Алиса нужна мне как воздух, но и свою семью я тоже не могу потерять.
— Давно пора уже отпустить эту боль, сынок. — Поглаживает моё плечо Анфиса Андреевна. В её тёплых глазах блестят слёзы. — Родится ребёночек, будешь приходить домой, в уют, к человеку, который тебя любит, а не в свой холодный склеп. Всё забудется, вот увидишь. А там и второго народите, и третьего. Надо ведь дальше жить, ты же понимаешь?
— Всё не так просто. — Горько отвечаю я.
— Всё очень просто. — Уверяет она. — Позволь прошлому остаться в прошлом. Тебя же не заставляют забыть об Антошке? Так? Думаю, Анечка бы тоже хотела, чтобы ты был счастлив.
— Фух, всё! — Не выдержав, я поднимаюсь с кресла.
Мне хочется сказать что-то грубое, чтобы она отстала, но я не могу себе этого позволить по отношению к человеку, который всегда был добр ко мне, поэтому лишь стискиваю зубы.
— Вадим, не хочешь меня слушать, так позвони родителям! — Просит Анфиса Андреевна, складывая руки в молитвенный жест. — Сколько ты с ними не общался? Два года? Хватит прятаться, пришло время поговорить. Им же тоже тяжело!
— Хватит! — Прошу я, отмахиваясь и направляясь к двери.
— Ты любишь Алису? — Бросает она мне вдогонку как раз в тот самый момент, когда открывается дверь, и на пороге появляется Невелина. — Любишь эту девушку?
Эти слова эхом звенят у меня в ушах.
Растерянная и взволнованная услышанным Людмила застывает на пороге, глядя на меня во все глаза.
— Займитесь своей работой, Анфиса Андреевна, — холодно говорю я и, едва не сбив с ног Невелину, убираюсь прочь.
Вечер. Тёмная комната, светит ночник. Я сижу у детской кровати и наблюдаю за тем, как спит мой сын. Его грудь поднимается, затем опускается, он дышит ровно и, наверное, видит хорошие сны.
Я поправляю одеяло, но не спешу вставать. Мне хочется смотреть на него и смотреть. Долго. Я каждый раз боюсь, что это последний. Что моргну, и больше не увижу его.
— Ты не должен этого бояться. — Говорит жена.
Она стоит у двери. Я слышу её голос, ощущаю её присутствие.
— Я не смогу без вас. — Шепчу я. — Не хочу.
— Мы — тяжёлая ноша. — Отвечает она. — Ты не обязан везде таскать прошлое с собой. Иногда нужно оставить его ради будущего.
Анна подходит ближе и кладёт руку на моё плечо. Я очень хочу почувствовать её прикосновение, очень хочу, но не могу.
— Разве мне нужно будущее без вас? — Я качаю головой. — Ты же понимаешь, что если я решусь на это, то не увижу вас больше никогда.
— Но у тебя будет Алиса.
Моё сердце спотыкается.
— Я не способен на чувства. Всё, что я могу чувствовать — это боль.
— И ты нужен ей. — Мягко говорит супруга.
— Нет.
— А она нужна тебе.
— Зачем? Чтобы забыть? — Печально усмехаюсь я.
И в этот момент ощущаю тепло на своём плече.
— Ты не обязан забывать, но ты должен жить дальше. Чтобы дышать, улыбаться, смеяться, плакать от счастья и делать счастливым кого-то ещё. Ты должен жить.
— Но тогда вы уйдёте. — Выдавливаю я сквозь слёзы.
— Только чтобы наблюдать за тобой с небес.
Я чувствую, как её губы касаются моего затылка. Понимаю, что это всего лишь игра разума, но мои внутренности скручивает узлом боли. Я знаю, что нужно отпустить, но не могу.
— Позволь мне побыть с вами ещё немного. — Прошу я.
— Конечно. — Растворяется над моим ухом её мелодичный шёпот. — Конечно.
45
— Как ты? — Морозова участливо глядит на меня.
— Отлично! — Отвечаю я и ныряю обратно в экран ноутбука. — Мне нужно быстрее закончить и сдать материал.
— Ты хоть спала ночью?
— Как младенец. — Отзываюсь я, ударяя пальцами по клавишам.
Не знаю, откуда берётся эта злость. Бесит даже не Катя, и не материал, содержимое которого никак не хочет складываться в читабельные предложения, это я сама себя раздражаю — тупая, наивная овца, которая легла под первого встречного, возомнив, что это настоящая любовь. И ладно бы в первый раз! Так ведь нет!
И пусть с Никитой всё было совсем по-другому, но всё же.
— А как там Дубровский? Никак не отстаёт? — Словно читая мои мысли, спрашивает Катя.
— Вспомнишь дерьмо, вот и оно, — цежу я сквозь зубы, бросая взгляд на телефон, который в очередной раз начинает вибрировать.
Да я бы на него и не смотрела, но вот как дура (почему, кстати, «как»?), жду, что позвонит Красавин, а тот не звонит. Хотя прошло уже сколько? Смотрю на часы — уже сутки с того момента, как я передала для него кольцо.
Я что, блин, не достойна даже элементарных объяснений?!
— Все мужики козлы! — Гневно произношу я. — Козлы!
— И Усов? — Улыбается Морозова, бросая взгляд через плечо.
— Он в первую очередь! У него даже бородка есть!
Катька смеётся, а я продолжаю долбить по клавишам, внося поправки в текст.
— А если серьёзно, — наклоняется ко мне подруга, — как ты себя чувствуешь? Может, мне поехать к этому доктору, натянуть ему кое-что кое-куда, чтобы жизнь раем не казалась?
— А если серьёзно. — Я убираю руки с клавиатуры и поднимаю на неё взгляд. — Если серьёзно, то я планирую сосредоточиться на своём здоровье и здоровье своего будущего малыша. Теперь меня ничто вокруг больше не волнует. Пойдёшь со мной на УЗИ?
— Да! — Радостно восклицает Катя. — Когда?
— После выходных.
— С удовольствием!
— Вот и славно. — Я планирую продолжить печатать, но мой телефон вдруг начинает надрываться с новой силой. — Чёрт…
— Опять он? — Вытягивает шею Катюха. — Да пошли ты его подальше в лес! Сообразил, что никто перед ним стелиться не будет, и теперь наяривает! Пусть идёт к своей Нельке!
— Он заявил, что хочет поговорить насчёт «нашего» ребёнка. «Нашего», представляешь, Кать?
— Ещё чего захотел! Размечтался! Он кто? Просто оплодотворитель! Так что пусть идёт в баню! Говна ему на лопате, а не ребёнка!
Я наклоняюсь на стол и говорю тише:
— Знаешь, чего я боюсь?
— Чего? — Хмурится Катька.
— Не того, что он ко мне клеиться будет, а того, что жизни потом не даст нам с сыном. Права начнёт качать, требовать признания отцовства, добиваться свиданий. Не нужны мне его деньги, боюсь я его. С одной стороны, хорошо, когда у ребёнка состоятельный отец, который может обеспечить достойное будущее, с другой — ну, какое воспитание может дать ему этот ветреный хлыщ? А если он вообще заберёт его у меня и куда-нибудь скроется?
