– Бабы тебя любят, – пьяно поддакнул Павел. – Но проблем от них больше, чем утех. Я правильно сказал по-французски?
– Правильно. И по-французски, и по существу.
Он снова налил. Настойка, медовуха, квас. Железное правило «не понижать градус» было полностью проигнорировано, отчего даже могучий организм витязя дал сбой, он прикорнул прямо на столе, а через полчаса встрепенулся и заявил:
– Поехали – начистим рыло твоим… Ну что на улице Антуаз.
– Павел! Ты – не боец сегодня.
– Знаю. Думаешь, я – пьян и не соображаю? Миль пардон. Пьян, но голова варит! – он плеснул себе ещё рябиновки и опорожнил, не закусывая. – Так хлопцы мои не пили.
– Лошадь устала…
– Новую дам. Хошь – карету? Не хуже радзивилловской… Эх, оглоблю мне в дышло, зарекался не напоминать.
Точно так же вставляя исконно русские обороты во французский, он растормошил свою банду, и поздним утром стрелецкий отряд, как водится – с бердышами, двинулся на улицу Антуаз, распугивая прохожих. В покинутом мной мире русская кавалерия гарцевала по Парижу только во время наполеоновских войн!
Отряд – громко сказано. Четверо верзил, не меньше самого Павла, включая курносого конопатого Тимофея, ночью посылавшего меня далеко-далеко. Но я хорошо помню польские драки, включая побоище у Вавеля. Из этих простоватых парней каждый троих стоит. А то и дюжины. Правда, жрёт за двоих.
Тимофею поручили лошадей, когда другие бойцы и наполовину протрезвевший воевода прокрались к двери у самой стены, чтоб не быть увиденными из окон. Правда, вплотную к стене больше всего шансов получить на шапку ведро помоев.
Я отворил дверь, и тотчас мимо моего лица что-то со свистом пронеслось, закончив путь во лбу спускающегося с лестницы мужчины в чёрном. В покойнике я сразу признал барона де Ливаро, одного из приближённых короля, миньон уронил взведённый арбалет. Хотел пристрелить меня прямо на пороге! Тем самым помог списать всё дальнейшее на оборону.
– Наш смельчак де Бюсси привёл за собой целую свору дикарей? В одиночку боится зайти в собственную квартиру?
На лестнице, ведущей в мои скромные апартаменты, поигрывал шпагой маркиз д’Ампуи. Его белоснежные кудри задорно разлетелись в стороны, пышный локон закрыл правый глаз. Об этом существе, как я слышал, впору было петь песенку «голубое-голубое, не бывает голубей», но в фехтовании на шпагах у нас один и тот же учитель – Шико, что само по себе гарантия проблем.
– Луи, брат, он тебя подначивает. Вытяни гада вниз, прикончу его на…
Павел, хоть и сбивался похмельно с французского на русский матерный, рассуждал вполне трезво. Голубец предусмотрительно отступил наверх, частью укрывшись перилами. Метательная звёздочка Ногтева вонзилась в балясину. Даже наполняя дом винным выхлопом, воевода запускал мои подарки с изумительной точностью, я на его месте да под таким углом вряд ли бы пульнул лучше.
– Будем ждать, гугенот, пока нас не проведает гвардейская рота?
Проще всего было послать миньона подальше на его голубое небо и убраться восвояси, но я вдруг вспомнил о слуге. Симон точно был в квартире, когда мои непрошеные гости решили в ней обосноваться. Забрать его надо – не самому же стирать сорочки.
Стукнуло огниво. Стрелец, представленный мне как Фёдор, деловито запалил фитиль здоровенного пистоля. Тут уж я решил вмешаться. Если пальнуть в маркиза из ручной пушки калибром с пивную кружку, того размажет по всему этажу, и я никогда не объясню уважаемым людям, что всего-навсего оборонялся. Верная шпага, выручай!
Хоть дом строился не как фортификационное сооружение, неведомый мне зодчий закрутил лестницу по всем правилам – она поднималась, закручиваясь влево, оттого моя шпага в правой руке норовила воткнуться в стену. Но и я – ученик Шико. Перебросив шпагу в левую, правую завёл назад, чтобы д’Ампуи раньше времени не увидел кинжал.
Изящного фехтования не получилось. Маркиз преспокойно удерживал меня на расстоянии, что несложно при такой позиции. Я не мог понять, он что – тянет время? И вправду ждёт подкрепления?
Ответ пришёл незамедлительно. Д’Ампуи виртуозно выполнил обвод, ударил снизу, мой клинок взлетел вверх, и остроносый сапог с дикой силой врезался мне в физиономию, отчего вселенная рассыпалась фонтаном зелёных искр. Я кубарем покатился вниз по лестнице. Следующий удар был не менее силён, когда затылок опробовал на прочность стену. Продолжения я не видел, ибо на смену искрам пришла тьма…
…Через секунду или через год, в беспамятстве время не идёт, картинка появилась вновь и неохотно начала обретать резкость, будто проступив на экране лампового телевизора с севшим кинескопом, я первым делом узрел склонённую ко мне рожу маркиза с широко открытыми глазами и раззявленной пастью. Сейчас прикончит!
Но он не спешил и только капал на меня кровью из раны на шее, пробитой бердышом. Остриё глубоко вошло в стену и удерживало мертвеца от падения, пока Фёдор не выдернул бердыш, дёрнув за древко одной рукой. Миньон короля тотчас повалился, я с омерзением скинул с лица его пышные локоны.
А если бы не торопился добить меня и отсиделся наверху – был бы жив, утешая Генриха своими заднеприводными прелестями.
Павел отбросил труп в сторону и помог подняться. Мир качался, двоился и переполнялся до краёв нестерпимой головной болью. Лестница на второй этаж удлинилась раз в десять, по крайней мере, мне во столько раз труднее было её преодолеть.
Третий дежуривший в засаде, совершенно незнакомый мне коротыш, не обладал мужеством двух первых и без слов отдал шпагу. Павел тем временем извлёк из угла Симона, связанного по рукам и ногам, при этом смертельно бледного.
Я спросил пленника лишь об одном: кто их предупредил? Возможно, о моём появлении узнала половина Лувра, но троица уродов засела в засаде до моего интимного свидания. Недомерок сослался на маркиза де Ливаро, тот вроде бы думал идти один, затем решил пригласить д’Ампуи и третьего – нашего пленника.
– Граф, ваш Симон не дышит. Эти нехристи пытали его, кололи кинжалом. Он кровью истёк.
Головная боль накатила с новой силой. Пока я грешил с королевой, парился в бане и накачивался хлебным вином, доверившийся мне человек умирал! Пытаясь унять танец бегемотов между висками и затылком, я непроизвольно тряхнул головой, с запозданием осознав, что Фёдор только что задал какой-то вопрос по-литовски. Стрелец принял мои ужимки за знак согласия, оттого незатейливо рубанул пленного саблей, раскроив ему череп и грудину.
Павел оглядел трупы. Похоже, он протрезвел окончательно.
– Граф, кого же мы отправили в лучший мир?
Вот в какую глубину веков уходит русская привычка бить насмерть, потом спрашивать фамилию!
– Двух любовников короля. И их товарища. Последнего, кстати, – совершенно зря.
– Дела… Что же я не сказал своим кафтаны снять?! Теперь весь Париж узнает, что русские прикончили королевских любимцев.
