Выключив экран телефона, Илья глянул на часы и понял, что времени осталось не очень много. Впрочем, если надо, Май умела собираться быстро. С этими мыслями он направился в душ, где и провел последующую четверть часа.
Любимая женщина влетела в номер в тот момент, когда Илья уже застегивал свежую рубашку.
Слегка притормозив у порога, она направилась к мужу, прикоснулась губами к его груди – где стучало сердце, и почти восторженно выпалила:
– Там так красиво, просто невозможно! Я быстро!
И тут же умчалась в ванную. В этом была она вся. Илья посмотрел на захлопнувшуюся дверь, услышал шум воды, а затем продолжил свои приготовления к вечеру. Застегнуть рубашку, завязать галстук, надеть пиджак, потом линзы… И вот линза, подцепленная из контейнера с жидкостью, в самый последний момент упала. Поэтому вышедшую из ванной Майю встретил набор негромких, но емких фраз.
– М-да… – задумчиво произнесла она в ответ.
Илья обернулся. Красноречиво выгнув бровь, мол, «я оценила набор слов», Майя прошествовала к шкафу, из которого вскоре были извлечены платье и чулки.
– В чем причина столь гневной тирады? – поинтересовалась она, скидывая с себя толстый махровый халат.
Илья не ответил. Он смотрел, как Май, повернувшись к нему спиной, надевает чулки, поставив на край кровати сначала одну ногу, а затем вторую. Он смотрел на ее стройную спину с выступающими позвонками, на собранные в небрежный узел волосы и думал о том, что эта женщина – его жена. Кажется, давно уже должен был привыкнуть. И привык. Но в некоторые моменты, наблюдая за Май словно со стороны, любуясь ею, ее почти уже зрелой красотой, Илья открывал для себя жену заново.
А Майя, будто не чувствуя пристального взгляда, потянулась за платьем и, надев его, подошла вплотную:
– Застегни, пожалуйста. И ты мне так и не сказал, из-за чего ругался.
После этого развернулась, демонстрируя обнаженные лопатки. Закрепленные на затылке волосы открывали красивую шею, от чистой кожи пахло… Май, и Илья, прежде чем взяться за язычок молнии, наклонил голову – прикоснулся губами к чувствительному месту чуть ниже уха, и потом, не отнимая губ, тихо проговорил:
– Я потерял линзы.
Ее кожа покрылась мурашками. Он поднял голову, любуясь произведенным эффектом.
– К черту линзы, бери очки и пойдем. А то опоздаем, – решительности слов Май противоречил голос, в котором недоставало уверенности.
Илья улыбнулся.
– Боишься опоздать? – спросил, повернув ее лицом к себе.
Мурашки не исчезли. Он чувствовал их под своими пальцами, трогая плечи. И целовал губы. Неторопливо. Обстоятельно.
Словно никто никуда не спешил.
Все закончилось тем, что Майя, забыв о платье, прижалась к Илье всем телом.
– С тобой я ничего не боюсь.
Большие и важные планы оказались под угрозой, потому что обоим захотелось вдруг остаться и провести этот вечер в номере, очень захотелось, но… он легко коснулся кончика носа Май и прошептал:
– Нам пора.
А после все же застегнул молнию на платье.
Пока Илья доставал из портфеля очки – линза была потеряна навсегда, Майя распустила волосы, чтобы собрать их вновь. На этот раз в аккуратную ракушку. Потом она красила губы и наносила духи на запястья и шею.
Илья проверил билеты, деньги, банковскую карту, положил телефон во внутренний карман пиджака.
Из гостиницы они вышли вовремя. До театра было всего несколько минут пешком.
Несколько минут, чтобы пройтись, взявшись за руки, переплетя пальцы в замочек.
Уже четыре года как…
* * *
По улице шли двое. Элегантно одетая молодая женщина и мужчина в превосходно сидящем костюме. Склонив голову, он слушал рассказ о коварном соблазнителе герцоге Мантуанском
[7]. Слушал внимательно и невозмутимо. И весь был тоже такой спокойный и невозмутимый.
И ведь верили ему. Все верили. И все велись на этот покер-фейс и размеренный голос, в котором редко-редко прорезался металл. И только соединенные руки – мужская и женская – не вписывались в эту картину. Переплетенные крепко пальцы. За те минуты, что пара дошла от гостиницы до театра, он успел погладить своим большим пальцем ее руку целых три раза.
* * *
Поначалу Майя подсознательно сравнивала колыбель итальянской оперы с родным Большим. А потом перестала. И просто впитывала все.
Гулкий вестибюль и две статуи: слева – Гаэтано, справа – Джузеппе
[8]. А потом – зал. А там – серьезные люди в черном с массивными золотыми медальонами на груди, у ближайшего из которых Илья купил совершенно потрясающий каталог. И была еще программка – бесплатная – уникальная, именно для сегодняшнего дня. Майя не удержалась, поднесла ее к лицу. Запах программок имел над ней какую-то волшебную власть до сих пор. Июль едва заметно улыбнулся, а она в отместку потащила его к оркестровой яме. Любопытно же! Потому что профессиональный интерес тоже давал о себе знать. Последнее, что Майя успела разглядеть перед тем, как начал гаснуть свет, – это невероятная по красоте люстра.
Остальное было ей под стать. И все представление они с мужем держались за руки. Разнимая пальцы только для аплодисментов.
В перерыве супруги пили шампанское, стоя у крошечного столика, на котором нашлось место только для пары бокалов и вазочки с орешками. И вокруг красиво одетые люди тоже пили шампанское и бурно обсуждали оперу. Звучала в основном итальянская речь, но слышались отголоски английской и французской. Русских представляли они. Илья, поднимая бокал, утверждал, что нельзя быть в Ла Скала и не выпить шампанского. А Майя смеялась и отвечала, что в Ла Скала ходят не пить, а слушать и смотреть.
На них оглядывались. Может быть, из-за русской речи. А может, потому, что это была очень красивая пара.
На Милан легло темное ночное одеяло, когда они вышли из театра. Их ждала галерея Виктора Эммануила II. И столик в ресторане.
– Что будешь?
– Вино.
* * *
Она без раздумий сказала: «Вино».
Илья улыбнулся – вспомнил вчерашний вечер и поездку в маленький магазин под Бергамо, владельцем которого был один из лучших специалистов по винам в Италии.
Илья, являвшийся большим поклонником хороших вин, очень хотел открыть перед Майей этот мир изысканных вкусов, но… не получалось. В гораздо больший восторг его жена приходила от рюмочки ликера лимончелло, что подавали после еды, и вот вчера… Может быть, сказалось место – дом стоял на реке, и с маленького балкона открывался изумительный, почти венецианский вид, может быть – гостеприимство хозяина, а может, итальянец просто угадал с вином, когда не задумываясь взял с полки бутылку, открыл ее и наполнил на треть два огромных бокала на тонких ножках, а затем приглашающим жестом предложил продегустировать. Майя наблюдала, как Илья делает круговые движения своим бокалом.
