Ю. А. Буранов и В. М. Хрусталев делают сходные выводы. Они считают, что вопрос об уничтожении Царской Семьи поставили уральские руководители и Ш. И. Голощекин выезжал в начале июля в Москву «для получения санкции» на это. Они пишут, что решение было принято в Екатеринбурге, но для его осуществления «требовалось еще и утверждение из Москвы». Вместе с тем эти авторы не исключают вероятности решения вопроса о казни с участием Москвы с самого начала, причем казни не одного лишь Николая II, а всей Семьи49. Такая позиция, возникшая под давлением вновь появившихся документов, свидетельствующих о причастности к делу о гибели Царской Семьи и Ленина (не говоря уже о Свердлове), когда нельзя уже защищать «доброе имя» кремлевского вождя, стала ныне преобладающей. Эту позицию сильно поколебал своими публикациями Э. С. Радзинский.
Приведем и рассмотрим версию этого автора, располагающего некоторыми документами. Он их приводит, но трактует исключительно своеобразно, порой явно ошибочно, в силу незнания других источников. Радзинский, в отличие от Иоффе и многих других, не сомневается в причастности Ленина (и Свердлова) к решению вопроса об уничтожении Царской Семьи. Но непосредственное принятие решения он приписывает некоей промежуточной силе, стоявшей между Кремлем и уральскими руководителями. Он видит ее в лице Р. И. Берзина, как доверенного лица Ленина, придаточного механизма в деле умерщвления Романовых. Э. С. Радзинский использует как отправную точку положение в «Записке» Я. X. Юровского о получении приказа — телеграммы из Перми. Он отмечает: «16 июля пришла та телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых. В 6 часов вечера Филипп Голощекин предписал привести приказ в исполнение»50. Заметим, что документ Радзинским цитируется весьма неточно, в частности, в документе нет слова «та», а добавление его Радзинским существенно искажает смысл документа. Получается, будто Юровский уже вел речь о телеграмме, нескольких телеграммах и тут конкретно им выделена какая-то одна из них, он раскрыл ее суть и т.д. Он этого не сделал. «Что это за телеграмма? — продолжает Радзинский. — И откуда это слово — «приказ»? И кто мог отдать приказ военному комиссару Уральской области Голощекину?
...Еще раньше, в конце июня, когда в Москве распространился ложный слух о расстреле Николая II, от имени Совнаркома был послан запрос на Урал. Полученный ответ: «Все сведения об убийстве Николая Романова — провокация» — пришел за подписью: «Главнокомандующий Северным Урало-Сибирским фронтом Р. Берзин».
После измены Муравьева власть на Урале сосредоточилась в руках латышского революционера, командующего фронтом против наступающих чехов — Рейнгольда Берзина. Ему очевидно, и было поручено Москвой запустить механизм расстрела Семьи. Это было логично, он мог быть гарантом того, что Уралсовет не сделает этого прежде, чем судьба Екатеринбурга будет решена. Только он мог знать этот роковой час. Только он — Главнокомандующий — мог приказывать военному комиссару. И 16 июля, поняв, что положение города безнадежно, Берзин, видимо, отдает свой приказ, приговорив к смерти 11 человек, в том числе несовершеннолетнего мальчика.
...Получив приказ Берзина, осторожный Филипп Голощекин решает на всякий случай протелеграфировать в Москву И он шлет ту — свою телеграмму о том, что условленная с Москвой казнь Семьи не терпит отлагательств из-за готовящейся сдачи города...
Получил ли Екатеринбург ответ? Или, как часто бывало, Москва промолчала, что и стало согласием?»
Далее автор, приводя воспоминания А. Ф. Акимова об отправке телеграммы Ленина-Свердлова с распоряжением расстрелять Царскую Семью, заключает, что в Екатеринбурге «за полночь» она была «получена»51.
Э. С. Радзинским выдвигается, как видим, такая версия: Берзин отдал приказ об убийстве, но Голощекин его все же не исполняет и обращается за подтверждением к Ленину, от которого его получает и только тогда дает ход расстрельному делу! Сразу же возникает вопрос: зачем обращаться за подтверждением, если все было условлено и приказ должен отдать Берзин? Да и с источниками, содержанием документов, которыми располагает сам Радзинский, такое заключение не согласуется. Юровский упоминал лишь одну телеграмму («из Перми») без указания времени ее получения, о котором он мог и не знать (или запамятовать). Голощекин мог дать предварительное распоряжение готовиться к расстрелу, известить об этом, испросить согласия на производство акции именно в этот момент, ждать его, ждать сигнала, прибытия машины и т.д. «Записка» Юровского — это все же не что иное, как воспоминание (в оформлении М. Н. Покровского), а не дневниково-протокольное изложение событий. В 1922 г. он писал о том же несколько иначе и, думается, точнее, определеннее: «16 июля 1918 года часа в два днем (а не в 6 вечера, как в «Записке». — И. П.) ко мне в дом приехал товарищ Филипп и передал постановление Исполнительного комитета о том, чтобы казнить Николая... Ночью придет товарищ, который скажет пароль «трубочист»...52 А еще позднее, в 1934 г, Юровский говорил: «15-го июля утром приехал Филипп и сказал, что завтра надо ликвидировать... предупредил меня, что в 12-ть часов ночи придет грузовик, приехавшие скажут пароль, их пропустить и им сдать трупы...»53 Будет замечено, что время прихода Голощекина («пузатого») с Белобородовым в дом Ипатьева именно утром во вторник, то есть 16 июля, указал на следствии один из охранников54.
Получается, что, во-первых, речь у Юровского шла и о местном постановлении, во-вторых, говорилось о принятии его еще до 16 июля, что, как будет показано далее, соответствует действительности, в-третьих, допущены разночтения в трех его свидетельствах. Одно лишь определенно: решение было принято до ночи, до вечера 16 июля, даже ранее этого числа и убивать заключенных надо в 12 ночи, в ночь на 17 июля. Из приведенных отрывков воспоминаний Юровского как будто бы следует, что Романовы и другие узники к моменту прихода грузовика за трупами должны были быть уже убитыми. Но в одном из последующих мест им же сказано, что убивать следовало с приходом этого грузовика: «Только в половине второго явился грузовик... я пошел будить арестованных»55. К тому же Юровский неоднократно подчеркивал, что автомобиль был нужен и для того, чтобы его заведенный мотор заглушал выстрелы. Одним словом, до ночного прибытия грузовика казнь начинать было нельзя. Нужны были прибытие этого грузовика и дополнительный приказ или сигнал, «пароль». А от кого, в каком виде должен был, вдобавок к местному решению, поступить приказ (постановление свыше?), Юровский мог просто не знать. Голощекин, который явился, как будет показано далее, к моменту казни в дом (или к дому) Ипатьева, мог тогда же или позднее сказать Юровскому, что был приказ — телеграмма, полученная из Перми или через Пермь (прямой связи с Москвой в те дни не было).
Версия о приказе из Перми, в смысле «от Перми», а не от Москвы, о двух приказах-телеграммах и о решающей роли приказа Берзина совершенно противоречит источникам, положению дел на Урале, на фронте вообще. Остановлюсь на характеристике фронтовой ситуации на Среднем и Северном Урале, роли Р. И. Берзина, его положении и местонахождении 16 июля к моменту трагедии, субординации во взаимоотношениях Голощекина и Берзина в те дни и недели. С полной уверенностью, как специалист по истории гражданской войны, заявляю, что никакой определяющей или посреднической роли Берзина в отношениях Москвы и руководства Урала не было и быть не могло. Во-первых, Северо-Урало-Сибирский фронт был лишь частью общего фронта на востоке страны. Он фактически являлся армейской группировкой (и 20 июля стал 3-й армией), в оперативном отношении официально подчиненной Реввоенсовету, Главкому Восточного фронта56. Во-вторых, командование Северо-Урало-Сибирского фронта на 16 июля размещалось не в Перми, то есть в глубоком тылу, а в Екатеринбурге, хотя и начинало эвакуацию туда служб всего штаба. В-третьих, Берзин в принципе не играл той роли, каковую ему отводит Радзинский. В-четвертых, он еще в ночь на 16 июля выехал в Москву, оттуда ездил в Петроград и вообще надолго оказался не у дел. Его в рассматриваемое время просто не было на Урале, в том числе в Перми. Берзин пришелся не ко двору наркомвоенмору Л. Д. Троцкому, и тот сместил его с поста командующего. Как раз военком Урала, фактический руководитель всего и вся в крае — Голощекин, покровительствовавший Берзину, взялся за восстановление его в утраченной должности. Голощекина, Белобородова и других не устраивал назначенный на нее Троцким бывший генерал Д. Н. Надежный. 18 июля за подписью Голощекина (проставленной первой) и других лиц была послана телеграмма на имя Ленина, Свердлова и Троцкого с просьбой провести переговоры на предмет восстановления Берзина в прежней должности, чего в дальнейшем они и добились57, но лишь на время. В ноябре 1918 г. Берзин вновь был снят с должности Троцким, к тому времени являвшимся уже не только наркомом по военным и морским делам, но и председателем Реввоенсовета Республики. В июльские дни на среднеуральском участке фронта наблюдалась сущая чехарда: командующими Северо-Урало-Сибирским фронтом (3-й армией) назначались Д. Н. Надежный, И. Т. Смилга, Б. П. Богословский (сразу же перешел к белым), Г. А. Угрюмов, А. И. Геккер. Фактически же соединением командовал пом. командующего С. М. Белицкий. Берзин был возвращен на пост командующего (уже 3-й армией) только 30 июля и вернулся на Урал, когда Царской Семьи не было уже в живых58. Относительно субординации июньско-июльской поры следует заметить, что Голощекин — военный комиссар и Урала, и Уральского военного округа и лидер Уральской организации большевиков вообще ни в какой мере не подчинялся Берзину, сам оказывал ему помощь и покровительство, «создавал» фронты (Оренбургский, потом совместно с находившимся в Уфе и действовавшим посредством телеграфной связи Н. И. Подвойским рассматриваемый Северо-Урало-Сибирский). Что касается командования собственно Восточного фронта, обширного и главного тогда в Республике вообще, после М. А. Муравьева, убитого 11 июля, Р. И. Берзин в него не вступал, и речи о его кандидатуре в этом плане не шло. Он едва держался на своем фронте — «участковом». Не хочу принизить роль и способности Берзина. Речь идет лишь о фактическом должностном его положении в то время. Вместо Муравьева 11-го же июля главкомом Восточного фронта был назначен И. И. Вацетис (Вациетис)*, человек куда более близкий к большевистской верхушке, можно сказать, со своими латышскими полками спаситель ее власти в сложнейшие моменты существования оной. Вацетис со штабом находился в Приволжье; в Перми в июле 1918 г. и его не было. Да он никак и не был причастен к делу Царской Семьи. Вероятно, Э. С. Радзинского натолкнуло на версию о задействование Берзина в уничтожении Романовых выражение Я. X. Юровского «приказ» — из военной лексики. Чекист, бывший военнослужащий полученное от высочайшей большевистской инстанции распоряжение расценивает как приказ. По существу, такое распоряжение действительно было равнозначно приказу. И даже будь Берзин в Перми —он не был бы распорядителем для Голощекина, Уралобкома партии, Уралобл-исполкома. Не тот это был человек, не из той инстанции. К тому же, как было показано, Берзин перестал быть комфронтом на Урале; в Перми в момент убийства Романовых его и не было. Таким образом, Берзин к изданию приказа об убийстве в доме Ипатьева никакого отношения не имел.
