С церковной колокольни прихода Нумменпяя раздался звон, но медведей он не насторожил. Колокольный звон был им привычен: иногда зимой при крепком морозе его металлический звук приглушенно доносился и до берлоги. Медвежий опыт подсказывал, что гул божьих колоколов не сулит неприятностей.
Но развеселившиеся после первой в жизни попойки медвежата не удержались от шалостей и рычания: они сбросили на пол тарелки, и многие разлетелись вдребезги, а кастрюли из-под соусов закатили в углы. Повариха Астрид Сахари проснулась, накинула утренний халат и побежала проверить, что за шум доносится из амбара.
Святые Небеса! Амбар кишел медведями, и нос каждого был вымазан в киселе и сливках!
Повариха Астрид Сахари толкнула дверь метлой и принялась выгонять взломщиков. Здесь следует подчеркнуть, что Астрид была не робкого десятка: за свои пятьдесят лет она чего только не повидала, дважды побывала замужем, причем оба ее мужа были экскаваторщиками, обжорами и горькими пьяницами.
Астрид Сахари злорадно зарядила медведице по носу. Медвежата заскулили от страха, когда увидели, что на крыльце стоит повариха, разъяренно размахивая метлой, и спрятались за маму.
Медведица тоже разъярилась и поднялась на защиту медвежат. Она дернула прядь завитых волос Астрид с такой злостью, что метла выпала у старухи из рук, а сама она покатилась по ступенькам во двор. Затем медведица подтолкнула медвежат к растущему во дворе дереву. Воющие малыши проворно вскарабкались на пушистую елку. Повариха тоже воспользовалась ситуацией и с истошным воплем помчалась прочь. Она ринулась к забору трансформаторной будки, молясь, чтобы ворота были не заперты. Заперты они не были – спасибо детям. Маневр, однако, не позволил выиграть достаточно времени, потому что медведица погналась вслед за обидчицей. В этой трудной ситуации Астрид оставалось только забраться на двадцатиметровый железный высоковольтный столб.
Старуха наверх – и медведица наверх.
Вдруг церковные колокола издали похоронный гул. Некий дробильщик щебня Аарно Малинен умер полторы недели назад, и пастор Оскари Хуусконен произносил у его гроба такие слова:
– И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, который дал его.
Хуусконен подумал, что, возможно, именно в этом случае стоило бы сказать, что Малинен обратится не в прах, а в щебень, но формат литургии не допускал подобных вольностей.
Пускай Малинен и умер, однако на своем пути в преисподнюю он оказался не один. Спасаясь от медвежьей пасти, повариха Астрид Сахари в утреннем халате ловко забиралась на столб все выше и выше. Которое из двух зол меньшее – схватиться за высоковольтный провод или позволить кровожадному чудовищу выбить из нее дух здесь, между небом и землей? Она приняла решение. Следуя сугубо женской логике, Астрид Сахари схватилась обеими руками за провод. Тут же последовала мощная вспышка света: несчастная сначала прожарилась, словно ростбиф, снаружи, затем, как баранье жаркое, пропеклась изнутри, в конце концов, она застыла и ссохлась подобно рыбе на углях.
Защищавшую детенышей мать постигла не лучшая участь. Вонзив зубы в обугленную ногу поварихи, медведица получила, возможно, еще более страшный удар током: она почти мгновенно превратилась в жареное мясо – пушистая шерсть вспыхнула точно факел. Обугленная медвежья туша осталась болтаться в воздухе у высоковольтного столба, словно привязанная к трупу поварихи.
Из-за ужасного происшествия во всем приходе отключилось электричество, погас свет, и бывший искусственный осеменитель Юрьяна Тисури, находившийся в стационаре с подключенным аппаратом искусственной вентиляции легких, попал в весьма затруднительное положение. Больничный специалист не сумел запустить дизельный генератор для автономной выработки электричества, так что дыхание искусственного осеменителя Тисури пришлось поддерживать по старинке: изо рта в рот. Приятного в этом для медсестры было мало, если учесть, что Тисури всю жизнь жевал вонючий табак, а чистки зубов, особенно достигнув почтенного возраста, старательно избегал.
На елке неподалеку от трансформаторной будки два маленьких медвежонка скулили от страха. Бедняжки еще в полной мере не осознали, что остались сиротами.
Пастор Хуусконен венчает насильно
Церковь Нумменпяя срубили в XVII веке. Раньше, гласила молва, на ее месте стояла деревянная часовня, где летом и зимой во время больших праздников проводились службы силами священников прихода Сомеро. Но теперь приход Нумменпяя обрел самостоятельность и настоятеля в лице пастора Оскари Хуусконена. Пастор был женат, у них с женой рано родились двое детей, обе девочки, которые уже давным-давно покинули отчий дом и вышли замуж. Жизнь в этом отдаленном, посреди глухого леса, приходе медом не казалась – одиночество и уныние нередко одолевали пастора Хуусконена. Священником он был пламенным, ему бы глаголить слово Господне в приходе побольше и поважнее или, того лучше, в высшей должности иерархии диоцеза. И все же, несмотря на неоднократные попытки, выбраться из Нумменпяя Хуусконену не удавалось. Может, причиной тому были вольные толкования Библии, проповеди, в которых он порой радикально отклонялся от Священного Писания, или изложение его взглядов в христианской прессе? Оскари Хуусконен получил звание доктора теологии, написал диссертацию об апологии – защите христианской истины. К исследовательской работе он приступил, будучи сторонником этой истины. С тех пор, однако, утекло немало воды, и Хуусконен был уже не так уверен в истинности как своей диссертации, так и христианского учения в целом.
Пасторша Саара Хуусконен, в девичестве Линдквист, преподавательница шведского языка в средней школе Нумменпяя, тоже хотела бы перебраться в более преуспевающие и оживленные края, но в эту тяжелую пору безработицы вакансий не открывалось, и 49-летнюю преподавательницу шведского, в сущности, нигде не ждали. Ничего удивительного здесь не было, равно как и вины Оскари Хуусконена, но пасторша все равно попрекала мужа за то, что им до скончания времен придется оставаться в убогом Нумменпяя, где зимой темно и безрадостно, а летом потно и полно навозных мух, откормленных жидкими деревенскими удобрениями. Будь Оскари по натуре хоть немного более пронырливым, то есть в хорошем смысле более сговорчивым и способным к руководящей работе, перед ним наверняка открылись бы самые разные должности в церковных кругах. В конце концов, первостепенная задача священников – проповедовать милосердие и скромность. Какой тогда черт обуял Оскари, что в своей жизни он часто претендовал на роль высшего критика и желал спорить о пустых богословских вопросах? Рассудительный священник держал бы рот на замке, тогда ему предложили бы место в диоцезе в центре, в Хельсинки, а через надлежащее время он стал бы епископом. Сначала позаботился бы о том, чтобы вызволить жену из чащи, а затем пускай бы себе скандалил из-за религии.
Нынешняя воскресная проповедь основывалась на отрывке Ветхого Завета, где Моисей говорит Иисусу Навину:
Выбери нам мужей, и пойди, сразись с Амаликитянами.
Пастор Оскари Хуусконен проповедовал о борющемся народе, отметив, что европейское сообщество не сможет помочь финнам, если им будет недоставать веры, если они позволят себе опустить руки в решающий момент. Он также вторил 2-му стиху 1-й главы Книги пророка Авдия:
