Обнаруживается и плохое знание Мейером участников расстрела в Ипатьевском доме, конкретного состава группы палачей. Он полностью включает в нее лиц, обозначенных в представленном им для печати материале: 7 австро-венгров — «Команды особого назначения» и 3 лиц от «Обл. Ком.», имена которых автор далее приведет, с добавлением самого Юровского. На самом деле, как будет показано, та команда из семи человек, очевидно, имела отношение только к охране, причем внешней, но к расстрелу — вряд ли. Вопреки вышеприведенным данным, служащим вроде бы доказательством возможного пребывания Мейера в ночь расстрела в доме Ипатьева, и здесь закрадываются большие сомнения. Не знал он по именам большинство убийц, а многое если и знал, то забыл и «соблазнился» готовым списком. Одним словом, отношение к воспоминаниям И. П. Мейера, «хитроумно» оговаривавшегося в конце публикации, что части описываемого (какой именно?) он был свидетелем, иное осветил по информации других, остается сложным. Никак не избавиться от подозрения не просто в путанице из-за издержек памяти, но и в фальсификации фактов, пусть и частичной, причем, как видно, преднамеренной. С какой целью? Придать значительность своему «свидетельству» и личности вообще? Или убедить читателя в достоверности и особой ценности представленных одновременно документов? Вопросы, вопросы, требующие ответов, а значит исследования личности Мейера, его воспоминаний, представленных документов. Все это своего рода «феномен Мейера». Неоспоримо одно: И. П. Мейер — реальная личность, он действительно находился в июле 1918 г. в Екатеринбурге, был свидетелем екатеринбургской трагедии, многое мог знать и знал, донес до нас ряд правдивых и ценных фактов. Но чему он был непосредственным свидетелем, что узнал от других, что почерпнул из публикаций — до конца так и не ясно. Решая задачу проверки всех этих данных, выяснения всего и вся, следует знать обстановку июльской поры в Екатеринбурге и внимательно изучить документальные источники по проблеме в целом, «накладывая» публикации и документы Мейера на них. Приходится об этом говорить, поскольку наблюдаются попытки отдельных авторов доказывать факт фальсификации воспоминаний Мейера указаниями и на те ошибки, которых в этих конкретных случаях как раз у него нет, а есть у самих критиков. Анализ и оценка свидетельств Мейера, опубликованных им документов, требуют глубокого знания иной документации, уральской, екатеринбургской и «ипатьевской» истории. Материалы Мейера проливают на нее дополнительный свет. Помогают они и в выяснении взаимоотношений центра, вождей партии и Екатеринбурга, местных лидеров, согласованности их действий в решении судьбы Царской Семьи. Непосредственным связующим звеном в этом были Ш. И. Голощекин и уполномоченный центра — А. Е. Лисицын (?). Дан был приказ Царскую Семью убить, и этот приказ был приведен в исполнение.
2. Документы, принятые в Екатеринбурге
Приступим к освещению документов и событий, предшествовавших трагической развязке в судьбе Царской Семьи, — принятию окончательного решения о ее уничтожении и непосредственной подготовке убийства. Выясним во всем этом роль большевистских вождей, местных руководителей, облчека и непосредственных исполнителей — палачей и похоронщиков. Все эти акции замыкались, опять же, на Ш. И. Голощекине как центральной фигуре, связующей Москву и Екатеринбург, местное руководство и дом Ипатьева, развязку в его цокольном этаже. Об этом опять же свидетельствуют документы.
Кстати, важным аргументом к тому, что Ленин и Свердлов решили вопрос о казни Семьи Романовых именно в дни пребывания Голощекина в Москве, то есть при прямом контакте с местным уральским лидером, является и принятие Совнаркомом декрета «О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего императорского дома» от 13 июля 1918 г. Чтобы не взбудоражить общественность, декрет, подписанный Лениным, лежал пока «под сукном» и был опубликован после убийства, вместе с публикацией 19 июля о нем самом50. То и другое — в единой связке, в одно и то же время.
Предметом рассмотрения в данном разделе являются документы и материалы, опубликованные И. П. Мейером, и другие. Сопоставим первые со всей совокупностью выявленных к настоящему времени источников. Данный комплекс проблем крайне слабо исследован и вызывает острую дискуссию, особенно документы Мейера, как и сам текст его воспоминаний. Упоминавшийся «Протокол» и 5 других документов были опубликованы в популярной западногерманской газете «7 Tage» (7 дней) в 1956 г. в № 27-35, 14 июля — 25 августа. Три из них были перепечатаны затем в сборнике документов «Письма Царской Семьи из заточения» в 1974 г. в США. С этого времени они рассматриваются западными историками и публицистами, а ныне, став известными в нашей стране, — и у нас. Большинство авторов, в том числе Е. Е. Алферьев, Ю. А. Буранов и В. М. Хрусталев, Г. 3. Иоффе, Р. Пайпс, Э. Г. Радзинский, Н. Г. Росс, Г. Т. Рябов, Г. Б. Зайцев, В. А. Винер, полностью или с оговорками принимают и используют эти документы. Решительно отрицательное отношение как к документам, так и к воспоминаниям Мейера, выразили К. К. Белокуров с М. П. Никулиной, В. А. Козлов, П. Н. Пагануцци, Л. М. Сонин, И. Титов, М. Хейфец. Работы этих авторов разбирались выше и частично будут рассматриваться далее. Автор этих строк сначала в общем придерживался точки зрения первой группы, считал, что как документы, так и воспоминания Мейера (со скидкой на забывчивость, неточность, долю вымысла о тех или иных событиях, действующих лицах) могут восприниматься как подлинные. Упор делался на то, что по источникам и самим мемуарам Мейера прослеживается его действительное пребывание и активная деятельность в июльские дни 1918 г. в Екатеринбурге. В последнее время нами специально проведена большая дополнительная работа в архивохранилищах Екатеринбурга, Москвы, Новосибирска, выявлены новые документы, что позволило, с одной стороны, утвердиться во мнении о реальности фигуры И. П. Мейера, причастности его к событиям в Екатеринбурге, с другой же — удостовериться в крайней сложности вопроса о его документах, их характере, подлинности или фальсификации. Просматривается и то, и другое. Об этом —далее. В определенной мере мы разделяем оценку Р. Пайпса, считающего, что «документы, представленные Мейером, кажутся отчасти подлинными, отчасти сфабрикованными»51.
Сомнения в подлинности всех документов И. П. Мейера или отдельных из них, некоторые аргументы на этот счет приводились. Большинство же авторов не выходят за рамки предположений или сводят все дело к указанию на отсутствие в исторических исследованиях данных об Александре Мебиусе или на ошибку в написании фамилии Голощекина. Среди «аргументов» было и умозрительное, несостоятельное заявление о нереальности документа из-за «архисложности штампа на бланке». На деле штамп президиума Уралоблсовета, как будет показано далее, был в действительности сложным, многослойным. Все это свидетельствует о том, что авторы не владеют документальными материалами о деятельности облсовета, других руководящих органов Урала и о событиях в Екатеринбурге той поры.
Московский историк В. А. Козлов в статье под названием: «Но был один, который не стрелял» в первом номере журнала «Родина» за 1998 г. категорически утверждает, что как документы, так и собственно воспоминания Мейера, его пребывание в июле 1918 г. в Екатеринбурге и вообще его реальное существование — фальсификация. Очевидно, справедлив его вывод о возможной подрисовке в некоторых штампах документов слова «президиум». Но вопрос все же решен «наотмашь», при слабой, отчасти безосновательной аргументации. В то же время нельзя не отдать должного сильной интуиции опытного исследователя. Она, на наш взгляд, выводит его во многом к правильным решениям. Но этого мало, требуются доказательства, которых у этого автора совершенно недостаточно, порой его аргументы просто неверны. О каких же документах идет речь? Всего их шесть: «Протокол Уральского областного исполнительного комитета Коммунистической партии Урала и Военно-революционного комитета» (№ 1); «Список команды особого назначения в дом Ипатьева» (№ 2); «Протокол экстренного заседания Областного Исполнительного комитета совместно с членами Чрезвычайной комиссии и Революционного штаба» (№ 3); «Экстренный выпуск» (Уральского облисполкома Совета и Ревштаба) в первоначальном и исправленном виде (№ 4-5) и «Удостоверение», выданное И. Мейеру председателем Исполкома Уралсовета (№ 6). До последнего времени исследователи обращались лишь к первым двум и предпоследним документам, причем анализу подвергался практически лишь первый из них, а прочие просто воспринимались, использовались или отвергались. В. А. Козлов рассматривает их в комплексе.
