Работа всей жизни оказалась разрушена одним махом: дрессировщика военных голубей отправили на пенсию.
– Всю популяцию истребили совершенно беспощадно, бедных птиц убили и, может, съели в какой-нибудь офицерской гостинице, – горевал безутешный кадровый военный.
– А вы не думали выращивать голубей для мирных целей? – осмелился спросить Оскари Хуусконен.
Такую возможность Ханс Крёлль действительно рассматривал: при посредничестве Международного олимпийского комитета многие города – претенденты на проведение соревнований – обратились к нему с заманчивым предложением о выращивании тысяч мирных голубей. При открытии Олимпийских игр голубей выпускали в небо в качестве символа мира, положительного посыла спорта. Из Бразилии поступил запрос на основание голубиного питомника: по мнению местных организаторов карнавалов, белые стаи выпущенных на свободу голубей придают ритмам самбы торжественную возвышенность.
Судя по всему, капитан Ханс Крёлль был международно признанным дрессировщиком голубей. Однако он отказался жертвовать свое время и опыт на выращивание голубей в мирных целях, поскольку это, по его мнению, этически неприемлемо.
– Когда на каком-нибудь стадионе голубей выпускают в небо большими стаями под оглушительный смех, бедняги расстраиваются, летят куда глаза глядят и становятся добычей хищных птиц или скверных мальчишек, а бродячие собаки уплетают останки за обе щеки. Мне претит такое издевательство над живыми существами, я люблю птиц.
Ханс Крёлль сказал, что с тем же успехом мог бы взяться за дрессировку охотничьих ястребов в арабских странах: в этой сфере вращаются большие деньги, и работы будет достаточно до тех пор, пока в мире существуют пустыни и нефтяные шейхи.
– Но хищную птицу нельзя заставлять рвать на радость хозяину дичь, которую она даже не ест, а преследует из одной только жажды убивать.
Пастор Хуусконен задумался. У него был ручной медведь, которого он, чтобы убить время, приучал к чистоте; медведь уже умел гладить пасторские рубашки и справлять большую нужду, как человек. Совершал ли Хуусконен ошибку, дрессируя его?
Ханс Крёлль считал, что медведь – очень мудрое животное, а потому нет ничего плохого в обучении его хорошим манерам. Если дать животному приобщиться к культуре человека, это его совсем не испортит, наоборот. Но было бы другим делом, если бы пастор начал прививать ему преступные навыки, сделал из него, скажем, грабителя или профессионального убийцу. Если медведь встанет на путь зла, с ним будет трудно справиться.
– А вообще голубей и медведей сравнивать нельзя, настолько они разные. Голуби не впадают в зимнюю спячку, а медведи не летают.
Радости летнего банного дня
Черт рос, набирал вес и становился сильнее. Еда в Христианском народном училище Вампула была вкусной, особенно когда ее сдабривали собачьим кормом. Иногда в качестве лакомства медведю давали патоку и другие деликатесы. Он приближался к медвежьему переходному возрасту, его второе лето было более независимым: уже следующей осенью ему надлежало вступить в самостоятельную жизнь, в крайнем случае – после следующей зимней спячки. На третьем году жизни медвежонок разлучается с матерью и начинает собственное странствие. Тем не менее Оскари Хуусконен все-таки не допускал мысли о том, чтобы осенью оставить Черта в чаще одного. Малыш не справился бы там, поскольку хозяин не мог научить его охотиться: Оскари был не медведицей, а представителем церкви, пастором, хотя на самом деле даже и им уже не был, а только отстраненным от службы бродяжничающим священником.
Когда танцовщицы и орнитологи разъехались, училище опустело, но пастору Оскари Хуусконену, биологу Сонье Саммалисто и медведю разрешили там жить и дальше. Кухню закрыли, грязную одежду и белье училище больше не принимало, поэтому готовить еду и стирать приходилось своими силами. Оскари Хуусконен стал варить в кастрюлях училища мясной и гороховый суп сразу на много дней. Медведь охотно ел приготовленную хозяином пищу. В начале июня Сонья организовала банный день. Накопились грязные полотенца, постельное и нижнее белье. В прачечной при училище Сонья хлопотала вместе с усердным медведем: грязные вещи они засунули в стиральную машину, а когда стирка подошла к концу, то все развесили сушиться на веревке во дворе. Сонья учила медведя сушить выстиранное белье, и прикреплять вещи прищепками к веревке Черту показалось особенно забавно. Он на удивление проворно делал это когтями. Когда простыни высохли, медведь и Сонья затеяли глажку, с которой медведь уже справлялся на «отлично». У него хорошо получалось гладить даже рубашки пастора Хуусконена. В качестве награды за отлично выполненную работу он иногда получал ложку патоки.
Оскари Хуусконен попытался научить питомца завязывать галстуки, но ничего не вышло. Черт старался изо всех сил, но двусторонний узел оказался для него непосильной задачей. Когда медведь замечал, что приемлемого результата не выходит, то с досады рвал галстук в клочья и получал за это от пастора щелчок по носу.
Завтраки, обеды и ужины проходили в столовой училища. Медведь наблюдал за расстановкой тарелок, стаканов и столовых приборов и пытался и здесь оказывать помощь. Иногда тарелки бились, а суп проливался на пол, но Черт всегда вылизывал его дочиста и затем снова старался. Сонья приучила медведя держать, перебросив через лапу, полотенце на случай возможных неприятностей. С полотенцем Черт выглядел как самый настоящий официант. После еды он уносил грязную посуду обратно на кухню и своим полотенцем вытирал со стола остатки пищи. Иногда тем же полотенцем он вытирал и свой хвост.
По вечерам в уголке для отдыха вспыхивал огонь в камине и начинались разговоры о вопросах веры. Медведь приносил из сарая поленья, но топить камин ему не позволяли: зверь вряд ли научился бы чиркать спичками, не то что колоть дрова.
Когда училище опустело, пастор Хуусконен перестал проводить вечерние молебны. Он объяснил Сонье, что, не будучи больше верующим священником, не хотел организовывать их для Соньи, даже ради того, чтобы та делила с ним постель.
– Зимой и особенно весной я размышлял о том, что все-таки нельзя быть уверенным в существовании Бога. Человеческий мир настолько зависит от воли случая, что не стоит сильно рассчитывать, будто за ним стоит разумный творец.
– Не глумись. Пастору верить в Бога обязательно.
– Отстраненный от службы пастор может думать о религии что угодно. А еще у меня есть опыт в подобных делах: я давний апологет, диссертацию написал о защите веры. Все можно перевернуть с ног на голову и применить те же самые аргументы против религии.
– Ужасно слышать это от тебя.
Пастор Оскари Хуусконен попытался донести до Соньи, что, по его мнению, мыслительные способности человека ограниченны, человеческий мозг еще настолько неразвит, а научно подтвержденных данных настолько мало, что недостаток разума естественным образом скрывается и возмещается религией. С ее помощью пытались объяснить мир и бытие. В том, чтобы бог, божество было создателем всего и хозяином всего, нуждались тогда, когда больше ничего иного не оказывалось на виду.
