– Кто первый в душ? – Растер рагривок, прищурился, словно не замечая немой вопрос в глазах девушки.
– Ты…
Мужчина кивнул, достал из комода полотенце, бросил на кровать, поверх покрывала:
– Это тебе.
И сунув свое полотенце под мышку, ушел в ванную. Первые несколько минут Аделия прислушивалась к тому, как шумит вода, как доносится тихое бормотание и мурлыканье. Тихо пересекла комнату, застыла у окна. Сквозь морозный узор пробивался серебристый свет луны, рисовал на подоконнике призрачные узоры, искрился древней, исконной магией. Девушка обхватила себя за плечи, вгляделась в темноту.
Дом стоял в центре села, но по странному стечению обстоятельств – в окружении пустых домов. Справа на Аделию смотрел небольшой двухэтажный дом, крепкий, приземистый, добротный. За ним угадывался небольшой сад. Он не выглядел заброшенным, вероятно, хозяева работают в городе и приезжают в него по выходным. Чистят дорожки, прогревают, проветривают. Ему хорошо здесь одному. Чего не скажешь о его соседе: его покосившаяся кровля требовала ремонта, темные окна тускло поглядывали давно немытыми стеклами, потемневшая дверь оказалась сорвана с петель и тихо поскрипывала на ветру, впуская внутрь непрошенных гостей – ночь и стужу.
Только несколько огней освещали зимнюю ночь за окном: подрагивали огни домов на соседней улице, да тонкой оранжевой лентой светилась трасса на Смоленск.
Из головы не выходил разговор с Ольгой. У девочки обида на мать уже не просто вросла под кожу, она обросла мотивацией, ушла в корневое восприятие родительского дома. Девочка обронила фразу, что мать виновата в разрушении семьи, что от семьи ничего не осталось. Значит, за ужином ей не показалось – проблемы в семье Геннадия и Александры были.
Девушка посмотрела на дверь в ванную – оттуда еще слышался плеск воды. Тогда выключила верхний свет, зажгла ночник на прикроватной тумбочке и прошла к своей сумке. Достала пижаму, пристроила рядом с полотенцем. Покопалась на дне сумки, извлекла стеклянную баночку со свечой, зажигалку и небольшой темно-синий сверток. Аккуратно зажгла свечу с помощью зажигалки и аккуратно опустилась на пол. Поставила свечу рядом с собой и только после этого развернула ткань. Разгладила складки на мягкой бархатистой поверхности.
Те самые карты, подаренные незнакомой цыганкой, смотрели на нее снисходительно и подслеповато. Уютно легли в ладонь, позволили себя погладить. Аделия приложила их к щеке, прислушалась к их нестройному шепоту. Может, она все-таки сумасшедшая, с чего она взяла, что они говорят с ней? Но одно открытие оказалось приятным – с ними в руках стало теплее. Ледяной холод, тянувшийся по полу даже здесь, на втором этаже, незаметно отступил. Руки согрелись и будто стали легче и чувствительней.
Она сделала первый расклад – на семью, которая ее встретила. За внешним спокойствием – мечи, взаимные обиды и недовольство. Обман. Юная девушка, она лжет всем. Кто это? Оля? Карина? Тень на Короле жезлов, Дьявол за спиной его Дамы.
Чем больше Аделия смотрела на расклад, тем больше понимала, что разобраться в этом клубке ей не удастся. Карты предупреждали, шептали пророчества, от которых на душе становилось тревожно жутко. Перед глазами стояло заплаканное лицо шестилетней Ольги.
– Могу ли я помочь этой девочке? – спросила.
Ей всегда особенно больно, когда обижают беспричинно. Когда жертва – ребенок или старик. И тот, и другой, не могут за себя постоять, иногда даже не понимают, в чем причина. Но обида жалит их гораздо сильнее. Эту девочку обида на мать уже почти сломала – Аделия чувствовала это, безошибочно поняла по непримиримой интонации, по злости в глазах, по исступленному шепоту. Куда там ее старшему брату до ее ненависти, возведенной в абсолют.
Сжав ладони и сосредоточившись, Аделия перетасовала колоду и достала первую карту. Перевернутая Папесса, ведомая Дьяволом – страшная, кармическая связь, которая не исчезает из жизни людей бесследно. Слепая ненависть, подпитанная детской травмой. Но было что-то еще. Карты снова говорили с ней, и она снова будто не слышала.
Дверь ванной открылась, выпустив на цветастый ковер пар и охапку желтого света.
– Ты чего тут? – Макс принюхался.
– Тсс, – Аделия не оглядываясь подняла вверх руку, чтобы он увидел ее у кровати, потрясла в воздухе указательным пальцем.
Макс тихо подошел ближе, опустился напротив, подкатив светлые пижамные брюки, снова сложил ноги калачиком. Аделия опять предостерегающе подняла руку – она почти услышала то, что говорили ей старые карты.
– Обида не так просто появилась, не на пустом месте, – шептала она, рассматривая потемневшие образы. – Есть повод. Причина. Никто не знает, что она в курсе…
– Кто она? – Макс склонился вперед. Не для того, чтобы услышать, чтобы понять – не бредит ли девушка. Пригляделся пристальнее.
Аделия подняла на него глаза – сейчас, в отблесках свечи – цвета сапфира, пронзительно-яркие и безумные.
Странная улыбка играла на ее губах, голос изменился, перешел на искрящийся шепот. У Макса пробежал мороз по коже. Хотя, может, правда, сквозняк. Мужчина сбросил с плеч наваждение, распрямился.
– Ольга. Она что-то знает. И тщательно скрывает это. Что-то темное. Большой обман. Сродни предательству. И мать винит.
– Александра что-то гадкое сделала, а Ольга узнала? – не понял Макс.
Девушка покачала головой, будто не услышав вопроса:
– Ольга могла неправильно понять, если услышала случайно. Фрагмент разговора…
– Погоди-погоди, колдуй-команда… Твои карты что, не могут сказать, Александра в самом деле напортачила или Ольге просто показалось?
Аделия окинула взглядом расклад, зафиксировалась на некоторых картах.
– Не ясно, Макс. Я бы сказала так: Александра виновата, но не она одна. Все началось давно. Очень давно. Ложь большая, такая большая, что уже не найти виноватых.
Мужчина смотрел на девушку и не мог понять – верит он ей или нет. Он так легко оказался вовлечен в этот фарс с гаданием, так неожиданно для себя понял, что следует за гадалкой, слушает ее и примеряет ее слова к увиденному когда-то. К тому, что обычно прячется за закрытыми дверями: слова, намеки, взгляды. Ведь все началось не сегодня.
Он прокручивал в памяти мелочи, свидетелем которых оказывался. И каждая теперь горела совсем в ином свете. В груди стало тяжело:
– Это все Ольга тебе рассказала? – он скептически посмотрел на разложенные лицевой стороной вверх карты. Они смотрели величественно и невозмутимо, так, будто им известна вся тайна мира. Макс прищурился, склонил голову к плечу.
Аделия только сейчас заметила, что он обнажен по пояс. Смуглая кожа, совсем немного волос на груди, косой шрам на предплечье. Узкие и сильные запястья, правый обнимал тонкий кожаный браслет с серебряной плоской бляшкой. Светлые трикотажные брюки задрались, оголив сухие щиколотки и босые ступни. Молодой мужчина смотрел неподвижно, будто считывая смятение девушки.
