Многим спикерам важно иметь чувство контроля, пусть даже это просто душевный настрой. У спортсменов и музыкантов, каждый вечер выступающих перед огромным количеством народа, есть определенные ритуалы, которые они совершают, выходя на стадион или сцену. Игроки звездных баскетбольных команд Леброн Джеймс и Майк Бибби судорожно грызли ногти до и во время матчей. Майкл Джордан на каждую игру надевал под шорты NBA старые шорты Университета Северной Каролины, приносящие удачу. Уэйн Гретцки заправлял джерси в хоккейные штаны — эта привычка сформировалась у него еще в детстве. Уэйд Боггс перед игрой ел курицу. Со стороны эти действия выглядят странными и причудливыми, но их можно контролировать. Возможно, они не имели никакого отношения к игре, но помогали спортсменам обретать уверенность и противостоять неконтролируемым ситуациям, которые обязательно возникают в ходе соревнования. А их работа гораздо сложнее работы оратора, поскольку у них есть соперники: каждый раз, когда Майкл Джордан пытался положить мяч в корзину, ему противостоял другой высокооплачиваемый профессиональный баскетболист или целая команда — с целью помешать ему.
Таким образом, только если злоумышленники, специализирующиеся на срыве презентаций, не украдут ваш микрофон или не установят свой проектор и не начнут показывать слайды, которые противоречат вашим, вам не грозит ничего из того, с чем каждый вечер сталкиваются другие люди, выступающие на публике. Маленькие наблюдения, приведенные в этой главе, возможно, не избавят вас от страхов, но позволят лишний раз посмеяться над ними.
Глава 3. 30 000 долларов в час
Сейчас 7:47 утра, солнце только-только появилось из-за горизонта, и я стою на Рыбацкой пристани Сан-Франциско. В такое время ни один нормальный писатель не высунет носа на улицу. Писатели — не самый уравновешенный и общительный народ, и их любимый способ взаимодействия с цивилизацией — виртуально запускать в людей гранаты своих идей, выглядывая из-за ноутбука. Я почти не знаю писателей, любящих утро, и швейцар, одетый в ярко-синюю матросскую форму, которая является частью морского антуража отеля Argonaut, очень мне сочувствует. Он поднимает руку, ловит такси, вымученно улыбается, словно говоря: «Правда же, отвратительно начинать рабочий день в такую рань?» Тот, кто сохраняет чувство юмора в конце ночной смены, явно очень сильный человек. Или, как вариант: я настолько ужасно выгляжу этим утром, что мой внешний вид его забавляет. А может, верно и то, и другое.
Люди говорят о восходах с восхищением, так, будто это что-то волшебное. При этом здесь, на Рыбацкой пристани, в густом утреннем тумане, окутавшем холодное зимнее солнце, нет никого, кроме меня, швейцара и таксиста. И знаете почему? Потому что люди ленивы. Даже если бы этот рассвет брал за душу так же, как великий шедевр Уильяма Тернера, увеличенный во сто крат, или с неба падали бы 100-долларовые банкноты и выигрышные лотерейные билеты — все равно почти никто не вышел бы на улицу в 7 утра. Многое из того, что мы называем чудесным и изумительным, сдается на милость всего одному часу ночного отдыха. Мы просыпаемся, пару минут соображаем, а потом проваливаемся обратно в объятия Морфея. Недосып — это проклятие современного человека; проблема, рожденная технологиями. До того как Эдисон изобрел лампочку, мы спали примерно по десять часов. В 2009 году время сна сократилось примерно вполовину
[14]. Значит, когда речь заходит о рассветах, слушайте тех, кто их действительно видит, а не тех, кто просто о них рассказывает. Верьте делам, а не словам.
Сегодня утром рассвет был более чем великолепен, но где же желающие полюбоваться им? На улице, кроме меня, никого. Все спят — точно так же, как поступил бы и я, имей такую возможность. По правде говоря, любой оратор легко бы удержал внимание слушателей, если бы они выспались накануне. Даже если восход ближайшей к нам звезды — источника энергии и жизни на Земле, всеобщего символа добра, счастья и надежды — не может заставить человека встать с постели, каковы шансы у оратора?
Признаю, рассвет мне очень нравится… а вот рано вставать, чтобы посмотреть на него, я ненавижу. Восход солнца прекрасен, если наблюдать его из окна отеля, лежа в мягкой постели, когда не нужно никуда спешить. Моя профессиональная проблема в том, что выступления часто организуют в неподходящее время суток. И в те дни, когда мне выпадает честь быть ведущим спикером, ситуация усугубляется: я должен выступать первым и задать тон всему мероприятию.
Вот почему в 7:48 утра вторника я уже принял душ, побрился, причесался, позавтракал, попользовался духами, надел отглаженную рубашку и начищенные туфли и на такси следую в прибрежную часть Сан-Франциско. И это утро, и этот великолепный солнечный свет, который все еще пытается пробиться сквозь стекла такси, пронизывая скопившиеся над заливом у города облака, одновременно прекрасны и ужасны, навевают и трепет, и скуку. Здорово, когда тебе платят за то, что ты любишь делать больше всего — думать, учить и обмениваться идеями. Но я вдали от дома, еду в незнакомое место и буду выступать перед чужими людьми — под действием этих трех стрессовых факторов может произойти абсолютно все, особенно если учесть, что сейчас раннее утро, то есть самое неподходящее время, потому что мозг работает очень плохо.
Первая проблема, с которой сталкивается приглашенный оратор, — необходимость добраться до места. Часто сделать это куда сложнее, чем собственно выступить. Текст я знаю очень хорошо, сам же его и сочинил, и, если он окажется паршивым, винить, кроме себя, некого. И пусть зал (когда я наконец-то до него доберусь) окажется самым ужасным помещением в мире, я смогу приспособиться к любым неудобствам. Но пока я не доехал до места, пока перемещаюсь из аэропорта в аэропорт, мчусь по шоссе, оставляя позади города, конгресс-центры, офисные здания и автостоянки, я не могу начать подготовку к выступлению. Пока ты в пути, психологически постоянно мучаешься, потому что еще не на месте, хотя уже вот-вот. В отличие от выступления, где я контролирую ситуацию, в дороге я ни на что не могу повлиять. И поэтому, когда, например, водитель такси не знает маршрута или попадает в пробку в нескольких километрах от места назначения, я очень сильно напрягаюсь, как и в ситуациях, когда территория университета или центра оказывается очень запутанной, особенно для человека, который ни разу там не бывал. (Откуда, например, простому посетителю знать, что в главном офисе компании Microsoft корпус 11 расположен рядом с корпусом 24 или что в Массачусетском технологическом университете (MIT) зал Кресдж спрятан за залом Бексли?) По опыту знаю, что нет ничего хуже, чем потеряться на незнакомой территории, находясь вроде очень близко, но одновременно необычайно далеко от нужного места.
Когда в тот самый вторник я добрался до комплекса Форт-Мейсон, где должен был сегодня выступать, и мое такси с ревом уехало, я обнаружил, что нахожусь достаточно далеко от реального пункта назначения. Форт-Мейсон — это занимающая обширную территорию военная база времен Гражданской войны
[15], которую не так давно превратили в центр проведения культурных и общественных мероприятий. Слово «комплекс»
[16] здесь используется по делу. У меня записано, что мне нужно в корпус А, но никаких табличек нет, и (что гораздо важнее) я не наблюдаю здесь нормальных, похожих на корпуса зданий — только бесконечные ряды совершенно одинаковых мрачных бараков и башен, перемежающихся узкими стоянками (рис. 3.1). Главный недостаток комплекса Форт-Мейсон — отсутствие перехода от прошлого к настоящему. Он все еще выглядит как место, предназначенное для того, чтобы в нем убивать, а не развлекать: здесь всюду высокие заборы и каменные стены с острыми углами, ворота, баррикады и колючая проволока.
