Рис. 4.2. Греческий театр в Эпидавре
Я бы хотел выступать в этом амфитеатре — отчасти потому, что слышал о Греции много хорошего, но прежде всего потому, что это идеальное помещение для выступления. Я знаю, это похоже на бред, но почти все проблемы с аудиториями люди решили еще 2000 лет назад. Греческий амфитеатр организован очень правильно (при условии, что нет дождя).
Лекционные помещения должны быть полукруглыми, а не квадратными. Сцена — на пару метров выше первого ряда: в этом случае выступающего лучше видно, и одновременно у него создается ощущение, что он здесь главный. И, что самое важное, каждый последующий ряд сидений должен быть выше предыдущего, чтобы у всех был хороший обзор. Благодаря этим тонкостям слушатели не теряют интереса, им проще концентрировать внимание на том, что происходит на сцене, а кроме того, театр обеспечен хорошей естественной акустикой.
Одну из своих лучших лекций я читал в аудитории Адамсон-Уинг Университета Карнеги — Меллона — помещении в форме амфитеатра, рассчитанном где-то человек на 120 (рис. 4.3)
[32]. А если поставить возле трибуны холодильник для пива и установить систему электрошока на пульте управления (чтобы успокаивать особенно активных критиков и почемучек), все было бы просто идеально.
Рис. 4.3. Крыло Адамсон-Уинг в Университете Карнеги — Меллона — отличное помещение для лекций
А как вы думаете, какое главное преимущество имеют амфитеатры в греческом стиле и хорошие университетские лекционные аудитории, о котором часто забывают? В них нет люстр.
Амфитеатры сейчас встречаются очень редко. Их постройка и аренда стоят дорого, поэтому они есть далеко не во всех конференц-центрах, а те, что есть, часто бывают забронированы для знаменитостей. Зато нет недостатка в квадратных, обшарпанных, плохо освещенных, убогих помещениях — в таких и приходится выступать в большинстве случаев. Если вас пригласили прочитать лекцию и у вас есть возможность выбрать аудиторию, остановитесь на той, которая больше всего похожа на амфитеатр. Даже если она меньше, даже если до нее дольше добираться, все равно она даст вам дополнительные преимущества. Я счастлив всякий раз, когда узнаю, что выступаю в аудитории, спроектированной таким образом, чтобы помочь спикеру установить контакт со слушателями. Это хорошо освещенный зал, где нет колонн и слепых зон. Также в нем прекрасная звукоизоляция, поэтому не слышно ни шума транспорта, ни лекции в соседней аудитории. И в тех редких случаях, когда мне везет с помещением, я выступаю реально здорово (и расходы людей, организующих мероприятие, окупаются сполна).
В квадратной аудитории возникает много проблем, о которых практически не говорят. Если вы сидите у прохода справа или слева, то взгляд, направленный точно вперед, упрется в стену. Чтобы увидеть, что происходит на сцене, придется повернуть голову или все тело. Кроме того, вы будете вынуждены смотреть поверх причесок или между головами сидящих впереди людей, что бывает очень затруднительно, если вы сидите дальше двадцатого ряда. Но если вам не видно оратора, то зачем вы пришли? Вы могли бы с тем же успехом посмотреть лекцию по телевизору, сидя в баре и развлекаясь с друзьями. (Например, можно делать глоток любимого напитка всякий раз, когда спикер прерывается и говорит «э-э-э-э». Есть такие ораторы, с которыми вы очень скоро дойдете до нужной кондиции!)
Для зрителя угол поворота корпуса и время визуального контакта со спикером не кажутся очень важными, но для оратора это имеет значение. Когда 50, 100 или 5000 человек отдают вам на 10 % больше своей энергии и внимания — независимо от того, как они это делают: через визуальный контакт, смех или позу, — вы ощущаете уверенность (и забываете о возможном провале). Один лишний приветливый взгляд или одобрительный кивок время от времени помогает любому выступающему почувствовать себя по-другому. И в хорошем помещении энергия легко переходит от того, кто на сцене, к зрителям в зале — как на концерте, так и во время презентации.
Даже в плохих клубах у музыкантов множество преимуществ, позволяющих контролировать поток энергии: бас-барабаны и электрогитары буквально создают волну, которая заставляет людей танцевать или каким-то другим образом откликаться на ритм. Но в серых скучных квадратных залах, состоящих из прямых углов, половина слушателей видит только проборы на головах людей в переднем ряду, а вместо бас-барабанов слышен лишь занудный голос, скажем, главного бухгалтера, бубнящего о том, как правильно оформить страницу 9 раздела Ф в новом финансовом отчете. Здесь поток энергии распадается на части и сходит на нет задолго до того, как спикер покидает сцену. Энергия мечется туда-сюда, ее поглощают стены, впитывает унылый ковер, она угасает в тусклом свете и погибает. Оратор, у которого нет гитары или бонго
[33], оказывается с неудачным пространством один на один. Даже прекрасные ораторы часто становятся жертвами скверных помещений.
Однако самый плохой вариант (поверьте, это хуже, чем неудачная аудитория) — это большой пустой зал. Говорить в огромном унылом прямоугольном плохо освещенном помещении, рассчитанном на 1000 человек, — задача не из легких, а если пришли только 100 человек, то огромная комната и вовсе напоминает черную дыру. Даже если вы будете орать, танцевать или жонглировать ножами, вы все равно не сможете создать необходимый поток энергии, чтобы заполнить ею пространство. Однажды я видел, как группа U2 играла на стадионе Meadowlands в Нью-Джерси, вмещавшем 60 000 человек. Все места были заняты, но к концу концерта многие зрители устремились к автобусам, чтобы успеть первыми, не обращая внимания на то, что Боно делал для них на сцене. Оставалось еще 20 000 танцующих, но они мне показались самой жалкой толпой, которую я когда-либо видел.
Похожая трагедия произошла со мной, когда в 1998 году я выступал на конференции Tech-Ed компании Microsoft в Далласе. В тот раз мне ужасно не повезло: в моем распоряжении оказался самый большой зал в огромном комплексе конференц-центра отеля. Потолки были настолько высокими, а задняя стена — так далеко от сцены, что я спросил технического работника, не было ли это помещение самолетным ангаром. Оно точно не предназначалось для того, чтобы проводить в нем обучающие мероприятия, — скорее для того, чтобы пытать оратора (другого объяснения я придумать не мог). Техник посмотрел на потолок, когда я попросил его об этом, и, казалось, он был слегка удивлен тем, что там вообще был потолок. Он никогда до этого не поднимал глаз, поскольку большую часть времени чинил все то, что ломалось на нижнем уровне. Я не стал рассказывать ему, как сверкают звезды на небе: это взорвало бы его мозг.
