В воспоминаниях И. П. Мейера мы находим сведения об участии в охране упомянутого 2-го Екатеринбургского эскадрона, в котором состояло немало бывших австрийских военнопленных, которых он знал по долгу службы и лично45. Находился в охране и визовский отряд Ермакова. В его составе были и упоминавшиеся в связи с показаниями П. В. Кухтенкова коммунисты. Отряд (дружина) за жестокость, убийства не только противников советской власти, но и мирных жителей вообще, насилия и грабежи обрел самую дурную славу. О моральном облике ермаковских молодцов свидетельствует характеристика встречи с ними при доставке тел убитых, данная в «Записке» Юровского: «Проехав Верх-Исетский завод в верстах 5, наткнулись на целый табор — человек 25 верховых, в пролетках и т.д. Это были рабочие (члены Совета, исполкома и т.д.), к-ых приготовил Ермаков. Первое, что они закричали: "Что ж вы нам их неживыми привезли?!" Они думали, что казнь Романовых будет поручена им. Начали перегружать трупы на пролетки, тогда как нужны были телеги. Это было очень неудобно. Сейчас же начали очищать карманы — пришлось и тут (как и в доме Ипатьева, где сразу же началось воровство со стороны охранников. — И. П.) пригрозить расстрелом и поставить часовых»46. Склонностью к грабежам, воровству отличались и многие бойцы эскадрона, который за это и за недисциплинированность на некоторое время ранее даже расформировывался.
Пытавшиеся было утром проехать и пройти по дороге в Екатеринбург крестьяне Коптяков задерживались и прогонялись обратно под угрозой расстрела за неподчинение. Разъезды и пешие заставы заявляли им, что запрет вызван продвижением по дороге воинской части с артиллерией. Так, крестьянка Н. П. Зыкова с сыном Н. С. Зыковым рано утром 17 июля выехали в Екатеринбург и наткнулись в урочище Четыре Брата на пеших и конных красноармейцев, часть которых двигалась на телегах. Конные во главе с известным ей С. П. Вагановым повернули их с руганью назад. Вернулись в Коптяки, а там: «Когда она прискакала в Коптяки, вся деревня слушала ее.
Крестьянин Н. М. Швейкин потом показывал: «Как Настасья приехала, весь народ взбулгачила: войско идет. Сказывала она, что у самых у Четырех Братьев, как только они доехали до них, им попалось войско. Войско, говорит, идет, а сзади чего-то везут в автомобиле. Так она и сказывала про автомобиль... Все это Настасья нам рассказывала на улице при всем собрании»47.
Скрыть место захоронения, как было рассчитано, не удавалось. Сказалось двухчасовое опоздание с убийством из-за задержки телеграммы-приказа из Москвы, а также из-за плохой проселочной, еще не просохшей дороги, по которой автомобиль вообще никогда не ходил. На место захоронения перед рассветом, когда собирались перевезти трупы, или несколько позднее прибыли все руководители области, в большей или меньшей степени задействованные в деле Семьи Романовых. Уже приводились сведения М. А. Медведева (Кудрина) о приезде на легковом автомобиле вслед за грузовиком Голощекина и Юровского48. Один из них — фактически первый руководитель области, второй — глава облчека, ставший не только главным палачом, но и руководителем захоронения. Есть данные о том, что там находились А. Г. Белобородов и П. Л. Войков. И. П. Мейер весьма правдоподобно сообщал: «Когда мы приехали на нашей коляске, то горело несколько костров, вокруг которых сидели красногвардейцы. Голощекин, Белобородов, Войков и Юровский стояли в группе отдельно, недалеко от которой Ермаков спал около костра»49. Но Мейер указывает на приезд с ним и присутствие А. Мебиуса — председателя ревштаба. Вновь напомню, что это мог быть представитель центра, действовавший в дальнейшем под именем А. Е. Лисицына.
Таким образом, решительно все активные участники событий, включая руководителей, убийцы, похоронщики, прямые свидетели того и другого, бойцы оцепления в районе Ганиной ямы свидетельствуют, что из Ипатьевского дома увезли и к шахте в Ганиной яме, под Коптяками, привезли, а затем хоронили трупы членов Царской Семьи и еще четверых погибших с ними, что никакой подмены не произошло, ни один человек из этих 11 не спасся. Истина только в этом. Косвенные данные — все увиденное жителями Коптяков — подтверждают это же. Все бесчисленные версии о подмене, о спасении и т.д. и т.п., бытующие многие десятилетия, исходят не от прямых и даже косвенных свидетелей, а от людей, не имевших ко всему этому делу отношения, от слухов, от официально распространявшейся большевиками дезинформации и от людей с неуемной фантазией, часто просто нечестных — лжесвидетелей.
На захоронении, очевидно, полностью или частично присутствовала команда ВЧК Лисицына. Свидетельств на этот счет достаточно. Во-первых, сам представитель Свердлова и Дзержинского пишет, что из Екатеринбурга должен был выехать до рассвета, но выехал (из-за непредвиденной задержки с расстрелом) с рассветом, то есть, выходит, одновременно с другими участниками убийства и захоронения, во-вторых, основания для такого предположения дают воспоминания И. П. Мейера, в-третьих, есть показания целого ряда случайных свидетелей, видевших нерусских, австро-венгров, причем не «местных», а из Москвы, в-четвертых, существуют и некоторые вещественные доказательства на этот счет. Лисицыну нужно было выезжать так рано, чтобы, как он потом докладывал, «не поставить всю операцию под угрозу срыва»50. Р. Вильтон на основе свидетельских показаний писал следующее: «Вечером 18 июля проехал через железнодорожный переезд в Коптяки легковой автомобиль с шестью молодыми солдатами и одним штатским, по описанию свидетеля, — "еврей с черной, как смоль, бородой". Два солдата вернулись к переезду из леса, в разговоре сказали, что они "московские"»51. Вильтон полагал, что этим приезжавшим с командой человеком и был тот самый посланец Москвы, который приехал с Голощекиным, появлялся затем в доме Ипатьева и выглядел именно так. Этим человеком «с черной, как смоль бородой» в штатском вряд ли мог быть Юровский, как многие предполагают (речь идет не о его приезде 17 июля, описанном выше, а о повторном приезде через сутки), ибо он добирался до места верхом на лошади, а затем пешком и прибыл туда ночью. 17 же июля в эту пору он также разъезжал и ходил пешком совсем в другом месте: по Московскому тракту, у глубоких шахт в поисках нового места для захоронения52. Не мог этот бородатый человек быть и Голощекиным, тогда бороды не носившим. Да к тому же оба они коптяковцам были хорошо известны. Нет, это был кто-то иной. По всей видимости, московский посланец со своей командой (или частью ее). Побывавший у шахты в урочище Четырех Братьев генерал С. А. Домонтович нашел вырванный лист из немецкой книги по анатомии, а следователь Н. А. Соколов — обрывок газеты пробольшевистского характера на немецком языке. В тексте говорилось о II-ом Интернационале, о выступлении чехо-словаков против большевистской власти53.
Сведения о человеке с черной бородой более обстоятельно даны в книге Р. Вильтона, хотя в какой-то мере отражены и в книгах Н. А. Соколова и М. К. Дитерихса. Откуда они взялись у Вильтона? Из показаний Е. Д. Лобановой, данных следствию еще 1 августа 1918 г. Лобанова, жительница Коптяков, постоянно бывала и в Екатеринбурге, где работал ее муж. Сообщила, что вечером 18 июля («перед закатом солнца») на лошади выехала из города в свою деревню. За железнодорожной будкой № 184 ей сообщили, что дальше не пропускает оцепление (у грузового автомобиля с бочонком). «Мы вернулись к будке, — рассказывала Лобанова, — и стали обсуждать, что нам делать. В это время из города приехал легкий автомобиль, в котором сидели 6-7 человек. Кажется, все они были в солдатской форме и молодые, за исключением одного, походившего на еврея, с черной, как смоль, бородой и усами. Мой извозчик подбежал к ним и закричал: "Не пропускают!" Один из ехавших на автомобиле сказал: "Почему не пропускают, мы сейчас узнаем" и поехали дальше. Приблизительно через полчаса автомобиль вернулся к будке уже с двумя лицами; остановившись у будки, они стали со мной разговаривать, пить чай. Один из этих мужчин назвал себя Московским, но ни тот, ни другой мне совершенно неизвестны. Поздно ночью с той стороны, куда был запрещен въезд» вернулось четверо мужчин, «среди которых человека с черной бородой уже не было». Они сели и уехали в сторону города54. Прежде всего обращает на себя внимание личность руководителя группы и то, что вся группа или часть ее были людьми из Москвы. Они приезжали на перезахоронение. Человек в гражданском остался на ночь и, очевидно, участвовал в его сложной процедуре с перемещением в ночь на 19 июля. Напрашивается вывод, что человек с бородой и был тот самый, что прибыл 14 июля от Свердлова с Голощекиным. Дело в том, что, судя по описанию, это лицо не походило на кого-либо из местных руководителей, которых всех Лобанова лично знала, ибо ее муж М. А. Лобанов работал казначеем исполкома Екатеринбургского горсовета, супруги непосредственно соприкасались с активом55. Лобанова пыталась даже вспомнить, не видела ли она ранее этих молодых военных людей, но пришла к выводу, что они ей не знакомы56. Почему — становится понятно; поскольку они были московскими, приезжими. К сказанному нужно добавить, что охранники видели нового человека с похожей внешностью, приходившего перед расстрелом в ДОН, о чем речь уже шла.
