– Да. Она позвонила мне поздно вечером. Хотела знать, почему я утаила от нее эту информацию.
– И что ты ей ответила?
– Да просто сказала, что это было сто лет назад… ничего особенного, вот только голос у нее звучал немного странно. Как будто она ревновала.
– Что еще она сказала?
– В общем-то, ничего.
– Да ладно тебе. Я же знаю, когда ты врешь.
– Гореть мне за это в аду, но я, так и быть, скажу. Бриджит призналась, что ты ей очень нравишься.
Черт возьми.
Не то чтобы я сам не чувствовал ее симпатии, но когда слышишь такое со стороны…
– Что-нибудь еще?
– Да нет. Думаю, она еще не успела разобраться в своих чувствах. Ну а от меня тут и вовсе мало толку. Я же не знаю, что ты задумал. Скажу только, что Бриджит – не одна из твоих подружек на час. Ей нужны серьезные отношения.
– Это я и сам успел понять.
– У тебя к ней чувства?
– Чувства? В моем положении глупо иметь какие-то чувства…
– Это не ответ, – Каллиопа скрестила руки на груди. – Но кое-какие выводы я могу сделать и сама.
* * *
Сексуальная неудовлетворенность может выйти иногда боком.
В последнее время мы с Бриджит практически не встречались, если не считать общих смен на работе. В одну из таких смен мы страшно поругались. Я решил прописать пациентке курс антибиотиков, а Бриджит это не понравилось.
– По-моему, это чересчур, – поспешила она за мной из палаты. – Еще немного, и организм этой бедняжки перестанет реагировать на таблетки. На твоем месте я бы сделала перерыв.
– Если не ошибаюсь, ты не на моем месте. Я здесь лечащий врач.
Бриджит оглянулась, чтобы проверить, не подслушивают ли нас.
– Это не стопроцентная гарантия того, что твое решение однозначно верное.
– Восемь лет практики дают мне основания полагать, что я умею принимать верные решения. И я не нуждаюсь в том, чтобы медсестра Всезнайка следила за каждым моим шагом.
– Не называй меня так.
– Тогда не будь занозой в заднице.
– Вот оно что? – подбоченилась Бриджит. – Может, у вас и от этого недуга найдется лекарство, доктор Хог? Вы же такой любитель таблеток!
Скрипнув зубами, я схватил ручку и быстро набросал на бланке рецепта: «Дважды в день как следует биться попой о стену. Повторять до тех пор, пока заноза не выскочит».
Я вручил Бриджит бумажку, с удовлетворением наблюдая за тем, как лицо ее медленно багровеет.
Не дожидаясь продолжения спора, я развернулся и зашагал прочь.
* * *
Несколько дней спустя, когда Бриджит наводила порядок во дворе, я решил воспользоваться моментом и заглянуть на кухню.
Не желая терять времени, я заскочил по дороге в ванную… и замер. На стуле перед зеркалом стоял Брендан. Все лицо у него было вымазано кремом для бритья, так что виднелись только глаза. Решительным жестом он поднес к щеке бритву.
– Стоп, стоп, стоп! – вскинул я руки. – Что ты тут затеял, приятель?
– Я бреюсь.
Я осторожно вынул бритву из его кулачка.
– А твоя мама знает, чем ты занимаешься?
– Нет. Она думает, что я сижу в комнате и делаю уроки.
– С чего ты решил побриться? У тебя же нет ни волосинки на лице!
– Марк Конноли сказал, что если я начну бриться, у меня может вырасти борода. С его бабушкой так и случилось. Она стала брить лицо, и теперь у нее настоящая борода.
Я подавил смешок.
– А зачем тебе борода?
– Хочу выглядеть старше.
– Для своих девяти ты выглядишь неплохо. И никакая борода не сделает тебя взрослее.
– Сколько лет было тебе, когда ты начал бриться?
– Даже не знаю… но не в девять точно. Послушай-ка, это острая бритва. Ты без труда мог порезаться. Это тебе не игрушки.
– Мой папа часто брился, – сказал Брендан, слезая со стула.
– Правда? – спросил я уже мягче.
– Я мало что помню. Помню только, что брился он тут, перед зеркалом… Ты расскажешь маме?
– А как же мужская солидарность? Пообещай только, что не будешь больше играть с бритвой.
– Обещаю.
– Давай-ка умоемся.
Подождав, пока он слезет со стула, я открыл воду и принялся смывать крем с его лица.
– Поверь, быть ребенком совсем неплохо. Ты и так не успеешь оглянуться, как повзрослеешь. Только опыт делает тебя старше, а уж никак не растительность на лице. На самом деле мы взрослеем всю жизнь. Я сам иногда чувствую, что мне не помешало бы поумнеть.
– Мне ты кажешься вполне даже взрослым.
– Правда? Вообще-то я имел в виду вот это, – указал я на свою голову. – Порой я чувствую себя настоящим ребенком. А ты еще дорастешь до того возраста, когда вынужден будешь бриться чуть ли не ежедневно… чтобы не превратиться в Санта-Клауса.
– А ты будешь похож на Санту, если перестанешь бриться?
– Пожалуй, – ухмыльнулся я. – Из меня получится тот еще Санта: высокий, белокурый, с аккуратной бородкой.
– Круто!
– Давай-ка вытираться, – я взялся за полотенце.
– Ты на меня сердишься? – спросил он внезапно.
– За бритье? Да нет, все в порядке.
– Нет, я о другом. Просто ты перестал с нами завтракать и больше не возишь меня в школу. Я в чем-то провинился, да?
Черт возьми! Сердце у меня болезненно сжалось. Втайне я надеялся, что Брендан не станет переживать насчет моих новых привычек. Присев на корточки, я посмотрел ему в глаза.
– Да что ты, малыш. Нет, конечно.
– Тогда почему ты перестал играть со мной?
Конечно, я мог бы соврать, что был занят, но не стал этого делать. С другой стороны, разве мог я сказать открытым текстом, что стараюсь держаться от него подальше, чтобы он не успел привыкнуть ко мне?
Брендан продолжал печально смотреть на меня, и я не выдержал.
– Знаешь что… завтра у меня свободный вечер. Почему бы нам не сходить в парк, погонять там мячик? Заодно можно будет угоститься мороженым.
– Ура! – запрыгал он от радости.
– Вот и хорошо, – улыбнулся я, хоть на душе у меня кошки скребли.
– Что тут происходит? – раздался у меня за спиной голос Бриджит.
Я оглянулся. Щеки у нее раскраснелись. Волосы растрепались от ветра.
– Мы… у нас тут мужской разговор.
– В самом деле? – она окинула ванную скептическом взглядом. – А что тут делает эта бритва? И раковина забрызгана водой.
