Когда аландские кровельщики, довольные, ушли, пастор приступил к другому, более значительному делу. Приходской могильщик давно жаловался на спину и просил, чтобы в качестве рабочего инструмента ему достали экскаватор. Пастор запросил расценки у двух компаний сельскохозяйственной техники, и теперь предстояло определиться. Хуусконен остановил выбор на модели от «Валмет», которая, говорили, была маневренной и достаточно мощной, чтобы копать даже мерзлую землю.
Если бы приход не одобрил приобретение экскаватора, могильщику пришлось бы уйти на пенсию, что казалось несправедливым, ведь за всю свою жизнь человек выкопал сотни, если не тысячи могил на кладбище Нумменпяя.
Пастор Хуусконен подумал, что экскаватор еще наверняка будет в строю, когда сам он умрет и могилу будут копать ему.
«Даже гарантия, может, еще будет в силе», – подумал он, несколько упав духом.
Пастор Хуусконен должен был сходить на беседу в благотворительный кружок при церкви Нумменпяя, но, поскольку похороны поварихи Астрид Сахари были назначены на тот же вечер, он туда не успел. Зато он приготовил к похоронам знаменитой на всю округу поварихи праздничный зал приходского дома. Собралось совсем немного людей: после смерти повариху ждало забвение. При жизни она кормила тысячи празднующих ртов, а нести гроб бедной старухи пришло всего несколько верующих, и никаких вкусностей им не предлагали – только кофе и пряники из кооперативного магазина.
Пастор Оскари Хуусконен произнес в память об Астрид прекрасную речь. За основу он взял следующие слова из 15-го стиха 21-й главы Евангелия от Иоанна:
Иисус говорит ему: паси агнцев Моих.
Ведь здесь Иоанн повествует о том, как Искупитель явился ученикам на берегу озера и заодно устроил так, чтобы на их долю выпал небывалый улов.
Пастор сравнил труд поварихи Астрид Сахари с милосердным деянием, в котором человек способен проявить заботу и любовь к ближним. При явлении Иисуса ученики ели рыбу и хлеб, что было естественно, ведь они были рыбаками. Астрид тоже знала толк в рыбных блюдах. Множество видов копченой рыбы, пирожки из лосося, рулеты из щуки, а также соленая селедка, копченая ряпушка и запеченный лещ… Ими повариха десятилетиями баловала отмечающих праздники жителей Нумменпяя. Подобно апостолам, Астрид была и превосходным пекарем: ей лучше всех удавался ржаной, кисло-сладкий, ячменный хлеб и багеты, она отлично сушила сухари и раскатывала пироги.
– Но не хлебом единым жив человек. Мясные блюда дорогая покойница готовила золотыми руками! Они были прямо божественными! – С упоением пастор Хуусконен огласил список праздничных деликатесов от Астрид Сахари: – Вспомним только пропеченные бедрышки ягнят или медленно томившиеся в печи свиные окорока… а еще превосходный студень и свиные рулеты или жаркое из куропатки, фазаньи отбивные, обжаренные в жире почки, оленьи лопатки, высушенные на открытом воздухе, не говоря уж о знаменитых пирожках с лосятиной!
Горстка присутствующих слушали речь пастора со слюнками во рту. Когда покойницу отпели, они поспешно выпили кофе, а затем каждый побежал к себе ужинать, потому что на похоронах поварихи всех обуял дьявольский голод. Пастор Хуусконен тоже поторопился домой, где его ждал голодный медвежонок. Пастор отрезал ему огромный кусок вареной колбасы и спросил у жены, что у них на ужин.
Пасторша поставила на стол печеночную запеканку, равнодушно положила рядом несколько кусочков соленого огурца, налила в стакан воды и удалилась в спальню. Пастор добавил в печеночное месиво немного масла и неохотно принялся за пресное блюдо. Не то чтобы эта безыскусная пища не была Божьим хлебом и сама по себе не заслуживала всяческого почтения, но почему-то казалось нечестным, что в рот пастора отправлялась еда, пригодная скорее для собак.
Когда Оскари и медведь поели, пастор взял своего питомца под мышку и тоже поплелся в спальню, где раздражительная жена ждала его на своей стороне супружеской постели.
– Не тащи животное в кровать, – запретила пасторша, затевая ссору.
– Бедолага привык спать в ногах, он же и твои ноги греет, – попытался возразить пастор.
Пасторша воинственно привстала с подушки.
– До твоей башки не доходит, что ни одна женщина в здравом уме не захочет делить кровать с медведем!
Саара Хуусконен разразилась причитаниями о том, как ее возмущает забота о гигиене Черта: от медвежьих подмышек разило торфяным болотом, под хвостом он себя никогда не вылизывал, его зубы пахли гнилой рыбой, если их насильно каждый день не полоскать, причем этот проклятый Черт еще и кусался, сидеть на унитазе он до сих пор не научился, а только откладывал в саду жиденькие кучки, причем вчера одна обнаружилась прямо перед диваном в гостиной.
Оскари Хуусконен заметил, что в молодости Саара была невыразимо счастлива с ним под одним одеялом и пылко нашептывала ему на ушко, будто он милый и сильный, как медведь.
– Сейчас медведь здесь самый настоящий, а большой радости в тебе я не вижу.
– Лесом он пускай идет, дай мне поспать.
Черта заперли в корзине, но стоило свету погаснуть, как медвежонок заскулил от страха, не давая хозяевам спокойно спать. Оскари спросил у жены, не пустит ли она маленького мишку в кровать, раз он так плачет один в корзине-тюрьме. Пасторша окончательно вышла из себя и прогнала из кровати заодно и мужа.
– Медведи меня достали! Катитесь вы оба отсюда!
Оскари Хуусконен перенес корзину в гостиную, где разложил диван-кровать и устроил себе и медвежонку постель. Когда хозяин выпустил Черта из корзины, тот уснул, довольный, у него в ногах. Во сне его язык не раз лизнул волосатую голень пастора. Старик же долго не спал, размышляя о превратностях своей жизни.
Утром пастор чувствовал себя уставшим и брался за привычную бумажную работу без особого энтузиазма. Когда Хуусконен уже собирался уходить, в канцелярии появился молодой житель села, в руке у которого лежало копье, а на плече – порядочный моток бельевой веревки. Это был тридцатилетний спортсмен Яри Мякеля, и пришел он сюда по важному делу.
– Я тут подумал: не сдал бы мне приход вон ту колокольню, чтобы устраивать там тренировки, ведь в колокола больше не звонят, звон на пленке проигрывают.
Предложение об аренде церковной колокольни настолько обескуражило пастора своей необычностью, что он пожелал узнать об этой идее больше.
Мякеля прислонил копье к стене канцелярии и положил веревку на стул. Затем он поведал, что занялся новым, более трудным видом метания копья.
– А, вспомнил. Это не вы ли тот самый Яри Мякеля, который взял первый приз на окружном чемпионате по метанию копья?
Щеки спортсмена зарделись от удовольствия: все-таки его еще не забыли. В памяти пастора отпечаталось, что тогда, летом 1989 года, Яри действительно был в ударе. Результат составил 63 метра и 22 сантиметра, дьявольский бросок!
– Теперь я занялся метанием копья в высоту и решил, что если бы мне только сдали на это лето колокольню, то я бы поупражнялся чуток.
