— Пока не вижу. — Отзываюсь я.
— Может, пора позвонить?
— Давайте, дадим ему ещё пару минут.
Нехотя согласившись, она залипает в экран планшета, а я продолжаю сканировать взглядом осеннюю улицу.
Меня уже потряхивает от волнения.
Утром я долго собиралась: укладывала волосы, тщательно подбирала платье и туфли, старательно наносила макияж. Мне хотелось выглядеть сильной, независимой, казаться успешной, красивой. Такой, чтобы Никита и думать не смел, что я всё ещё убиваюсь по нему, что чувствую себя раздавленной и одинокой. Но волновалась я сейчас даже не по этому поводу.
Мне казалось, что наша связь с Красавиным — это что-то особенное.
Все эти взгляды, улыбки, касания, всё такое робкое, осторожное и хрупкое — всё это было как будто выше всяких условностей, привычек и установок. Я забывала, что между нами непреодолимые с точки зрения общества преграды, я чувствовала, что нравлюсь ему, что ему всё равно на то, в каком положении я оказалась.
Я думала, что вижу всё это в его взгляде.
А потом он просто ушёл, и всё. И даже больше не звонил.
И напрягало даже не то, что Вадим Георгиевич не захотел больше общаться со мной — это как раз логично, а то, что я оказалась не права. Я позволила себе обмануться, позволила надеяться. Оказалась жутко наивной.
Ещё и весь мир вокруг словно издевался надо мной.
Леся утром выложила в соцсетях снимки, на которых она обнимается с моим отцом, и подписала их: «Мы с Сашенькой». Катя умотала в обеденный перерыв на свидание с новым ухажёром и катается с ним на великах в парке. И даже сейчас — я стою и смотрю через стекло на влюблённую парочку, которая воркует друг с другом на противоположной стороне дороги.
Парень медленно наклоняется к лицу девушки, нежно ведёт большим пальцем по её щеке, словно раздумывая, поцеловать или не поцеловать. А девушка широко улыбается потому, что знает — он всё равно поцелует. Когда тепло её губ так близко, невозможно удержаться. Даже отсюда видно, как их тянет друг к другу. Это будто какая-то магия…
Наконец, он жадно прижимается своими губами к её губам, они целуются, крепко обхватывая друг друга руками, а у меня замирает сердце.
Отчего-то чувство одиночества при взгляде на счастливые пары всегда становится немного острее. Ты почти задыхаешься от ощущения несправедливости, тебя душит вопрос: «А почему на такой большой планете нет хоть капли тепла и для меня?».
И ты понимаешь, что точно также задыхался бы от счастья, окажись на месте одного из этих влюблённых. И тебе так хорошо — от радости за них, и так больно — от того, что так сильно сейчас щемит в груди.
У ресторана останавливается белый внедорожник, и я делаю последний, решительный вдох. Вот и Никита. Он выбирается с заднего сидения и подаёт руку своей спутнице. Та выпархивает из машины, сияя от счастья. Юная, грациозная, успешная. Смотрит на него и заразительно смеётся.
Они так подходят друг другу…
А я здесь, одна — по ту сторону стекла.
И мне нужно взять себя в руки и провести это интервью на высшем уровне. Эти двое будут сидеть передо мной, держась за руки и глядя друг другу в глаза, а я должна буду задавать вопросы, сохранять самообладание, улыбаться им в ответ и не думать о подступающей к горлу тошноте.
— Приехали! — Замечает их Барракуда.
Вскакивает с дивана и поправляет блузку.
А я продолжаю стоять у окна, провожая их взглядом, и до боли впиваюсь ногтями в ладони. «Как мне всё это пережить? Как пережить?!»
Живот слегка потягивает внизу, и мне приходится мысленно уговаривать организм потерпеть: «Нельзя так, нужно успокоиться, всё хорошо, хорошо…»
А затем вдруг я понимаю, что на подоконнике вибрирует мой телефон.
— Да? — Отвечаю на звонок в тот момент, когда влюблённые поднимаются на крыльцо ресторана.
— Алиса Александровна?
Я тут же узнаю этот голос. У меня, как от хмеля, начинает кружиться голова, а сердце прыгает, как заведённое: «Это он! Он!»
— Да, это я. — Ещё раз смотрю на экран.
Номер не определён. И тут как раз ничего удивительного, я-то номер Красавина не записывала.
— Это Вадим. — Говорит мужчина.
Его голос звучит буднично и почти безэмоционально, но мне уже известно, что это всего лишь маска.
— Да, слушаю вас, Вадим Георгиевич.
Никита с Нелли входят в заведение.
— Я не отвлекаю вас? — Интересуется он.
Я оглядываюсь на дверь.
— Вообще-то, я сейчас немного занята, — признаюсь, переминаясь с ноги на ногу. — У меня интервью и фотосъёмки в ресторане…
— Тогда перезвоню позже?
Нет, нет, нет, нет!
— А-а-а что вы хотели?! — Брякаю я и прикусываю с досады губу.
«Не могла ещё громче рявкнуть?»
— Я… — он задумывается, но буквально на секунду. — Я хотел встретиться с вами.
— Когда? — выпаливаю я.
Мои щёки вспыхивают огнём.
— У меня сегодня свободный день. — Сообщает Красавин. — И вечер…
А у меня в груди начинают выплясывать и орать буйные песни сотни пьяных и довольных ангелочков. От трепетания их воздушных крылышек внутри так щекотно, что кажется, будто я сейчас взлечу.
— Тогда, может, встретимся, когда я освобожусь?
— Хорошо. — Соглашается доктор. (Возможно, я даже слышу радость в его голосе). — Заехать за вами? Если да, то куда?
Я называю адрес ресторана и обещаю маякнуть ему сразу, как только освобожусь. Когда Никита с Нелли входят в зал, я как раз говорю в трубку:
— Буду ждать. — И с придыханием добавляю: — Вадим…
А завершив вызов, оглядываю вошедших, бодро протягиваю руку Никите и весело приветствую:
— Никита, рада снова видеть вас!
Он теряется, ведь моя радость выглядит совершенно искренней. Вот только он не знает, что вызвана она отнюдь не его появлением. Я жму его ладонь, и она оказывается ни крепче блина на масленицу — вялая, потная, безвольная.
Отпускаю её и тут же устремляю взор на его спутницу:
— Нелли, какая честь!
Девчонка расплывается в улыбке — она ничего не подозревает о нас с Дубровским:
— Здрасьте.
— Позвольте представить вам шеф-редактора нашего издания. — Улыбаюсь я, указываю на Барракуду. — Алла.
Денисовна жмёт им руки, а я ловлю на себе взгляд Никиты. Тот сбит с толку настолько, что не отводит от меня ошалелых глаз с того момента, как вошёл в ресторан.
35
Мы сидим друг напротив друга: я в кресле, учтиво скрестив на коленях руки, а мои гости передо мной на белом диванчике — Никита вальяжно навалился на его спинку, а Нелли восседает на самом краешке.
