Сесиль железной хваткой вцепился в тросы и принялся их трясти. Мост подо мной качнулся, и я почувствовал, что ноги повисли в воздухе. От падения удерживали только кулаки, намертво зажавшие один из канатов.
Я резко обернулся на Том. Она сорвалась и схватилась за какую-то из дощатых перекладин. Едва она успела в неё вцепиться, трухлявое дерево у меня на глазах пошло трещинами, и в лунном луче во все стороны брызнули щепки. Ноги Том провалились в пустоту. Доска скрипнула. Том застонала. Мост тяжко вздохнул на ветру, а старые ржавые тросы заверещали, будто крыса, насмерть раздавленная каблуком сапога.
Сесиль вновь раскачал канаты. Я крепко держался на руках, трепыхая ногами в воздухе. Попытался было подтянуться и встать обратно на дощечки, но мост накренился, и как бы я ни дёргался, он только уходил в сторону, потому что гибкие тросы дрожали и болтались от ветра.
Доска, за которую зацепилась Том, больше не выдерживала, только всё теряла щепки; сестра держалась не более чем за тоненький обломок, невесть как укреплённый с обоих боков на нижних тросах.
Я метнул взгляд на Сесиля и увидел, как из сумрака вразвалку выступил ещё один силуэт: громадный, с подобием рогов на голове.
Моузов сын, Телли.
Телли сгрёб Сесиля за шею и рванул его назад. Сесиль вывернулся, ударил его в живот. На минуту завязалась борьба — они удерживали друг друга за бицепсы, толкались и пихались.
Вот Сесиль освободился, лишившись по ходу дела одного из рукавов рубашки. Выдернул из земли мачете, рубанул им Телли поперёк груди. Телли взвыл, кинулся на соперника с кулаками, и оба кувырком выкатились на мост.
Когда они грохнулись на настил, фонтаном полетели щепки, а сам мост зашатался с дичайшим размахом. Раздался щелчок, что-то зашипело: один из тросов лопнул надвое, взвился ввысь, словно кнут, а потом прянул в воду.
Сесиль и Телли обрушились за нашими спинами прямо в Сабин. Том на мгновение повисла на доске, потом та затрещала, но ещё до того, как ей совсем сломаться, лопнул оставшийся трос, и мы ухнули в стремительный поток вслед за ними.
* * *
Я ушёл вглубь, с головой погрузившись в воду и чуть не захлебнувшись пеной, врезался в Том. Она завопила, и я ухватил её за шиворот. Вот вода снова потащила нас ко дну. Я силился вынырнуть, не выпуская ворота сестриной рубашки. Выплыл на поверхность и вижу: Сесиль и Телли сцепились в объятиях и несутся речным потоком к небольшому порожку, за которым Сабин разливался более глубоким и спокойным плёсом.
Вот мы перевалили через этот порожек, потом нас увлекло струёй в падун, утащило под воду, а я всё так же крепко держал Том за шиворот. На миг будто бы отключился, а потом мы всплыли, в ноздри ударил ночной воздух, и я очнулся.
Ещё сильнее вцепился в Том и попытался плыть к берегу. Это было непросто — у нас промокла одежда, ботинки тянули ко дну, сами мы почти уже выбились из сил, а проклятое течение так и увлекало нас в сторону.
Том не прилагала ни малейшего усилия, чтобы выбраться. Она обмякла и покорилась воле потока. Пару раз я уж было подумал, что вот сейчас не доплыву или, хуже того — брошу Том, чтобы спасти свою шкуру, но так и держал её мёртвой хваткой, покуда не онемели пальцы.
Наконец мои ноги коснулись песка и гальки. Я выполз на сушу, волоча Том на буксире. Бухнулся на колени. Сестра перекатилась на живот, и её вывернуло.
Я упал ничком, перевернулся на спину и жадно вдохнул струю прохладного воздуха. Голова шла кругом. Отрешённо я осознал, что дождь прекратился.
Приподнял голову, окинул взглядом воду. Луна, довольная, что стряхнула облачную пелену, пускала по глади Сабина блики, точно лоснящиеся комочки жира по раскалённой сковороде. Я разглядел Сесиля и Телли — они сплелись в единый ком, из которого то и дело выбрасывалась для удара рука, — и ещё разглядел кое-что со всех сторон вокруг них: десяток поблескивающих в лунном свете серебристых головок.
Сесиль и Телли заплыли прямо в тот самый косяк водяных щитомордников или в другой, но такой же. Растревожили змеиное кубло. Теперь это выглядело так, словно из воды время от времени выныривает кнут из телячьей кожи и стегает кого-нибудь из них.
Вот они, не прекращая борьбы, обогнули илистую излучину в сопровождении клубка разъярённых змей, и даже раньше, чем они полностью скрылись из виду, опять налетели тучи, луна спрятала свой лик, и вот они уже совсем растворились в сумраке нависающих над рекой деревьев.
* * *
Когда я смог подняться на ноги, то понял, что потерял ботинок. Я схватил Том в охапку, вытянул её дальше от воды. Какое-то время мы пролежали на берегу, отходя от купания.
Наконец ощутили в себе достаточно сил для движения и заковыляли к прогалине между деревьев, которая выводила на дорогу. Моя голая ступня собирала по пути все занозы.
Когда мы добрели до Пасторской дороги, я остановился, сел и, как смог, вытянул из ноги колючки. Снял другой ботинок, и мы потащились домой. Теперь уже дождь зарядил не на шутку, не прекращаясь ни на секунду. Луна больше не светила, вокруг была лишь стена дождя и ночная темень — такая непроглядная, что вообще удивительно, как это мы не сбились с раскисшей дороги.
Путь занял много времени, но когда мы приблизились к дому, то услышали во дворе мамин голос, зовущий нас по именам.
Увидев нас, она облегчённо вскрикнула и выбежала навстречу — мокрые волосы ниспадали на глаза, а ночная сорочка липла к телу как атласная перчатка.
* * *
Когда мы вернулись домой, папа ещё разыскивал нас в лесу, а бабушка лежала в постели — ей стало худо от нервного возбуждения. Тоби, которого я считал уже мёртвым, был дома — свернулся на самодельном тюфяке, который мама справила специально для него. Ещё она забинтовала Тоби голову. Называла его героем. Когда пёс увидел нас, его горемычному хилому тельцу удалось пошевелить хвостом, и он вильнул им аж несколько раз, чтобы мы знали, как он рад нас видеть.
Ближе к рассвету появился вымокший и усталый папа — а мы уже сидели за столом и наперебой живописали маме и бабушке всё, что с нами приключилось. Только папа завидел нас, мы помчались к нему, а он упал на колени, обхватил нас руками и расплакался.
* * *
Наутро Сесиля нашли на песчаной отмели. Он весь вздулся и опух от воды и змеиных укусов. Шея у него, как сказал папа, оказалась сломана. Значит, Телли как следует его приголубил ещё до встречи со змеями.
В корнях какой-то прибрежной коряги застрял и сам Телли — руки раскинуты между сучьями, ноги спутаны вьющимися растениями. В груди и в боку у него зияла рваная ножевая рана. Папа рассказал, что та самая многострадальная соломенная шляпа всё ещё была у него на голове — только каким-то образом перекрутилась у него в волосах, и та часть, которая напоминала рога, свесилась вниз и залепила ему глаза.
Интересно, что же двигало Телли, Человеком-козлом? Он указал мне дорогу для спасения Том, но и пальцем не пошевелил, чтобы остановить Сесиля. Может, боялся? Но когда мы были на мосту, а Сесиль навязывал нам свою волю — тогда он пришёл за ним.
