За стеной, в ванной, зашумела вода. Что-то упало с глухим звуком. Или, может быть, Кэм ударился головой о стену. Она попыталась улыбнуться, но не смогла.
Кэм вернулся через пару минут. Нашел рубашку и носки и, не глядя на нее, сказал:
– Я, пожалуй, поеду в офис.
– Сейчас семь, – напомнила Гвен.
Он неуверенно рассмеялся.
– Нет покоя нечестивым.
– Ладно. Позавтракаешь?
– Нет, спасибо. Перехвачу что-нибудь по дороге.
– Ладно, – повторила Гвен.
На полпути к двери он остановился.
– Я позвоню.
– Не говори так.
– Что?
– Не говори так. Как будто я шлюха.
– А что мне сказать? – Кэм повернулся, и она увидела на его лице уже привычное насупленное выражение. – Забудь прошлое, теперь мы едва знаем друг друга. Каких слов ты от меня ждешь? Давай будем вместе. Давай притворимся, что этих тринадцати лет не было. Давай притворимся, что ты не сбежала от меня, когда все пошло наперекосяк?
– Прощай, – сказала Гвен. – Тебе полагается сказать «прощай». Завершение, помнишь?
Он сглотнул.
– Прощай, Гвен Харпер.
– Прощай, Кэмерон Лэнг.
Кэти запихнула ненавистный рюкзак в металлический шкафчик, закрыла дверцу на ключ, а когда повернулась, то едва не грохнулась на пол. Неподалеку – всего лишь в нескольких футах, – прислонившись к стене, стоял и смотрел прямо на нее Люк Тейлор. Ждал ли он кого-то? Или действительно смотрел на нее? Или, может быть, грезил наяву, то есть смотрел, но не видел? И что ей делать? Поздороваться? Но если он не заметит ее, она точно умрет. Нет, лучше не рисковать. Она повернулась и пошла в другом направлении. Противоположном столовой, куда собралась, но какая разница.
– Эй!
Голос прозвучал прямо у нее за спиной. Еще два шага, и он догнал ее.
– Не убегай.
Она подняла голову и не поверила своим глазам.
– Я и не убегаю. Просто…
– Послушай. Я насчет того… позавчера… Я никакого отношения…
Кэти не сразу поняла, что он имеет в виду. Ах да, Уилл Джонс.
– А, знаю. Все норм. – Она замолчала, понимая, что краснеет, и, собравшись с силами, добавила жестким, но беспечным голосом: – Хотя он, конечно, урод.
Люк пожал плечами. А через несколько шагов остановился.
– А ты поесть не собираешься?
Кэти изобразила холодное безразличие. Это выражение получалось у нее хорошо, потому что было отработано. В данном случае оно означало, что еда – это нечто вульгарное, чем озабочены только существа низшего порядка. Имоджен всегда говорила, что мальчикам нравятся девочки, которые не едят.
Люк смешался.
– А… О’кей.
– Но ты иди, – милостиво, будто выдавая разрешение, сказала Кэти. И тут же пожалела, что не может дать себе по физиономии.
Люк скривил губы.
– Спасибо. Пойду. – Он ударил себя в грудь. – Растущий, знаешь ли, организм. Надо поддерживать силы.
Кэти кивнула. Попыталась улыбнуться.
– Ладно. Пока.
– Пока. – Он повернулся и зашагал по коридору.
Гвен сидела в постели, пытаясь убедить себя, что не имеет ничего против бегства Кэма, и поглаживая по голове Кота, который урчал при этом, словно взлетающий «Боинг-747». Потом взяла блокнот Айрис – а вдруг у нее найдется какой-нибудь чудесный рецепт от больного сердца. Читая наугад, она снова и снова спрашивала себя, как поступить со всем этим архивом. В записных книжках таился настоящий клад информации, и хотя допустить к ним Патрика Аллена Гвен не согласилась бы ни за какие коврижки, позволить всему этому богатству просто собирать пыль представлялось ей неправильным.
Четверг, 24 марта.
Снова видела сегодня Л. Пневмония у него никак не проходит, но и ложиться в больницу он отказывается. Миссис Л. в смятении, что проявляется у нее своеобразно.
Ну, может быть, эта запись и стоит того, чтобы сохранить ее для потомства. Гвен закрыла блокнот и бросила его на одеяло. Он скользнул по гладкой поверхности и остановился, раскинув ветхие страницы. Видеть его в таком состоянии Гвен не могла. Как будто голый. Она подалась вперед, наклонилась, протянула руку и… замерла. То, что выглядело раньше набором бессмысленных символом и что Гвен считала личной скорописью Айрис, внезапно преобразовалось во вполне читаемый английский. Она взяла блокнот и быстро пробежала глазами по строчкам.
Слизни пробираются под дверью и ползут прямиком на кухню. Когда твою власть игнорируют даже беспозвоночные, знай – ты в беде. Я в беде. Мне страшно, но главное – я так устала. Думаю, могу уйти даже раньше, чем предполагала. Я оставила что-то вроде страховки – больше для Гвен, чем для себя, – но все зависит от восприятия. Если люди считают тебя сильной, то так оно обычно и есть. Возможно, в этом смысле я и ошибаюсь со слизнями. Они недостаточно разумны, чтобы бояться меня.
Сопровождавший запись рисунок кролика в полосатой шапочке так и остался рисунком кролика, как ни всматривалась в него Гвен. Устав, она закрыла глаза и зябко поежилась. Бедная Айрис. Впрочем, с сочувствием было не так просто. Записи в блокнотах открывали окно в прошлое, и, читая их, Гвен не могла не чувствовать себя особенной, желанной, но была здесь и обратная сторона. За ней как будто наблюдали.
Гвен вздрогнула, когда зазвонил телефон.
– Ты что это делаешь?
– Привет, Руби. Как дела?
– Как ты могла? – едва сдерживаясь, спросила Руби.
– Как могла что?
– Ты уже открывала газету?
– Нет. Я только-только встала.
– Ну так иди и возьми. Надеюсь, будешь довольна.
– Руби… – Но сестра уже положила трубку. Прекрасно.
Одевшись потеплее, Гвен отправилась в магазин на углу. Джон, склонившись над прилавком, читал книгу. Увидев Гвен, он улыбнулся.
– Только вот это, спасибо. – Гвен взяла со стенда «Кроникл».
– Там для вас хорошая реклама, – кивнул Джон.
– О боже.
– Думаю, отличная идея. Вы им еще покажете, этим сопливым ублюдкам на той стороне реки.
Попрощавшись и выйдя из магазина, Гвен развернула газету. То, что ее касалось, нашлось на шестой странице. Мнение о предполагаемом фолк-фестивале излагалось, в основном, с точки зрения Патрика Аллена.
Фотографию обтрепанной ярмарочной палатки в середине статьи сопровождала подпись: Угроза местному бизнесу и понижение уровня?
Дома Гвен сделала себе чашку крепкого кофе и прочитала статью полностью. Ее характеризовали как «последнюю в длинной очереди «альтернатив», выбравших Пендлфорд своей операционной базой. В то время как меньшинство приветствует появление в городе «арт-сообщества», многие считают, что Пендлфорд следует втащить в двадцать первый век, а представители так называемой субкультуры противодействуют этой цели».
