняком немного приоткрыло дверную ширму. Я встал, чтобы её захлопнуть, почти уже толкнул ширму назад, но передумал. Я знал, что нехорошо подслушивать чужие разговоры, но не смог удержаться.
