– Часто я просто дурачилась, убивала время, думая о том, что хочу сделать со своей жизнью, а потом, совершенно неожиданно, увидела тот шелковый платок.
Глаза у Кэма слегка осоловели.
– Глазам не поверила. Это была такая красота. Шарф. Прекрасный шарф. Тот парень, наглец, повесил его у себя в палатке на ярмарке антиквариата в Питерборо. Он, конечно, знал, что это «Миссони», и цену назначил соответствующую, но я, едва только прикоснулась к нему, поняла – он последний из этой серии.
– Ты это поняла? Как? – нахмурился Кэм.
Этот момент триумфа Гвен переживала не в первый раз, но волновалась почти так же, как тогда, и не обращала внимания на мелочи.
– На меня как будто накатило. Я купила его и выложила у себя. Продала и получила в десять раз больше, чем потратила. – То был один из редких случаев, когда семейная интуиция Харперов оказалась не столько проклятием, сколько благословением.
– Ух ты. – Кэм выпрямился, и в его глазах отразился неподдельный интерес. – Так на этой… – он сделал неопределенный жест рукой, – ерунде действительно можно заработать?
– Для тебя это, может быть, ерунда, но мне нравится. Кому-то неприятна сама идея секонд-хенда, но мне интересна история, меня привлекает сам процесс поиска, охоты. Каждая уникальная вещь намного интереснее унылой массовой продукции, того барахла, что все покупают в «Арго».
– Я в «Арго» не покупаю.
– Не ты. Ты богатый. Я имею в виду обычных людей. Но даже ты покупаешь вещи в дорогом варианте «Арго». Вещи, в которых нет ни индивидуальности, ни чего-то другого.
– Понятно, – вежливо сказал Кэм.
Гвен осторожно поставила стакан на стол.
– Ну а ты?
– Мне и рассказать особенно не о чем. Бумажная работа. Суд. Снова бумажная работа.
– Тебе это не нравится?
Он пожал плечами.
– Вообще-то даже нравится. Я люблю разбираться в запутанных делах. Люблю спорить и побеждать.
Гвен улыбнулась.
– Не могу привыкнуть к тому, что ты адвокат. Ты же был панком. И вроде бы собирался в Лондон?
– Собирался, – внезапно посерьезнев, сказал Кэм.
– И что случилось?
Он допил то, что оставалось в стакане, и налил еще.
– Извини, что так вел себя тогда, в машине. Я просто был не готов… – Кэм снова пригладил волосы. – Не знаю. Я был не готов разговаривать с тобой. Хочешь послушать о своей бабушке?
Гвен заставила себя переключиться на настоящее.
– Да. Конечно. Расскажи, пожалуйста.
Кэм откинулся на спинку стула, закрыл глаза и, помолчав секунду-другую, сказал:
– Не пойми меня неправильно, но Айрис была особой довольно странной.
Гвен напряглась. Странной. Это слово было одним из многих, употреблявшихся для характеристики их семьи.
Кэм открыл глаза и посмотрел прямо на нее.
– Очень сильная личность. Всегда говорила правду. Всегда старалась помочь нуждающимся.
– Ох… – Гвен сглотнула. Это было уже лучше.
– Тактичной я бы ее не назвал. Дураков на дух не переносила.
– Никогда не понимала, почему так говорят, – вставила Гвен, махнув рукой со стаканом. – На какой еще дух? И кто его переносит?
Кэм отвлекаться не стал.
– Она не играла в политические игры. Говорят, когда жена шефа полиции пришла к ней за поддержкой, Айрис оскорбительно отозвалась о ее туфлях.
– Ты же вроде бы сказал, что она помогала людям?
– Помогала, верно. Вот только не надо быть слишком разборчивым, когда тебе помогают. Не надо ждать слишком многого.
Гвен уже приготовилась сказать, что на свете вообще слишком много чересчур привередливых, но тут в дверь постучали.
Кэм вскинул бровь.
– Ждешь кого-то?
Гвен вздохнула и, разведя руками, пошла открывать.
– Да. И чем дальше, тем больше.
Женщина за порогом держала в руке синюю миску для собаки с изображенной на боку стилизованной косточкой.
– Вы – Гвен Харпер?
Гвен кивнула.
– Слава богу. Я – Хелен Брюэр. – Женщина сунула миску под мышку и протянула руку. Волосы у нее были собраны в хвост, и выглядела она старше Гвен. Хотя Гвен всегда исходила из того, что окружающие старше нее. Руби наверняка объяснила бы это ее незрелостью, задержкой в развитии и прочим в этом же духе.
– Я могу вам чем-то помочь?
– Надеюсь, что да. Пожалуйста.
– Думаю, вам лучше войти, – предложила Гвен и отступила в сторону.
– Извините, если помешала. – Хелен с любопытством уставилась на Кэма. – Вы заняты?
– Да, – сказал Кэм.
– Я всегда занята, – пояснила Гвен. – До такой степени, что могла бы, наверно, вырезать это на задней двери.
– Что ж, я, надеюсь, ненадолго. – Хелен поставила собачью миску на стол. – Если я не найду Арчи до возвращения Кристофера, он убьет меня. Потому что вот так его любит.
– Кристофер?
– Мой сын. На уикенд приезжает домой из университета. Он изучает химическое машиностроение в Кардиффе. Очень трудный курс.
– Не сомневаюсь. – Гвен уже несколько раз пыталась послать в направлении Кэма извиняющийся взгляд, но он был занят тем, что бомбардировал Хелен лучами смерти. Пришлось переключиться на гостью. – Так у вас пропала собака?
– Да, я не видела ее со вчерашнего утра. – Хелен достала из кармана небольшую фотографию и протянула ее Гвен. На снимке, сделанном веб-камерой, Хелен Брюэр держала на руках шотландского терьера.
– А это его миска.
– Не ваша? – спросил Кэм.
– Нет. – Хелен сердито посмотрела на него и, наклонившись вбок, сунула руку в карман пальто. – Это его любимая игрушка. – Она положила на стол некий предмет, присмотревшись к которому Гвен с трудом подавила смех. Перед ней лежала резиновая копия Маргарет Тэтчер, потрепанная почти до неузнаваемости и безносая.
– У вашего Арчи отменный вкус, – прокомментировал, допивая вино, Кэм.
– Зачем вы это принесли?
Хелен недоуменно наморщила лоб.
– Разве вам это не нужно? Я слышала, что Айрис делала что-то с вещами. Может быть, если это поджечь, дым примет форму стрелы и укажет, где прячется Арчи… – Она взглянула на Гвен и осеклась. – Или что-то еще.
– Эту вещь нельзя поджигать, – предупредил Кэм. – Она будет выделять токсичный дым.
– Может быть, получается химический ожог в форме стрелы, – задумчиво предположила Гвен, изо всех сил игнорируя внутренний голос, говорящий, что она может помочь.
