Надо сделать еще одну попытку вернуть Аню. Или не одну. Звонил дядя Саша, рассказал, что разговаривал обо мне с Аней. Результата пока нет. Но он посоветовал мне не вешать носа и набраться терпения.
На выставку я все же пошел, не удержался. Через два дня после открытия. В залах было пустынно, посетителей мало. Мои шаги гулко раздавались под странными сводами. Спросил у администратора, не могу ли я купить свой портрет. На меня почему-то посмотрели, как на идиота, и ответили, что он уже продан. Очень жаль, и тут я тоже опоздал. Не стал интересоваться, кому. Это теперь неважно.
Аня не покривила душой. Она не изобразила злодея или насильника. На меня смотрел эгоист, с тем же человечным огоньком в глазах, что был и на портрете вначале. Она не изменила мой взгляд. И это внушало надежду, что между нами еще не все кончено. Что ее чувства ко мне не остыли окончательно. Как сказал мудрый дядя Саша – помучает и простит. Хотя, возможно, это пустые мечты…
Позвонил Ане в очередной раз. Она не взяла трубку. Я и не ждал, что она ответит. Но вдруг? Безумно хотелось поехать на квартиру, сесть на кухне и ждать, когда она выйдет вскипятить чайник. Но дядя Саша прав – навязчивость еще больше оттолкнет девушку.
Когда Аня разобьет мое керамическое сердце? Может, никогда. Возможно, она уже о нем забыла, а потом задвинет в дальний угол, или засунет в чулан на кухне. Лишь бы целиком не выкинула. Но отставной моряк за этим следит. Вроде, стоит до сих пор на окне. И дядя Саша периодически восхищается моей работой.
Для того чтобы сделать сердце, я почти неделю ходил вечерами на мастер-класс при керамической мастерской. Сколько глины я перепортил! Не получалось обжечь то, что я лепил. Ну, никак не получалось.
Два мастера от меня отказались. Признались, что таких косоруких учеников еще не встречали. Вынесли вердикт, что я полная бездарность и посоветовали вырезать свой шедевр из дерева. Но мне нужна была пустота внутри, чтобы сердце стучало, как живое.
Уговорил самого терпеливого гончара помочь мне осуществить задуманное. Обещал ему золотые горы, лишь бы помог. Он опрометчиво согласился.
Через несколько дней наставник смотрел на меня зверем. Видимо, я абсолютно бездарен как скульптор. Мастер предложил мне по сходной цене слепить сердце самому, но я отказался. Оно должно быть сделано моим руками. Я вложу в него тепло своих ладоней и бесконечную любовь.
Наконец, с сотой попытки то, что я сваял, отправилось в печь. Гончар скривился в недовольной гримасе и пообещал, что это убожество в очередной раз развалится. Но он ошибся.
Правда, красивое и ровное сердце потеряло форму, осело и приплюснулось. Но надпись осталась четкой и разборчивой. И мне удалось поместить внутрь то, что я планировал. Теперь сердце стучало. Замазал сверху отверстие, посмотрел отстраненным взглядом на свое творение и ужаснулся.
– Переделывать не будем, – категорически заявил гончар. – Вполне креативно. Даже, я бы сказал, современно. С шармом.
Он нагло врал, глядя мне в глаза. Очевидно, я ему уже изрядно надоел, и он мечтал от меня избавиться. Но клиент всегда прав. Это золотое правило любого художника, работающего на заказ. Поэтому мастер с надеждой смотрел на меня, пламенно мечтая, чтобы я навсегда убрался из его жизни вместе со своим нетленным творением.
Конечно, не о такой скульптуре я мечтал. Но переделывать ее уже не было смысла. Время неумолимо бежало, и это играло не в мою пользу.
В магазине подарков выбрал крафтовую бумагу.
– Натуральная рисовая, – заверила меня продавщица.
Она с удивлением посмотрела на то, что ей предстояло упаковать. Но без лишних вопросов завернула мое творение, предварительно щедро насыпав в бумагу розовых лепестков с нежным ароматом.
– Атласную ленту? – вопросила она. – Или желаете шелковые цветы?
– Нет, благодарю. Пусть все будет лаконично.
– Визитку?
– Нет, не надо.
– Открытку?
Да когда же она отстанет?
– Спасибо, это все. Ничего не надо.
Мой подарок скажет все сам за себя… Я надеюсь…
Аня приняла мое подношение холодно. Даже не развернула. Но ее слабая улыбка, легко коснувшаяся губ, подарила призрачную надежду.
День сменял день, но ничего не происходило. Аня жила своей жизнью. Дядя Саша регулярно мне звонил и все подробно докладывал, за что я был ему бесконечно благодарен.
Отец внял моим увещеваниям, и решил не расселять квартиру до конца. Он прикинул, что можно оставить три комнаты и кухню с отдельным входом через черную лестницу и не трогать соседей. Пусть живут, как жили, раз им так нравится.
Уговорил отца не спешить с отселением Ани. Если она съедет, порвется последняя ниточка, связывающая нас. Пусть это всего лишь моя иллюзия, но она вселяет надежду. Папа все понимал, как ни странно. У меня просто замечательный отец, как я раньше не обращал на это внимания? Маме он все рассказал, не стал дожидаться, пока я созрею и во всем ей признаюсь.
Я получил еще и от нее вполне заслуженный выговор. Мама долго сокрушалась, что воспитала такого негодяя как я. Даже всплакнула и этим добила меня окончательно. Да знаю я, знаю какой подлец! Но мама дала мне совет не отступать и пытаться вымолить у Ани прощение за свое хамское поведение. А я себя повел именно как хам. Мама, как всегда, совершенно права. Но легче мне от этого не становится.
Я старался загнать себя на работе, чтобы устать и меньше думать об Ане. Не получалось. Однако я был занят делом, и это убеждало меня, что я не окончательно потерян для общества. А значит, Аня тоже может это заметить. Когда-нибудь…
По клубам я не ходил. Не хотелось. А ведь раньше и дня прожить не мог без подобных развлечений. Странно, но я стал ясно ощущать пустоту этих сборищ. Молодые снобы кичатся друг перед другом как надутые индюки. Развязные девицы изображают из себя утонченных светских дам и интеллектуалок. Лень и праздность. Зависть и неприкрытый разврат. И мне это больше не интересно.
* * *
Очередной хмурый день начался с совещания. Мои дела шли в гору. Загородный клуб открыт. Он популярен, приносит доход, о котором мои опытные экономисты даже не помышляли. В глянцевом журнале очередная статья. Только я уже не обнимаю девиц, не сияю как золотой червонец и не позирую на фоне своих крутых тачек и квартир. Все просто, по делу. Эффективная реклама без показухи и самолюбования.
Отпустил управляющих и остался в кабинете один. Полистал журнал. Таким я себе нравлюсь больше. Надо подарить его дяде Саше. Он как бы, между прочим, покажет журнал Ане. Пусть убедится, что я изменился в лучшую сторону.
Вчера была вечеринка у одного из моих близких знакомых. Как всегда, роскошная. О ней тоже наверняка напишут в желтой прессе. Я на нее не пошел. Нечего мне там делать. Тем более что и Богдан там наверняка присутствовал.
Хотя винить только Богдана в случившемся нельзя. Меня никто под дулом пистолета не заставлял участвовать в споре. Сам согласился, да еще с охотой. Захотелось новых ощущений. Заварил кашу, вот теперь ее и расхлебываю.
