— Раз в пять лет?! — рыкнул Шинар. — И одёжку сменил, чтобы слиться с местными?!
— Уверяю, милорд, жуткая незадача! Когда я добирался, лошадь взбрыкнула, и вся моя поклажа…
Кажется, Шинару надоело. Он даже не дёрнулся — качнулся вперёд и схватил торговца за шиворот.
— Кому ты продал янтарную соль?
Алхимик, и без того несчастный, побелел как чистый лист. Обмяк, не дыша, словно мешок с пухом.
— Ваше… высочество! Не понимаю…
— Интересно, почему я спрашиваю о ней? — Шинар цедил слова так, что теперь лишь пара жилок двигалась на его лице. Я же сама с трудом сидела на месте! — Потому что этой солью меня пытались отравить. В твоё отсутствие.
Известия торговца впечатлили:
— Боги праведные!..
— А после того, как мы ушли от тебя, на леди Лиату напали головорезы. Ты обвиняешься дважды в пособничестве тем, кто покушался на жизнь принцессы — и на мою. В Литании, по закону тебя просто казнят. Но поскольку я пострадал лично, могу требовать для преступника любого наказания — ты понимаешь, куда я клоню?
— Милорд…
— Тебя доставят в земли Маларии, где убьют медленно, мучительно, в течение нескольких лет, сделав целью моих опытов. А ещё мне выдадут всех твоих родственников — и сестру, и её детей. Они проведут жизнь не лучше, будь уверен. Уж тебе наверняка известно, что за магию я практикую?
От тона жениха даже мне стало неуютно! И представить странно, что этот человек, четверть часа назад…
— Я не знал! Милорд! Богами клянусь, я просто… Соль ведь используют для магии, да! И даже как лекарство от трясучки, вы ведь слышали о таком?
— В малых количествах.
— Ваше высочество, у меня не было выбора!
Шинар фыркнул — с мимолётным, безжалостным удовлетворением — и отпустил жертву.
— Давай всё по порядку. Просто говори правду: я всё равно возьму твою кровь… — И он расписал знакомый ритуал в точных подробностях.
— Милорд!..
— Кто покупал соль? Ты ведь не впервые обращался с этим заказчиком.
— Не впервые, — сдался торговец, роняя голову. — Но… я не знаю его лица.
Шинар поморщился, будто не ждал иного:
— Прекрасно. Когда вы познакомились?
— Он пришёл ко мне в лавку зимой. Кажется, в третий месяц — стояли морозы… Поэтому я не мог винить плотно одетого человека: на голове капюшон, лицо замотано шарфом… разве что раздеваться в тепле он не спешил.
Судя по словам торговца, положения заказчик был непростого. Плащ и перчатки — дорогие, заплатил тоже прилично, говорил мало и по делу.
— И он искал дурман, — скорее заявил, чем спросил Шинар.
— Да. — Торговец сжался, но отнекиваться не стал. — Помните, я ведь сразу рассказал вам!
— А потом предупредил подлеца.
— Милорд, я… не хотел зла, честно! — Мужчина вздрогнул, будто именно сейчас осознал всю тяжесть обвинений. Я задержала дыхание. — Этот тип, как получил заказ, оставил мне голубя и дополнительный кошель. Сказал — пришлёшь птицу, если кто надумает спросить обо мне. А для лавки весна — время трудное. Травы заканчиваются, ещё сестрице помочь надо… В общем, к монетам я уже притронулся, а за два месяца никто так и не явился по душу незнакомца! Я начал бояться: придёт этот дворянин с охраной, потребует средства вернуть… А тут вы.
Шинар упёрся кулаками в стол. Лицо его исказилось от гнева — так, что зябко стало даже мне.
— И ты решил, что предупредить мерзавца, которого ищет принцесса, тайно — хорошая идея?
— Н-но вы ведь многих искали, ваше высочество! — запричитал торговец. — С десяток человек! Вот тот, что с мозгом китеры, вам меньше всех понравился, вроде… Я лишь подумал — разделаюсь с долгом, ничего не будет…
— Эти двое, с дурманом и мозгами, никак не связаны? — уточнила я, пока Шинар сжимал зубы.
— О нет! То есть, не знаю точно, но полагаю. Ваше высочество, а на вас и правда напали?
Он словно надеялся услышать, что дело — шутка. Но я подтвердила. И пристально глядела на алхимика, думая лишь о том, что нужно вытянуть из него всю правду, а с остальным разобраться позже.
— Клянусь, я не хотел… — зашептал тот. — Покупатели — странный народ, если каждого в злом умысле подозревать, то ведь и без гроша останешься…
— К чёрту, — прервал Шинар. — Вспомни подробно, как твой заказчик выглядел — помимо того, что скрывал лицо.
Торговец отвёл взгляд на стол, затем — на собственные связанные руки. В прошлый раз с описаниями внешности у него не складывалось. Но вскоре стало казаться, что он просто не желал вспоминать.
— Невысокий. Худой, даже под тряпками. И молодой, если судить по голосу.
— А говорил по литанийски чисто? — Мне вдруг стало тревожно. — Без акцента?
— О… да, ваше высочество.
— Цвет глаз? Волос?
— Глаза я не запомнил, простите! Точно не тёмные. А вот волосы… он был выбрит, как любят дворяне, но брови светлые.
Почему каждая из этих слабых примет тянет сердце вниз? Я посмотрела на Шинара. Тот по-прежнему пытался заморозить торговца взглядом, но по-другому не реагировал.
— Ты мог бы опознать его голос, если услышишь снова?
— Простите, милорд. Сомневаюсь.
— А узнать ту часть лица, что видел?
— Помилуйте, прошу! Мы говорили всего дважды, а ко мне в лавку приходят десятки человек каждый день, пусть в основном и смотреть…
— Дважды? — нехорошо уточнил Шинар. — Один раз, чтобы заказать дурман, второй — забрать. А соль?
— О! — Торговец живо мотнул головой. — За солью… он явился не сам, а прислал слугу. Какого-то громилу-хама с запиской! В той говорилось, что господин не может увидеться со мной лично, но вновь готов платить. И объяснялось, что ему нужно.
Мужчина даже взял себя в руки и уже спокойно, хоть и горько рассказывал, что бумагу ему сунули под нос. И что в послании неизвестный дворянин сразу предложил уехать из города после сделки. А заплатил много… на год вперёд хватит.
— И что, великие деньги тоже со слугой послал? — прорычал Шинар.
— О нет. Дурман я ему передавал не в лавке — в одном неприметном уголке… Там же и нашёл плату, как к солью разделался. — Алхимик покачал головой. — Знаете, я тогда подумал — а может, и правда, забыть обо всём, уехать к сестре, да и зажить… спокойно!
Он перевёл на меня помутневший взгляд:
— Вы же не наказываете кузнеца за то, что он продал меч какому-нибудь убийце. А я торгую порошками, которые можно использовать по-разному. Но с этим «разным» — о, проблем не оберёшься! Я не в первый раз виноват, что мои труды кому-то навредили, зато если они спасают жизнь — что ж, в лучшем случае услышу «спасибо».
