Нейшен с явно переломанными рёбрами и разбитой губой лежал, задрав руки и ноги, точно собачка, которая падает пузом кверху, чтобы впечатлить хозяина, рыдал и выплёвывал выбитые зубы.
Папа перевёл дух и сказал:
— У реки нашли Луизу Канертон. Мёртвой. Всю в порезах и связанную, как и все остальные жертвы. Вы со своими балбесами и всей вашей озверелой шайкой только и сделали, что повесили невиновного.
— Ты вроде как должен вершить закон, — отплёвывался кровью Нейшен. — А на такое у тебя полномочий нет.
— Будь мои полномочия хоть сколько-нибудь реальными, я бы арестовал вас за всё, что вы учинили над Моузом, но ничего хорошего из этого бы не вышло. Никто бы тебя здесь, Нейшен, не осудил. Тебя боятся. А вот я не боюсь. Не боюсь! И если ты ещё хоть раз перейдёшь мне дорогу, так я, бог свидетель, убью тебя и каждый день стану избивать твой труп, покуда от него рожки да ножки не останутся. Ты скажи спасибо, что это старое топорище такое непрочное, а то ведь дома у меня и покрепче есть!
Папа отшвырнул раскуроченное топорище, скомандовал: «Вперёд!» Я заторопился к машине. Мама, Том и бабушка присоединились к нам. Мама обвила рукой папину талию, и он ответил ей тем же.
Когда мы миновали миссис Нейшен, женщина приподняла голову и опёрлась на мотыгу. Под глазом у неё сиял свежий фонарь, губа распухла, а на щеке просматривались старые синяки. Она улыбнулась нам.
Бабушка сказала:
— Хорошего вам дня!
* * *
Избиение завершилось, мы приехали домой, и папа объяснил мне, кого нашли мёртвым. Я сел на застеклённой веранде, направил взгляд в пустоту и задумался о миссис Канертон. Рядом сидела Том и размышляла о том же самом.
Миссис Канертон была не просто какая-то безвестная несчастная жертва, она была нам знакома и очень нам нравилась. Трудно было поверить, что женщина, которая блистала на вечеринке по случаю Хеллоуина, красивая и окружённая мужским вниманием, лежит теперь у нас в амбаре, завёрнутая в брезент и изрезанная, совсем как те, другие.
Это потрясло нас до глубины души.
Пока мы так сидели, на веранду вышел папа. Протолкнулся между нами. От него разило потом с нотками перегара. Папа сказал:
— Послушайте меня, дети. Я знаю, что вёл себя неправильно. Но можете мне поверить: я завязал. Я вёл себя как идиот. Теперь я твёрдо встал на ноги, и ничто меня уже с них не свалит. Больше ни капли виски или любого другого крепкого напитка, покуда я жив. Слышите?
— Да, пап.
— Первое, что мы сделаем завтра, это приведём в порядок поле, а с послезавтра я снова начну постоянно работать в парикмахерской. Я подал нехороший пример, и мне нечем оправдаться, кроме как жалостью к самому себе. И знаете что? Я ведь уже было подумал — а что, в конце концов, может, Моуз и впрямь был виновен? Не знаю, в чём тут логика, но когда закончились убийства, мелькнула у меня такая мысля.
— У меня тоже, — признался я.
— Вот и порядок. Давайте же снова станем тем, чем нам следует быть. Дружной семьёй.
— Папа, — сказала Том. — А ты теперь снова будешь мыться каждый день, правда?
Папа засмеялся.
— Да, доченька, конечно, буду.
21
Папа сдержал своё слово. Я не видел и не слышал, чтобы он ещё хоть раз притронулся к спиртному. Он вновь вернулся к работе — и в поле, и в парикмахерской. И в скором времени его дух снова наполнил собой дом.
Но в тот самый день, о котором ведётся рассказ, папа нагрел воды и принял ванну на заднем крыльце в нашей ржавой лохани.
Вся остальная наша семья ждала на кухне. Можно было подумать, будто мы ждём воскрешения Лазаря, и готов предположить, что в некотором смысле так оно и было. Потому что в миг, когда открылась задняя дверь и папа вошёл в дом, показалось, что он просто-таки заново родился.
Он выпрямился в полный рост. Подбородок выскоблил до синевы. Кожу оттёр до нежно-розового оттенка. Волосы зализал назад, надел новый свежевыстиранный костюм и держал в руке свою лучшую шляпу песочного цвета.
Папа заключил маму в объятия и поцеловал — горячо и страстно, прямо на наших глазах. Мама и папа всегда были нежны друг с другом, но такого видеть нам ещё не приходилось.
Когда папа и мама разлепились с улыбками на лицах, он надел шляпу и взглянул на меня:
— Гарри, нужно, чтобы ты отправился со мной.
— И я, — сказала Том.
— Нет, малышка. Только Гарри. Он уже почти мужчина, и мне может понадобиться его помощь.
Не передать словами, как много это для меня значило. Я влез с ним в машину, и мы отправились к дому миссис Канертон.
* * *
Дверь в дом миссис Канертон была не заперта, но по тем временам в этом не было ничего необычного. Тогда было не то, что нынче, двери часто не запирались на замок — не было нужды.
Папа пошёл осматривать комнаты, а я остался стоять в гостиной и разглядывать книги на полках и всё думал, с каким увлечением миссис Канертон к ним всегда относилась. Некоторые книги из увиденных я уже читал. На миг на душе сделалось ещё тяжелее.
Папа вернулся с осмотра и покачал головой:
— Нигде никаких признаков борьбы. Она просто исчезла. Может, вышла на улицу, и тогда-то её этот тип и похитил, а может, она его знала и сама с ним пошла. И если дело обстоит так, то нам есть из кого выбирать, потому как знала она всех и добра была тоже со всеми.
Мы вышли на задний двор, где миссис Канертон держала машину. Машины не было.
— Ну это уже кое-что, — сказал папа. — Значит, уехала она на своей машине — и либо подобрала этого типа по дороге, либо он выехал вместе с ней.
— Может, Сесиль знает, — предположил я. — Он с ней довольно тесно общался.
— Вот и я о том же подумал.
Мы поехали к парикмахерской. Там был только Сесиль. Он сидел в папином кресле и листал детективный журнал.
Похоже, Сесиль удивился, увидев папу преобразившимся и опрятно одетым.
— А что, Сесиль, не сделаешь ли мне стрижку? — спросил папа, снимая шляпу.
Папин напарник спрыгнул с кресла и метнул журнал на стол, где лежали остальные.
— Всенепременно. Шикарно выглядишь, Джейкоб!
Папа влез на кресло. Сесиль укутал его простынёй, чтобы на неё падали волосы, и приступил к работе. Папа спросил:
— Слыхал про Луизу?
— Ну мы с ней последнее время не очень-то видимся. А что с ней?
— Она умерла, Сесиль.
Ножницы замерли в воздухе. Сесиль обогнул кресло, встал перед папой и поглядел ему в глаза:
— Да ну!
Папа качнул головой:
— К сожалению, да. Не хотелось сообщать тебе об этом так резко, но по-другому-то тут никак. Тело нашли в реке. И до неё этот маньячина добрался.
