– Кэм?
– Ммм. Мне он нравился.
На какое-то мгновение Гвен даже потеряла дар речи.
– Этого я не помню. – Запомнилось ей совершенно другое, что-то в духе Элейн Лэнг. Что они из разных миров. Что у них нет будущего. Мать говорила об этом между прочим, раскладывая карты на что-то совершенно постороннее и, как обычно, не замечая, какое впечатление производят ее слова.
– Ну уж из-за парней я никогда тебя не ругала, так ведь? – продолжала Глория. – Не мешала самой набивать шишки. Вот что значит быть заботливой матерью, и могу сказать, что этому я научилась не у твоей двоюродной бабушки.
– Одно дело – давать свободу и помогать, и другое – просто не интересоваться.
– А еще есть разница между подростком, обвиняющим во всем мать, и взрослым, отвечающим за свои поступки.
– Вау, Глория. Ты почти сердишься. Осторожнее, а то ведь и чувства могут проснуться.
– С чувствами, дорогая, у меня порядок. И все позитивные. Тебе-то они, наверное, незнакомы. Для тебя стакан всегда наполовину пуст. Ты и ребенком такая была.
– Мне надо идти, – сказала Гвен. – Позвони как-нибудь Руби, хорошо?
Пустота дома, как ни старалась Гвен не замечать ее, давила со всех сторон. Натянув толстый кардиган и потирая нервно руки, она поспешила к Нанетте, села за руль и машинально включила двигатель. Потом, также на автомате, пристегнулась и, дав задний ход, выехала с парковочной площадки.
К главной дороге Гвен ехала медленно, морщась, когда колеса попадали в выбоины. Если остаться, с этим придется что-то делать. Машин почти не было, и она просто катила вперед без всякой цели, поворачивая с одной улочки на другую. Гвен всегда садилась за руль, когда требовалось о чем-то подумать, привести в порядок мысли, но сейчас в голове было пусто. И все же само движение – переключение передач, щелчки индикаторов, мерцание приборов – успокаивало. Вскоре стемнело, и она включила фары.
В какой-то момент Гвен заметила, что едет по главной дороге в сторону Бата. Решение она приняла, должно быть, подсознательно, но теперь вдруг ясно поняла, что соскучилась по сестре, по ее обществу. Исследовать этот импульс, искать ему объяснение Гвен не стала. Нет, она никуда не бежит. Просто хочет отдохнуть от одиночества. Совсем немного, чуть-чуть.
Дверь открыл Дэвид – в полосатом фартуке и очках для чтения на носу.
– Отправилась делать что-то со своими волосами. Когда вернется? Боюсь, что не знаю.
– В какой салон она пошла? Поеду, составлю ей компанию под сушилкой.
Добравшись до центра Бата, Гвен отыскала свободное местечко на одной из боковых улиц, за что вознесла благодарность парковочным богам.
Снаружи салон выглядел привлекательным, и Гвен, заглянув в большое окно, увидела, что Руби – последний клиент. Сестра оживленно разговаривала о чем-то с миниатюрной женщиной в черном.
В любой момент они могли оглянуться и увидеть, что она таращится на них, как Чарли Бакет через ворота шоколадной фабрики, поэтому Гвен поспешила толкнуть дверь.
– Ты здесь? – Идеально вычерченные брови Руби сдвинулись к переносице.
– Приехала повидаться. Дэвид сказал, где ты.
– Это заведение моей подруги Ким. – Руби кивнула в сторону маленькой женщины, рассматривавшей Гвен с бесстрастным профессиональным интересом. – Моя сестра, Гвен.
– Очень приятно, – сказала Гвен, оглядывая рабочие места с современными кожаными креслами, сверкающими баночками и бутылочками и современными светильниками, испускающими неяркий, льстивый свет.
– Мы с Ким закончили. – Руби взяла свою сумочку и направилась к двери. – Пойдем? – Она остановилась. – Если только ты не хочешь сделать что-нибудь со своими волосами.
Старая шутка.
– Я бы с удовольствием сделала тебе стрижку. – Ким протянула руку и пропустила между пальцами отбившийся локон.
– Даже не пытайся, – сказала Руби. – Она не согласится.
Гвен собиралась сказать что-нибудь, но наткнулась взглядом на свое отражение в одном из многочисленных зеркал. Никакой свет, даже мягкий и льстивый, не мог замаскировать ужас. Обычно бледная кожа приобрела болезненно-зеленоватый оттенок, под глазами залегли темные тени, волосы свисали безжизненными прядями. Из-за природной волнистости они казались спутанными, а прямой пробор, который Гвен носила с начальной школы, выглядел старомодным и добавлял ей добрый десяток лет.
– Почему ты мне не сказала?
– Не сказала что? – нахмурилась Руби.
– Что я дерьмово выгляжу.
– Я всегда тебе это говорю.
– Нет, серьезно. – Гвен шагнула к зеркалу. И джинсы. Когда она в последний раз надевала что-то, кроме джинсов?
– Я выгляжу какой-то бродяжкой в унылой одежке и с ужасными волосами.
Руби подошла и встала рядом с ней.
– Волосы у тебя не такие уж и страшные. И в прекрасном состоянии.
– То же самое и Кэм сказал, а я подумала, что он мне льстит. Я к тому, что никто не выглядит в тридцать один, как в восемнадцать. Но он был прав. Я выгляжу так же, только старше.
– И почему это плохо?
Гвен вспомнила их с Кэмом танец.
– С этим ничего не поделаешь.
– Я могла бы привести в порядок концы, – задумчиво сказала Ким. – Но еще лучше смотрелась бы короткая стрижка. У тебя для нее подходящая форма лица. – Она повернулась к Руби: – Ты согласна?
– Извини. – Гвен покачала головой. – Я не могу это себе позволить.
– Я заплачу, – сказала Руби.
– За счет заведения, – одновременно с ней сказала Ким.
Они посмотрели друг на дружку и рассмеялись.
– Очень любезно, – сказала Гвен, довольная тем, что решение приняли без ее участия.
Переведя дыхание, она опустилась в ближайшее кресло.
– Хочу полную перемену.
– Уверена? – Ким взялась за расческу.
– Хочу начать с чистого листа.
Руби закатила глаза.
– Это же всего лишь волосы.
Гвен посмотрела на сестру в зеркале.
– Прекрати притворяться. Знаю, тебе до смерти хочется сделать меня красивой.
Руби расплылась в широкой улыбке.
– Твоя правда. В следующий раз можно сделать полный мейкап.
– Нет уж, спасибо. – Гвен закрыла глаза и постаралась не думать о пляшущих ножницах и падающих волосах.
Ким задавала разные вопросы, спрашивала, как ей живется, и она отвечала. Отмалчиваться было бы невежливо, и к тому же Ким вела такой разговор по профессиональной привычке. Руби сидела на кожаной софе и листала журнал, так что Гвен успела рассказать и о «Любопытных мелочах», и о витринах и при этом ухитрилась не уснуть. К тому моменту, когда Ким сказала ей открыть глаза, сковывавшие ее узлы напряжения ослабли и распустились. Может быть, в ненавязчивом щебете было что-то такое.
