Данные материалы, исходящие от самих участников расстрела, в том числе его руководителей, являются наиболее ценными и достоверными первоисточниками. Они помогают выяснить не только количественный, но и персональный состав убийц, по поводу которого приводится великое множество версий, черпаемых из всяких сомнительных или побочных источников при полном или частичном игнорировании свидетельств самих палачей.
Кто же они — непосредственные убийцы одиннадцати узников дома Ипатьева в ночь на 17 июля, во всяком случае те из них, личность которых удается установить? Вернемся к воспоминаниям и показаниям прежде всего тех же Юровского, Медведева (Кудрина), Никулина, Медведева, Ермакова, которые, исходя из логики исследовательского процесса, были названы прямыми участниками казни (далее мы дадим неопровержимые доказательства этого). Выяснение состава убийц начнем с данных, приводившихся Юровским, пусть и недостаточно конкретных. Он, как участник расстрела, неоднократно писал о себе: «Ник[олай] был убит самим ком[ендант]ом наповал»39. «Я повторил и скомандовал: "Стрелять" Первым выстрелом я наповал убил Николая»40, «из кольта мною был наповал убит Николай, остальные патроны одной имеющейся заряженной обоймы кольта, а также заряженного маузера ушли на достреливание дочерей Николая»41. «Он (Николай Романов. — И. П.) спросил: "Что?" и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал»42. Об участии Ермакова он написал дважды: «Ермаков пустил в ход штык...»43. «Ермаков хотел окончить дело штыком». Как о присутствующих — участниках убийства Юровский пишет и об обоих Медведевых, и о Никулине44. О прочих, даже о составе команды внутренней охраны, он пишет в основном неопределенно, безлично, говоря: «...фамилии их я, к сожалению, не помню». Просто как бойца внутренней охраны, он называет лишь В. Н. Нетребина и добавляет, во-первых, что «Еще двух товарищей мне называли из внутренней охраны, живущих в настоящее время в Москве, но видеть мне их не довелось», во-вторых — что «товарищ из внутренней охраны, — латыш» рассказал ему, что его узнала, как в прошлом участника парада, «кажется, Ольга»45. Речь шла о чекисте А. Г. Кабанове — начальнике пулеметной команды внутренней охраны, о чем рассказывали или давали показания люди из внешней охраны, только обычно отмечая, что узнал его Николай II, у которого была феноменальная зрительная память. В связи со случившейся встречей и разговором бывших Императора и солдата-гвардейца следует еще раз обратить внимание на то, что и его, русского, так же именуют латышом, как и всю внутреннюю охрану, иногда уточняя лишь — «русский латыш». Можно заключить, что и в ранний, и в поздний периоды Юровский специально состава команды, производившей расстрел, касался мало. Не дал он конкретного ответа на этот вопрос и тогда, когда он был поставлен на совещании старых большевиков 1 февраля 1934 г. Участник совещания старый большевик В. А. Чевардин спросил: «Эти живые свидетели могут вести всякие разговоры?» Я. X. Юровский ответил: «Нет таких, которые знают. Они все были взяты, за исключением тех, что были у белых»46. Это, как видно, относилось Юровским и к карателям, и к видевшим казнь, и, возможно, к охранникам вообще. Но и тех, и других, и третьих — не всех «взяли» (по-чекистски). В действительности же свидетели оставались. Юровский сказал также: «Из участвовавших в расстреле никого нет»47. То ли их в Свердловске нет, то ли в сфере его тогдашнего внимания, то ли в живых нет — неясно. И это, если он имел в виду, что свидетелей нет в живых, тоже неверно. Трудно объяснить такое отношение Юровского к вопросу о личностях чекистов, участвовавших в расстреле: то ли он их действительно не помнил и полагал, что все они погибли (но он должен был знать, что упомянутый им местный убийца Ермаков точно жив, жил в Свердловске же), то ли из конспиративных соображений скрывал (в то же время о себе как участнике расстрела говорил собравшимся откровенно и с гордостью). Одним словом, воспоминания Юровского мало помогают в выяснении персонального состава команды убийц.
Какие данные мы находим у других бесспорных долго остававшихся в живых участниках расстрела? М. А. Медведев (Кудрин) в 1963 г. говорил: «Вслед за процессией следуют по лестнице Павел Медведев, Гриша Никулин, семеро латышей (у двух из них за плечами винтовки с примкнутыми штыками) (из ряда других свидетельств явствует, что по крайней мере один из этих двух «латышей с винтовками» был русским А. А. Стрекотиным, не включавшимся в состав убийц, пришедшим прямо с поста поглазеть на казнь; что оба этих «с винтовками» не стреляли. — И. П.), завершаем шествие мы с Ермаковым...
Николай II, царица и Боткин внимательно разглядывают меня с Ермаковым, как людей новых в этом доме. Юровский отзывает Павла Медведева, и оба выходят в соседнюю комнату Теперь слева от меня против царевича Алексея стоит Гриша Никулин, против меня — царь, справа от меня — Петр Ермаков... Стремительно входит Юровский... вынимая из кобуры «маузер»... я уже спускаю курок моего «браунинга» и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим вторым выстрелом раздается первый залп латышей и моих товарищей справа и слева. Юровский и Ермаков тоже стреляют в грудь Николая II почти в упор... Ермаков... палит уже из второго нагана... стреляет из третьего нагана...»48.
Итак, стреляли: Медведев (Кудрин), Юровский, Ермаков, Никулин, другие («латыши»); из семерых «латышей» двое с винтовками, по этим воспоминаниям, — не стреляли. Посмотрим, что писал об участниках расстрела Ермаков, приписывавший себе и руководство им, и главную палаческую роль: «...прибыл [с] товарищами Медведевым и др[угим] латышом, который служил в моем отряде, в карательном отделе... Я спустился книзу совместно [с] комендантом; надо сказать, что уже заранее было распределено — кому и как стрелять... я дал выстрел в него (Николая II. — И. П.) [в] упор...»49. Как о стрелявшем Ермаков пишет о себе, но явно как об участниках расстрела и о коменданте (Юровском), и о Медведеве (Кудрине), и о «латыше» — карателе из своего визовского отряда. Речь идет не о ком ином, как о С. П. Ваганове, включенном в состав убийц облчека. В визовском отряде, военном комиссариате латышей не было. Ермаков называет Ваганова «латышом» явно по той простой причине, что он — каратель. Он и имя Медведева подает в таком же духе («прибыл с товарищем Медведевым и другим латышом»: оба, выходит, «латыши»). Вот таким в период Октября и гражданской войны собирательно-нарицательным стал образ латышского стрелка, латышей, отличавшихся в кровавых карательных делах большевизма!
Слабый памятью, особенно в последние годы жизни, и совершенно не заботящийся о достоверности изложения исторических фактов, Ермаков 4 августа 1945 г. на допросе (или, мягче говоря, в ходе официальной беседы) начальнику Управления КГБ по Свердловской области на вопрос о непосредственных исполнителях приговора Царской Семье отвечал: «Выполняли этот акт, как ранее я уже указал, мы втроем: начальник охраны Юровский, заместитель командира латышского красного гвардейского отряда Ян и я, Ермаков». Раньше о Яне он не упоминал. Связать Яна с тем, кого он называет взятым им с собой «латышом», тем более если речь идет о Я. М. Цельмсе, величине заметной, нельзя, да он и не служил у визовского военкома. Но стоит обратить внимание на упоминание в воспоминаниях Я. X. Юровского взятого им в охрану «Иона» (Яна?) и «Цельмса». В числе убийц, правда, Юровский этого латыша не называет, а вот Ермаков, на сей раз забыв даже о видном чекисте М. А. Медведеве (Кудрине), «Яна» причисляет к таковым. Но об этом мы поведем речь далее.
