– Шшш, – говорит Рэй.
– Я могу остановиться.
– У меня нет возможности заплатить за сок. Я отдал последние деньги водителю, который остановился нас подобрать. Я бы не стал этого делать, если бы знал, что нас высадят.
– Не волнуйся. У меня достаточно денег.
Я сворачиваю на следующем съезде и выруливаю на заправку. Пока я иду по проходу, кладя в корзинку крекеры, яблочный сок и воду, мне приходит в голову, что с моей стороны было мудро не давать Рэю деньги или кредитную карточку и не позволять ему самому идти в магазин. Что, если бы он не захотел отдавать мне кредитку, когда выйдет? А что, если бы он пообещал отдать, а когда мы приедем в отель, сделал бы вид, что забыл? Но, может быть, мне не следовало оставлять их в машине, вдруг он уедет на ней? Я гоню от себя такие мысли и плачу за продукты, а когда возвращаюсь, машина стоит ровно на том месте, где я ее оставила.
Рэй дает Генри выпить несколько глотков воды, и когда мальчика не тошнит, он дает ему еще немного. Генри хочет выпить все разом, говорит, что это очень-очень вкусно. Рэй пока не хочет давать ему сок, но дает пожевать соленый крекер.
– Хочешь, я поведу машину? – спрашивает Рэй.
– Ты хочешь сесть за руль?
– Да, но только если ты не против.
– Конечно.
Я перебираюсь на заднее сиденье и, пока Рэй везет нас по темной автостраде, читаю Генри пьесу, которую сейчас пишу, про голубую утку, которая знает, что могла бы подружиться с желтыми утками, если бы они только дали ей шанс. Генри делает глоток воды и ест еще один крекер. Я даю ему немного сока, потому что не могу отказать, когда он просит. Его не тошнит, и это хорошо, потому что, если он это сделает, есть стопроцентный шанс, что и меня тоже стошнит. Мне будет стыдно, но я ничего не смогу с этим поделать.
Мы пересекаем границу штата Пенсильвания в полночь. Я зачитываю Рэю указатели и адрес, чтобы он мог найти отель. Мы въезжаем на стоянку. Рэй забирает спящего Генри с заднего сиденья.
– Лоб у него холодный, – говорит Рэй.
В отеле есть еще один свободный номер, поэтому я кладу на стойку свою кредитную карточку и говорю портье, что мы его возьмем. Рэй не возражает. Вместо этого он говорит «спасибо» так тихо, что я едва его слышу. Возможно, он не хочет будить Генри.
– Я позвоню тете и скажу, откуда нас забрать, – говорит Рэй, когда мы выходим из лифта на нашем этаже.
– О’кей.
Я очень устала и сегодня достигла своего предела взаимодействия с другими людьми. Это хорошо отвлекало от беспокойства о Джонатане, но я быстро угасаю. Я вставляю ключ-карту в дверь своего номера и захожу внутрь, оставив Рэя и Генри в коридоре. Я звоню родителям, и они говорят, что никогда еще не были так счастливы получить от меня весточку. Оказывается, они звонили мне на мобильный уже несколько часов, и я говорю им, что он на дне унитаза на заправке. Потом я рассказываю маме о Рэе и Генри, а она после этого только и повторяет снова и снова: «О боже!»
– Все в порядке. Генри теперь в порядке. Его больше не рвало, и Рэй сказал, что жар спал.
– Ты не можешь так рисковать.
– Все получилось замечательно.
Моя мама, вероятно, думает, что была права и я не способна совершить такое путешествие в одиночку без кого-то, кто руководил бы мной и охранял меня. Но ведь однажды их не станет, и мне придется жить без их руководства. Может быть, и без Джонатана, хотя эта мысль наполняет меня печалью и неизмеримой болью. Эта поездка – не первая и не единственная моя попытка обрести независимость, но это важный шаг к закладке фундамента на долгие годы. И я не настолько тупа, чтобы не понимать, что большинство приходят к такому гораздо раньше, чем им исполняется тридцать два.
Я всю свою жизнь отставала от других, так почему же мое взросление должно быть иным?
– Я говорила с Дженис. Она была вне себя от беспокойства, потому что не могла дозвониться до тебя по мобильному телефону. Я позвоню ей и скажу, что с тобой все в порядке. Ты знаешь, когда доберешься до Хобокена?
– Я собираюсь выехать отсюда около девяти. Скажи ей, что я позвоню прямо перед тем, как вернусь на трассу.
– О’кей. – У моей мамы очень усталый голос.
– Мне нужно идти спать, – говорю я.
– Я так рада, что у тебя все хорошо. Больше никого не подбирай. Пожалуйста, будь осторожна и позвони мне, как только приедешь к Дженис.
– Я так и сделаю. Пока.
Раздается стук в дверь, и когда я открываю ее, на пороге только Рэй.
– Генри спит. Я запер дверь на случай, если он проснется и попытается уйти.
Я не совсем понимаю, что это значит. Я должна пригласить его войти? Я не хочу. Я слишком устала.
– Я просто хотел тебя поблагодарить.
– О… Не за что.
– Анника, послушай меня. Больше никого не подбирай на трассе, ладно? У тебя прекрасное сердце, и твоя доброта меня просто поразила. Но то, что ты сделала, было очень рискованно, и в этом мире есть люди, которые не стали бы заботиться о твоей безопасности.
– Я это знаю. То есть теперь это знаю.
– Дашь мне свой адрес? Я верну тебе деньги, когда встану на ноги.
Я вырываю страницу из блокнота на комоде и записываю.
Он берет листок бумаги, складывает и убирает в карман.
– Мне лучше вернуться к Генри. Надеюсь, ты найдешь своего парня. Никто не заслуживает чуда больше, чем ты.
41. Анника
14 сентября 2001 года
Я выезжаю из отеля на час позже, чем планировала, потому что была так измотана, что умудрилась каким-то образом выключить будильник и снова заснуть, хотя и не помню, как это произошло.
Трудно следовать указаниям «Мэп-квест», потому что я не хочу отрывать глаз от дороги, а в районе Дженис очень много улиц. Когда я подъезжаю, она ждет меня на подъездной дорожке, держа Натали на бедре.
– Слава богу, – говорит она, когда я выхожу из машины.
– Я сумела, – говорю я. – Никто не думал, что я смогу, но я здесь.
Дженис крепко меня обнимает и говорит:
– Да. Ты здесь.
Клей и Натали провожают нас, насколько могут, а после мы с Дженис пешком направляемся в Нижний Манхэттен. Клей заставил нас надеть марлевые маски, и когда мы подходим настолько близко к эпицентру, насколько нам позволяют (на самом деле совсем не близко), я наконец понимаю почему. Запах едкого дыма становится невыносимым, и в воздухе летает пепел, как будто мы идем рядом с каким-то тлеющим городским вулканом. Он оседает у нас на коже, на волосах, и я безудержно кашляю. На перекрестках стоят солдаты с автоматами. Кругом импровизированные алтари из венков и лампадок, плакаты с именами пропавших без вести. Мы обходим ближайшие к Всемирному торговому центру больницы, но Джонатана там нет, и я смаргиваю слезы, потому что уже слишком далеко зашла, чтобы просто сдаться.
