— Возможно. Только вряд ли он бросил убивать. Куда бы он ни уехал, непременно возьмётся за старое, и есть ведь такое вероятие, что занимался этим где-то ещё до того, как объявился в наших краях.
— Но ведь мог же он просто перехотеть?
— Кто я такой, чтобы утверждать наверняка? Сомнительно это. Если только он не совсем состарился. Или попал в тюрьму, в жёлтый дом или ещё куда.
— Есть какие-нибудь догадки про цвет кожи этого человека? — допытывалась бабушка. — Вообще хоть какие-нибудь догадки о чём угодно?
— Кроме того, что я уже рассказал, по сути-то и нету. Может, когда-нибудь кто-нибудь исследует этот случай по всем правилам науки. Я-то пытался узнать, что могу, из чистого любопытства, но знаний моих для этого маловато.
— Кто-то предупредил, что Моуза хотят линчевать, — сказала бабушка и изложила доктору Тинну некоторые подробности. — Сдаётся мне, тот, кто это сделал, не желал, чтобы за его грехи пострадал невинный. Совесть взыграла.
— Вы, значит, приписываете это христианским побуждениям, — ответил доктор. — Ну а я думаю, ему не хотелось, чтобы кому-то ставили в заслугу его проделки. Он-то, поди, ими прямо гордится. Вроде как подписывает все свои художества, так сказать. Одни и те же узлы, одни и те же порезы. И всё это или сразу делает у реки, или оттаскивает их потом к реке. У реки он чувствует себя уютно и вольготно. — Я подумал: прямо как Человек-козёл. — Вряд ли у этого парня есть совесть. По крайней мере, не в том виде, в котором мы её себе представляем. Но в своей повседневной жизни он совсем не чудовище. Вполне обычный человек. Не тот, от которого вы бы чего-то этакого ждали.
— Если только это не мистер Нейшен, — вставил я. — Или какой-то из его сыновей. Уж кто-кто, а они — настоящие чудовища.
Доктор Тинн почесал подбородок, потом кивнул.
— Знаю таких. Младший, Джошуа, — он любит устраивать пожары. А Исав, старший, как-то нанял пару чернокожих ребят, чтобы вытащили ему лодку на воду для рыбалки, так те рассказывали: возьмёт он выловленную рыбу, швыряет на берег и топчет ногами. Просто так, из удовольствия. Так что, может статься, вы и правы. Преступником может оказаться любой из Нейшенов, и я нисколько не удивлюсь. Столько у этих людей скопилось внутри ненависти и злости, должна же она как-то выплёскиваться наружу.
Начался дождь. По жестяной крыше забарабанили частые капли.
— Я вот о чём ещё думал, — сказал я. — Рыжий Вудро.
— А ты думаешь о жёстких вещах, для своего-то возраста, — заметил доктор.
— Да, сэр, — согласился я. — Как мы с Том первый труп нашли, так я с того времени и слежу за всем этим делом. Чувствую себя его частью.
— Рыжий вершит закон, — сказала бабушка, — так что у него есть доступ к людям и ценным сведениям. И женщину в дебри завести — это ему раз плюнуть. Скажет ей: это, мол, в интересах закона, и вся недолга. Цветные — им же поперёк закона и пальцем не шевельнуть. К тому же про Рыжего известно, что он женский пол не особенно жалует. А уж цветных так и вовсе на дух не переносит.
Доктор Тинн повертел головой, как бы стараясь решить, стоит ли раскрывать определённые сведения.
— Послушайте, — наконец сказал он. — Сейчас я вам кой-чего расскажу, чего вообще-то говорить не следует. Сам я услышал это как сплетню, но знать об этом стоит, потому как это всех нас касается. Даже в негритянской общине это не каждому известно, но как-то раз мисс Мэгги захворала, пришла ко мне и три дня провела у нас дома — слегла с тяжёлой пневмонией. Как-то она разговорилась и рассказала кое-что такое, о чём, может, и не стоит распространяться, но с тем, что случилось с Моузом и вообще, кажется, лучше вам всё же узнать. Впрочем, должен взять с вас честное слово, что вы не раззвоните об этом направо и налево. Мне ни к чему репутация сплетника.
Мы согласились.
— Рыжий — он ведь по-настоящему не белый. По меньшей мере, не совсем белый.
— Как? — бабушка подалась вперёд, как будто, если она сядет ближе к доктору Тинну, всё вдруг станет яснее.
— Папаша Рыжего думал, что заделал мисс Мэгги троих детей, — сказал доктор. — Двух девочек
и мальчика. Все трое получились светленькими. Обе сестры Рыжего росли в чёрной общине, пока не исполнилось четыре или где-то так. Потом мисс Мэгги поняла, что они смогут сойти за белых, вот и попросила родню пособить дочуркам. Отвезли их куда-то на север. Говорят, хотя, может, и врут, девочек удочерили там какие-то белые, которые хотели детей завести, и даже не заподозрили, что девочки-то из цветных.
Самого Рыжего, как мальчика, — что ж, его старик Вудро оставил себе, больно уж хотел сына. Он и рос как его сын, и жене его пришлось притвориться, будто это она его на свет родила. Словом, как-то они этот вопрос замяли.
— А Рыжий знает, что у него чёрная кровь? — полюбопытствовала бабушка.
— Нет. Да я точно и не знаю. Пересказываю, что слышал. Но я в это верю. Рыжий любит мисс Мэгги, потому то она его, считай, на ноги поставила. Но он так и считает себя белым, а про мисс Мэгги думает, будто та была ему няней и кормилицей.
— Минуточку, — прервала бабушка. — Вы сказали, мистер Вудро думал, что заделал мисс Мэгги троих. Думал?
— Вы хороший и проницательный слушатель, — похвалил доктор. — Третьим, самым младшим, и был Рыжий. Но в этом случае заделал его вовсе не старик Вудро. Это был Моуз.
В этот миг на нас словно обрушился потолок.
— Моуз был частично белый, — припомнила бабушка.
— Да, — подтвердил доктор.
— И Рыжий получился таким, потому что заявила о себе его белая часть Моуза.
Доктор Тинн кивнул.
— Почти, только вы с мерой немного ошиблись, Рыжий вышел ну прямо вылитый Моуз. Те же волосы, те же веснушки и глаза цвета зелёной листвы. И вот что ещё она рассказала. Отец Моуза — он же ведь и папа старика Вудро.
— Рыжий как-то мог об этом узнать? — спросила бабушка.
— Если только мисс Мэгги ему сама не сказала. Не думаю, что она и мне бы сказала, не будь она наполовину в бреду. Старушка им гордится. Он, что называется, пришёл к успеху. Да и потом, он ведь не знает, что он цветной, не знает, что мисс Мэгги — его мать. А она всему этому положению ничуть не рада.
— Почему же она ему не скажет? — спросил я.
— Сдаётся мне, она думает, что лучше оставить как есть. С ним обращаются куда лучше как с белым, чем если бы знали, что он чёрный.
Тут-то я и понял, почему мисс Мэгг не хотела на днях говорить о Рыжем. Понял, почему она вдруг так огорчилась.
— Опять же, я упомянул это только потому, что Рыжий Вудро оказывает давление на здешнюю общину, чтобы тут не выносили сор за пределы городка. Не хочет, чтобы дела цветных мешались с делами белых. Но это в нём говорит не только голая ненависть. Может, он и не знает, что сам цветной, но, вопреки словам, внутри-то у него есть человечная жилка. Думает, если что-то просочится наружу, белые переполошатся ещё сильнее, а страдать-то от этого чёрным. Так что не всегда всё так, как оно со стороны кажется.