Рядом с витязем Жозеф выглядел половинкой человека. Странное создание. Вроде радоваться должен, что уезжает на Север, не будет сидеть на шее у родни, но робеет отчаянно, трясётся. Ещё пожалею, что пригрел на груди неврастеника.
Впрочем, Ногтев по возвращении буркнул «старается», и юное недоразумение окончательно вступило в отряд наутро, когда мы двинулись в путь…
…Оказавшийся весьма коротким.
Как только подъехали к крепости на берегу Шельды, отделённой от нас каналом и небольшим деревянным мостиком, Альфредо натянул повод и указал мне на группу всадников, не менее десятка, двигающихся навстречу. Все – в испанской военной форме.
– С плюмажем на шлеме – это наш генерал Rayo de la Guerra, светоч войны. Будь он неладен…
– Которому, скорее всего, уже доложили, что к нему едет делегация… – начал я, но Павел перебил:
– Делегация от покойника. Идём на прорыв, сеньор?
Определённый резон в его словах, конечно, присутствовал. Пусть генеральская свита превосходит мою маленькую армию с Жозефом в обозе раза в два. Если мы первыми начнём пальбу, сократим их поголовье до равенства с нами… А дальше? Солдат здесь множество. По слухам, генерал популярен в армии. Пришив его, имеем шанс никогда не покинуть Антверпен. По крайней мере – в живом виде.
И не слишком я верил испанским наёмникам. Пусть они получили свои эскудо за первый день службы, ввяжутся ли в бой против братьев по оружию на стороне француза и иноверца – большой вопрос.
– Пусть живут. Найду с этим светочем тему для беседы.
– Я буду говорить с ним? – предложил Альфредо.
– Не стоит. Что ты ему скажешь – полковник умер, да здравствует новый полковник, избранный вашей партизанской бандой? Иногда правда помогает скрыть сущее лучше всякой лжи.
Понимая, что наглость – второе счастье, и это счастье может стоить мне второй (и последней) жизни, я пришпорил Матильду, обогнав свою кавалькаду. Светоч тоже выехал вперёд.
Думаю, он удивился при виде всадника в простом солдатском плаще, опередившего офицеров. А при звуке французского «бон жур» вообще осадил лошадь.
– Для меня большая честь приветствовать вас, господин генерал! Позвольте представиться, я – граф де Бюсси, посланник герцога Анжуйского.
Приятно иметь дело с культурными людьми, понимающими французский, даже если их речь далека от стандартов культурности.
– Вот дерьмо! Герцог – союзник проклятых протестантов. Что вы забыли здесь, шастая по городу, принадлежащему испанской короне?! Да ещё нарядившись в форму фландрской армии!
Он гаркнул на всю улицу, эхо рассыпалось среди домов, освещённых скудным солнцем январского утра. Я предпочёл меньшую публичность и подъехал вплотную, дабы меня слышал только генерал. Мы остановились посредине моста через канал.
– Потому что ваше и его положение слишком похожи. Он – добрый католик и подданный католического короля, не способного удержать в кулаке всю страну, поэтому вынужденный взять в свои руки одну область – южную. И вы – подданный католического короля, даже не выплачивающего жалованье своей армии, оттого самолично правящий в Антверпене. Моему сюзерену пришлось договариваться с гугенотами, и вам точно так же ничего не осталось, как следовать Гентскому умиротворению, заключённому с кальвинистами-северянами. Наконец, у герцога и короля Наварры есть армия, не уступающая армии короля, у вас – лучшая часть фландрской армии. Если столько общего, почему бы не обсудить наши проблемы? Вплоть до маршрута в Испанию. Не обязательно садиться на корабль в Генуе и плыть в Барселону. Герцог в состоянии обеспечить безопасный проход терций по югу Франции – с оружием и знамёнами.
– Что он захочет взамен? – выцветшие очи генерала по-прежнему метали молнии, но скорее из злости от общего положения дел, испепеление моей персоны он оставил на потом.
– Пока – ничего. Герцог отдаёт себе отчёт, что в случае новой войны с Испанией лучший генерал его величества Филиппа II будет сражаться против французов со всем присущим ему искусством. Но наш жест доброй воли несколько снизит вероятность такой войны, верно? После чего просматриваются ещё десятки других возможностей. Я же знаю о самой заветной мечте испанских героев – высадке в Англии. Фландрская эпопея отвлекла столько сил, фактически разложила армию… Англия – естественный враг и Франции, и Испании, на море англичане слишком быстро набирают силу. Только вторжение! Король Франции не понимает, что союз с Мадридом против Лондона навсегда прекратит нашу вражду и решит многие внутренние проблемы. Но короли не вечны. Тем более у Генриха III нет и не будет детей, сам он болен… Всё может измениться в ближайшие годы, если даже не месяцы.
Моё словоблудие не пропало зря. В усталых глазах, чем-то похожих на глаза породистой, но незаслуженно битой хозяином собаки, мелькнул интерес.
– Мне доложили, что вы – от полковника Паскуале. И к чему сей маскарад?
– Вероятно, меня превратно поняли. Я действительно поехал в Антверпен после встречи с доном Паскуале, но не от его имени. Не скрою, он удостоил меня не самым сердечным приёмом, отчего случилась честная дуэль. Благородный дон ударил первым, я защищался. И при столкновении с его людьми пострадала моя одежда; январские леса – не лучшее место и время разгуливать без тёплого плаща с непокрытой головой. Но если вы считаете, что я позорю честь испанского военного…
– Бросьте. О чести сейчас мало кто думает, больше о выживании. В вашу самооборону не слишком верю, как не верят и мне, что в ноябре горожане Антверпена напали на нас вместе с еретиками Севера, и наш отпор – только ответ… А-а, что я распинаюсь среди улицы! Едем и промочим горло в таверне неподалёку, «Вландерен» называется. Хозяин – жирный пройдоха, но хотя бы не сыплет отраву в пойло. Поехали!
Владелец заведения, разумеется, удивился крайне, вновь увидев нас, да ещё в обществе генерала, но вслух не комментировал и живо бросился накрывать на стол. Мне же предстоял второй завтрак за утро с пространными рассуждениями о пользе союза с герцогом Анжуйским, в действительности – пустопорожними.
Командующий гарнизоном тоже постепенно разговорился. Я слушал его, слушал… и поплыл. Конечно, атташе по культуре обучены пить не пьянея, контролировать себя, запоминать услышанное. Только всему есть предел, даже моей стойкости.
С определённого момента пропала необходимость вставлять реплики. Д'Авилу прорвало. Вряд ли он мог так исповедоваться священнику, рассматривающему деяния прихожанина исключительно по шкале грешно – правильно. Я, как человек военный, способен поставить оценку «халяль» всему, оправданному военной необходимостью. Так решил для себя генерал, потому налил и выпил ещё, продолжив откровения.
Сквозь туман сознания до меня доносились фразы об ужасах ноябрьской бойни, что главными насильниками, убийцами и грабителями были германцы-наёмники, а не испанцы, что солдат трудно винить – им не платили жалованье больше двух с половиной лет, что монарх – сволочь и сын непотребного животного, раз вообразил, будто только подданные имеют обязательства по отношению к короне, а его величество имеет право лишь требовать, карать и ни за что не отвечать…
