Минул июнь, месяц охоты. Пан Свидерский, словно нечувствительный к своему возрасту, носился с нами по окрестным лесам, где добывали косуль, а однажды молодого кабана. Малые размеры замка не позволяли устраивать балы и светские приёмы, я откликался на приглашения, где мелкопоместные шляхтичи гордо крутили усы, а маменьки подсовывали мне паненок на выданье, узнав о неженатости французского графа с владениями в Анжу. Но любовнику королевы, которого обещала ждать настоящая, хоть и замужняя принцесса, сватовство к польским кобетам вряд ли было уместно.
Польза от светской жизни получилась единственная. Страдая пристрастием к круглым цифрам, я восстановил численность своей маленькой армии после десяти смертей и отъезда Ногтева, рекрутировав одиннадцать безземельных панов. По крайней мере, польскими кавалерийскими саблями – кончарами – они владели вполне удовлетворительно, я заставил их упражняться с пиками в испанском строю.
К июлю эти воинские ухищрения мне самому казались излишеством – с кем тут воевать? По слухам, король Стефан Баторий объявил (или собрался объявить) посполитое рушение, Сейм вроде как поддержал, искатели ратной славы стекались к нему в Гродно, в противоположную от Лодзи сторону Речи Посполитой.
Стали приходить письма от многих, заинтересовавшихся бумагами Радзивиллов. Их были готовы выкупать, удостоверившись в подлинности, вот только просили обождать, потому что с деньгами прямо сейчас трудно… Я ждал. А восемнадцатого июля на роняющем пену коне прискакал человек от бургомистра и сообщил: к замку Свидерского двигается целая армия. Сколько – неясно. Возможно, литвины!
Я радостно потирал руки. Чем больше людей в охранении, тем больше золота везут! Но на всякий случай стянул своих к замку поближе, разместив в шатрах, и насел на скрягу ван Роотена срочно закупать провиант. Если не сгодится для осады, пойдёт на пир в честь гостей или на обратную дорогу. В замок поползли телеги с мукой, бочки с солониной, овёс для лошадей. Поспевал новый урожай, крестьяне охотно продавали остатки прошлогоднего… Пока ожидаемое войско не подтянулось к замку, и его фуражиры просто не вытрясли остатки.
А я из главной башни увидел штандарт с гербом Радзивиллов. Именно такой герб красовался на чёрной дверце кареты, когда вёз Эльжбету в Литву. Пшеклёнтый радзивилловский знак!
Сиротка восседал на массивном гнедом коне, годившемся для рыцаря в полном доспехе. Даже с замковой стены было хорошо заметно, что мой главный недоброжелатель растолстел и обрюзг за истекшие три года с нашей последней встречи.
Он оглядел поднятый мост через ров с водой, соединённый с руслом реки. Понятно, что в военном отношении это ухищрение устарело лет на сто. За строем конных виднелись пушки, судя по всему – намного крупнее наших кулеврин. Разобьют ворота, расковыряют стены. Потом литовцы бросят мостки через ров и окажутся под стенами, у самых больших разрушений. Дальше – проще, если у осаждающих хотя бы раза в два больше людей, чем у обороняющихся. Это очевидно и для меня, и для Сиротки.
Очевидно также, что штурм не обойдётся без потерь. А проливать шляхетскую кровь в тылу, когда круль посполитый ввязался в войну с Московией, не слишком хорошо. Наверняка ушлый магнат попробует выкрутиться из ситуации иначе.
– Литовское отродье! – проскрежетал пан Свидерский. – Верьте, ваша светлость, поляки на вашей стороне!
– Премного обязан.
Премного, но не слишком много: сам владелец замка, далёкий от лучшей формы, полдюжины его челяди, пара сыновей, тоже не слишком юных, да одиннадцать нанятых мной шляхтичей. Сколько времени сохранится их верность? Радзивилл вполне способен на осаду, тем самым не только удержит меня в затруднительном положении, но и не даст проехать к замку покупателям ценных бумаг! То есть обрекает миссию на провал. Нет, так не пойдёт.
Он что-то скомандовал и развернул тяжеловоза, ускакав в тыл. Через полчаса через стену перелетела тупоконечная стрела с привязанным куском бумаги, на котором было начертано приглашение на переговоры в его лагерь. Я ответил согласием, но с условием – под стенами замка, выхожу один, он тоже и без охраны.
Магнат приехал ближе к вечеру. Я приказал опустить мост и, раздав распоряжения на случай неожиданностей, двинулся к своему давнему врагу.
Тот дожидался верхом.
– Будете разговаривать со мной сверху вниз?
– Оставьте издевательский тон, граф, – литовец осадил коня, с любопытством ко мне потянувшегося. – Просили же – приехать одному, так помогите спуститься.
Я облапал человека, бросившего меня в заточение и обманом выдавшего любимую женщину за своего родственника. Сиротка опёрся на одну ногу, рукой уцепившись за стремя для поддержки.
– Подагра?
– Подагра, пся крев! Вы помните…
– Я всё помню, ясновельможный. Излагайте. Или отдавайте сразу пятую части стоимости ваших имений, разойдёмся миром.
– Узнаю де Бюсси. Не сдаётся, даже прижатый к стене. Наглый настолько, что прибрал к рукам имущество женщины, полученное от убитого супруга, и набрался дерзости заявиться в Польшу, чтобы требовать! Клянусь Пресвятой Девой Марией, мы с вами чудесно поладили бы, окажись вы на нашей стороне.
Я ненавидел и ненавижу его. Но отдаю должное. Если сравнивать с Генрихом Валуа или даже его братом Франсуа, Радзивилл Сиротка – куда меньшее зло в качестве сюзерена. Но жизнь завела нас по разные окопы, как только он затеял интригу с Эльжбетой. Бесповоротно.
Магнат стащил с головы зелёную шапку и провёл рукой по редеющим влажным волосам. Припекало, я не снял шляпу, не желая демонстрировать слабость.
– Превосходно. Значит, мне не нужно оправдываться перед вами в методах.
– Методы… – литвин покачал головой, словно удивляясь моей наивности. – Года полтора назад… Да, позапрошлой зимой это было. Приезжали монахи с копиями этих бумаг и уехали ни с чем, осыпая меня проклятиями вплоть до обещания отлучить от церкви. Вы привели сотню или две испанских голодранцев, обманули несчастного, выжившего из ума пана Свидерского и думаете чего-то добиться? Граф, это же просто глупо.
– Позвольте усомниться, пан Радзивилл. Зачем вы тогда пригнали столько всадников и артиллерии?
– Потому что вы причиняете мне беспокойство. Потому что наш Полоцк у московской орды, а я вынужден время тратить, вместо того чтобы вернуть его Литве!
– Стало быть, претензии, скажем, пана Потоцкого, Замойского или Ходкевича будут восприниматься чем-то большим, нежели простое беспокойство, если замок в Несвиже по этим бумагам перейдёт в их собственность?
– Несвижского дворца нет в наследстве Эльжбеты Радзивилл!
– Знаю. Проверил вашу осведомлённость. Но есть другие, тоже очень ценные. И с вступления вдовы в наследство с этих владений получены доходы. Они теперь мои. И продаются за пятую часть цены. Сами не хотите приобрести?
– Сто тысяч злотых! – он увидел мою ухмылку и поперхнулся от гнева. – Сто тысяч, пан де Бюсси, и ни гроша больше. Или пушки камня на камне не оставят!
