— Он там тоже большой? — В её глазах острое, беспощадное любопытство.
— Катя! Я не буду тебе такое рассказывать!
— Ну ладно. — Соглашается она. Но не выдерживает и уже через секунду выпаливает: — Перочинный ножик, штык, кинжал, кортик… мачете?
— Прекрати!
И мы снова толкаемся и даже брызгаемся водой из бутылки.
А на обратном пути я останавливаюсь и, взглянув на подругу, признаюсь:
— А ведь я ничего не знаю о нём, Катя. Утром, перед тем, как уйти, он сварил мне овсяную кашку и сделал тосты. Представляешь? Мы завтракали, целовались, пили чай и кофе, но… почти не разговаривали. Мы вообще мало говорим. В том числе, и о нём.
— Так спрашивай, задавай ему вопросы, интересуйся. Это совершенно нормально, у вас ведь отношения!
— Ну да. Вроде как. Об этом мы тоже не говорим…
— Просто у вас было совсем мало времени, всё впереди!
Я киваю, и мы идём дальше.
Листья хрустят под ногами, грязь клеится к подошве, ветер шумит в кронах деревьев, и всё вокруг кажется таким живым, что у меня щемит сердце. Всё хорошо, но невозможно понять, отчего на душе поселилась тревога.
— Наше общение, — говорю я, — создаёт иллюзию, что я не одна. Боюсь, что, если откроюсь ему и обожгусь, то закроюсь потом навсегда.
39
— Вадим Георгиевич, а вы на машине? — Интересуется Людмила, когда я вхожу в ординаторскую, чтобы оставить на столе бумаги для сменного коллеги.
— Да. — Отзываюсь я.
— Тогда, может, вы меня подкинете по дороге? — Она соскакивает со стула. — Я бы сейчас быстренько собралась!
— Хорошо. — Пожимаю плечами и кладу документы на общий стол. — Поехали.
— Что значит «по дороге», Людмила? — Встревает в разговор Анфиса Андреевна, деловито подпирая кулаками бока. — До твоей съемной квартиры на метро пилить с двумя пересадками, а доктору до дома двадцать минут по прямой, да и то, только если попадёт на красный на всех светофорах.
Я бросаю вопросительный взгляд на Невелину.
— Так я ж… не домой! — Спохватывается Люда. — Я к подруге! Мы с ней собрались… по магазинам.
— С утра? — Прищуривается старшая сестра, бросая взгляд в окно, за которым едва рассветает. — После смены?
— Ну, не терять же день, у нас и так мало выходных. — Мнётся она, краснея.
— Нет уж, пусть доктор едет домой, он устал, — возражает женщина, — а у меня к тебе ещё пара вопросов по некоторым больным.
— Каких ещё вопросов? — Выразительно уставляется на неё девушка.
— Очень важных. — Хмурится Анфиса и, повернувшись ко мне, улыбается. — Ты езжай, Вадим Георгиевич, езжай. Тебе выспаться надо, а мы с Людмилочкой тут сами со всем разберёмся.
— Может, нужна помощь? — Интересуюсь я.
Раз уж они собрались решать вопросы по работе.
— Нет, что ты! — Отмахивается она. — Нет, нет, нет. Ступай. У нас всё штатно, да и немного самостоятельной практики ординатору не помешает. — И почти выпихивает меня из кабинета.
— Хорошо. — Неуверенно киваю я, глядя, как Невелина возмущённо хватает ртом воздух.
Выхожу и слышу, как они начинают спорить, перебивая друг друга. Похоже, разговор с Людмилой неотвратим, но я готов к этому. Остаётся только выбрать подходящий момент.
К тому времени, как я добираюсь до дома, небо светлеет уже полностью. Улицы заполняют спешащие на работу сонные люди и гудящие машины. В витринах магазинов зажигается свет, открываются двери булочных и окна киосков со свежей прессой.
Оставив автомобиль на стоянке, я неторопливо иду к дому. Поднимаю глаза на окна, и сердце привычно ёкает.
На кухне горит свет, мелькает чья-то тень.
Раньше это был знак того, что меня ждут. Сейчас я знаю, что меня не ждет ничего, кроме боли. И всё же — свет есть, а значит, кто-то хозяйничает в нашей квартире. Полина.
И снова придётся войти и ощутить все эти странные эмоции от растерянности до испуга — ведь они с Аней так похожи. И каждый раз, когда я её вижу, я не могу не думать об этом: все мои раны кто-то невидимый снова посыпает мелкой солью.
Пока я поднимаюсь по лестнице, вспоминаю вчерашнее утро. Необыкновенная лёгкость. Совместный завтрак, смех, уют, солнечные лучики в её волосах. Потребность касаться Алисы, целовать её, гладить её плечи, вдыхать аромат кожи — всё так естественно.
С ней так хорошо и так спокойно, что я забываю обо всём. У меня больше не болит. Нигде. И сердцу светло.
Она — концентрированная нежность. Женщина-свет, женщина-тепло, женщина-любовь. Необыкновенная.
Алиса…
И не удивительно, что мне хочется быть с ней снова. Быть чаще. Возможно, всегда.
— О, привет! — Встречает меня Полина. Она появляется в коридоре, едва я вхожу. — А я приготовила тебе поесть!
— Доброе утро. — Вежливо улыбаюсь я.
Девушка взволнованно вытирает руки о фартук. Под этим фартуком у неё короткий топ и короткие шорты. Очень короткие. Это так… по-молодёжному. И весьма вызывающе. Мне даже делается как-то не по себе, если честно.
— Тебе помочь? — Спрашивает она, видя, как я устало вожусь с пальто.
Подаётся вперёд.
— Нет, спасибо.
Девушка осекается. Замирает с вытянутыми руками, затем виновато прячет их за спину:
— Тогда мой руки и пошли завтракать. Надеюсь, тебе понравятся мои кулинарные эксперименты…
— Я сначала в душ. — Хрипло отвечаю я.
— А, ладно. — Вздыхает она.
Горячие струи воды приводят меня в чувство. Наверное, зря я бодрюсь — лучше проспать весь день, а вечером повидаться с Алисой, но мне хочется смыть с себя грязь и напряжение этого дня. Хочется смыть с себя чужую боль, слёзы, страдания, избавиться от мыслей о результатах анализов пациентов, схемах их лечений, планов операций, результатов министерских проверок и прочего-прочего-прочего. Мне просто нужно перезагрузиться.
Из ванной я выхожу свежим и бодрым. Хорошо, что захватил с собой старую футболку и спортивные брюки: теперь, когда в доме посторонний, приходится выглядеть прилично. Нельзя просто упасть в одежде на постель и часами смотреть в потолок, беседуя с погибшей супругой. Нельзя позавтракать в одних трусах или, забив на уборку, неделями не поднимать с пола разбросанную одежду. Приходится быть живым: разговаривать, общаться, улыбаться.
— Вот, угощайся. — Полина ставит передо мной тосты с авокадо, омлет с томатами и зеленью и стакан какой-то свежевыжатой зелёной бурды. — Завтрак чемпиона!
— Спасибо. — Я беру вилку и разглядываю блюдо.
— Может, кофе? — Предлагает она, ставя локти на стол и наклоняясь так, что содержимое её лифчика оказывается прямо у меня под носом.
