– Не лучшее предложение, – покачала головой Руби.
– Вы ведь адвокат, да? – продолжала Кэти. – Значит ли это, что вы защищаете даже тех, кто виновен?
– Вообще-то, я не занимаюсь уголовными делами, – сказал Кэм, – но мысль верная. В суде должны быть представлены все стороны, иначе система не будет работать.
– Но если точно, на сто процентов, знаешь, что человек виновен, разве защищать его этично?
– Такая дилемма существует, и в том числе по этой причине я не веду уголовные дела. Но, конечно, юристы, защищающие преступников, делают важную работу. Самое главное – они должны абсолютно точно, чтобы не оставалось ни малейших сомнений, убедиться в виновности подзащитного. Мы ведь не хотим, чтобы наказывали невиновного, верно?
Кэти покачала головой.
– Офицер Френдли так и сказал.
– Офицер Френдли?
– Старший инспектор Коллинз. Он приходил в школу и выступал перед нами.
– Гарри? Выступал? И вы называете его офицером Френдли? – Он повернулся к Гвен: – Обязательно ему расскажу.
Потом они поговорили о последнем рабочем проекте Дэвида, и Гвен поднялась, чтобы помочь Руби принести основное блюдо.
На кухне Руби толкнула Гвен бедром.
– А Кэти нравится Кэм.
И не ей одной, подумала Гвен.
– Вот было бы замечательно, если бы вы двое поладили.
– Говори потише.
– И для твоей репутации было бы полезно. Придало бы тебе респектабельности.
Гвен так и хотелось шлепнуть сестру запеченным с травами лососем, но она удержалась и, взяв тарелки, вернулась в гостиную.
После того как все выпили по крошечной чашечке шоколада с домашним имбирным печеньем и кофе, приготовленным кофемашиной вроде тех, увидеть которые можно обычно в кафе супермаркетов, Руби встала из-за стола.
– Вы, парни, выпивайте, а я заберу у вас Гвен на минутку.
В коридоре Гвен вопросительно вскинула брови.
– Что?
– Хочу кое-что тебе показать. – Руби потащила сестру наверх. Там она остановилась пред дверью с розовой табличкой и надписью «Ясли Кэти», сделанной блестящей краской.
– Сюда?
– Не волнуйся, мы ненадолго.
– А это не… – Гвен хотела сказать «нарушение частной жизни», но Руби уже открыла дверь и шагнула за порог.
– Давай входи. Мы же не суем нос в чужие дела.
– А похоже.
– Тогда иди и принеси чистое белье, если тебе от этого легче станет.
Гвен села на кровать, накрытую сиреневым покрывалом с вышитыми серебряными звездочками.
– Что тебя беспокоит?
Руби подошла к письменному столу, заваленному бумагами, ручками, записными книжками и аксессуарами для волос, и взяла в руки красный блокнот.
– Я не буду читать ее дневник, – сказала Гвен.
– Не волнуйся. Посмотри. – Руби открыла блокнот и повернула так, чтобы Гвен прочитала сделанную черным фломастером надпись. – Заклинания.
– И?
– Что значит «и»? Тебя это не тревожит?
– А что там? Любовное заклинание? Что-то списанное с печеньки с предсказанием?
– Ничего. Пока еще ничего. – Руби вернула блокнот на место. – Зато есть вот что. – Она указала вверх. Гвен подняла голову, ожидая обнаружить паутину или свисающие с потолка чучела, но увидела обычную мешанину из разноцветных мобильников, кристаллов, ловцов сновидений и шарфиков – все то, что можно найти в комнате любой девочки-подростка. Впрочем, других девочек-подростков, кроме Кэти, Гвен и не знала.
– И это. – Руби открыла шкаф и достала что-то с верхней полки.
– Будешь рыться в ее вещах, рано или поздно наткнешься на что-то, что тебе не понравится.
– Ты можешь хотя бы на секунду перестать изображать из себя святую? Смотри. – Она протянула Гвен хрустальный шар, явно из тех, что продаются в «Хрустальной пещере». Стеклянная штуковина, предмет такой же мистический, как эластичная лента.
– У нее явный интерес ко всякой жути и готике. Нисколько не сомневаюсь, что все дети ее возраста верят в предсказания доски Уиджа. Совершенно невинное увлечение. Радуйся, что девочка не сделала себе тату.
Руби шумно, словно стараясь не закричать, выдохнула.
– Ты хотя бы раз можешь встать на мою сторону?
Гвен сделала большие глаза.
– Я на твоей стороне. Успокаиваю.
– Нет, не на моей. Ты пытаешься сказать, что я не понимаю, о чем говорю, что реагирую слишком остро, что веду себя глупо, что я… – Руби остановилась, подыскивая подходящее слово: – Магл!
Гвен едва удержалась, чтобы не улыбнуться.
– Я тебя маглом не считаю.
Руби поерзала на краю кровати. Настроение у нее начало меняться в другую сторону. Наконец губы ее дрогнули, и уголки поползли вверх.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Вы с мамой при мне никогда об этом не говорили, а я и не спрашивала.
– О хрустальных шарах разговоров не было. – Гвен помолчала. – И не помню, чтобы мама так уж много об этом говорила. Она наблюдала за мной. Просила найти какие-то вещи. Как только я перестала выполнять этот фокус по ее желанию, она потеряла ко мне всякий интерес. – Гвен даже удивилась, что слова сестры так больно ее задели. Ларкин был прав: Они задолбают тебя…
– Ты не скажешь Кэти?
– Об этом? Конечно нет.
– И вообще не говори с ней о каких-то силах, о потерянных вещах, о картах Таро. Ни о чем таком.
– Знаешь, ты уже давно дала мне это понять.
– Я работала всю жизнь. Ради Кэти. И не позволю, чтобы все мои труды пошли насмарку.
Чего Гвен никак не ожидала, так это увидеть слезы в глазах Руби.
– Обещаю. – Она погладила сестру по плечу.
Внизу Дэвид и Кэм сидели в неловком молчании за столом; Кэти расположилась на диване с лэптопом и в наушниках. Дэвид сразу же вскочил и стал помогать жене убирать посуду, а Гвен бросила на Кэма взгляд, ясно говоривший: Уходим.
Он встал и взял Гвен за руку.
– Нам, пожалуй, пора. Спасибо за прекрасный вечер.
– Но еще не поздно, – сказала Руби.
– Извини, но я действительно устала. – Гвен обняла сестру, а Дэвид принес пальто.
Гвен помахала рукой перед лицом Кэти и попрощалась, когда та подняла голову. Кэти коротко кивнула и вернулась в «паутину».
Попрощавшись и еще раз поблагодарив хозяев, Кэм поцеловал Руби в щеку и открыл дверь для Гвен. Она вышла, и сердце сразу же заволновалось в груди.
На улице похолодало, и Кэм включил обогреватель на полную мощность. В Пендлфорд возвращались осторожно. К счастью, она были не на свидании, так что никто не считал себя обязанным поддерживать разговор. Гвен прислонилась головой к окну и смотрела на звезды.
