– Я – Ада, – прошептала Аделия. Макс вздрогнул от неожиданности, покосился на девушку с опаской. – А тебя как зовут?
Девочка молчала, покачивалась в паре сантиметров от пола. Макс видел, как от нее, будто от льда, вынесенного на жару, поднимается струйками пар. И светится.
Сердце в груди билось, не позволяя мыслить здраво. Да и как можно мыслить здраво, если самая иррациональная аномалия из всех возможный стоит в паре метров от тебя и разглядывает. Как следует реагировать на призраков? Их этому не учили на юрфаке. Да и до сегодняшнего дня капитан Александров не верил в них. С ухмылкой смотрел всякие передачи. Еще сегодня утром не верил. Даже видя, что Аделия что-то слышит и в принципе понимая, что девушка не притворяется и нечто необъяснимое привычными понятиями происходит рядом. Но одно дело понимать «гипотетически», другое – смотреть на него глаза в глаза.
Молодой человек откашлялся.
Аделия качнулась вперед, будто собираясь шагнуть навстречу призраку, Макс перехватил ее, удержал за локоть.
– Что ты хочешь? – спросил у призрака строго, а сам подумал: «Ага, еще с призраками говорю. С кем поведешься, так тебе и надо – верно говорят».
От его голоса девочка-призрак встрепенулась – воздух вокруг нее, будто подсвеченный изнутри, расплескался ледяным маревом, зашелестел холодом. Незабудка сжалась, вытянулась в струну, чуть подалась вперед. Бледный рот неестественно искривился, тощая грудь ребенка приподнялась на вдохе. И резко опустив плечи, девочка закричала, разорвав в клочья рассвет.
Макс отшатнулся. От истошного крика, будто вскрывающего вены, мурашки побежали по коже. Его передернуло. Но хуже было то, что Аделия, глубоко вздохнув, осела тут же, на ледяной пол веранды. Глаза закатились, и без того бледная кожа посинела, пальцы скрутило судорогой.
– Вот зараза, – Макс растерялся только в первую минуту.
В каком-то из сериалов про паранормальное, которое он смотрел недавно, героиня отбивалась от призрака поваренной солью. Этот образ всплыл мгновенно, полыхнул в мозгу киношной картинкой, но мозг схватился за нее, как за истину в последней инстанции. Взгляд пошарил по стенам, уперся в полку с кухонной утварью – там, поблескивая в полумраке стояла закрытая стеклянная банка с чем-то белым. В сумерках на сахар не похоже, крупе здесь взяться незачем.
Не раздумывая, Макс схватил банку, одним движением откупорил ее и, высыпав на ладонь пригоршню содержимого, бросил в призрака.
Крик перешел на дикий визг, на пределах возможностей; сизый туман проело, словно пуховый платок, и он стал таять, истончаясь.
Капитан подхватил бесчувственную Аделию и, приподняв, рванул на себя и затащил в дом. Свободной рукой захлопнул дверь, прижался к ней спиной. Он так и сидел, дышал часто и не мог надышаться, в обнимку с открытой банкой соли, когда в гостиную ворвалась Светлана и Дмитрий – заспанные, всклокоченные.
– Что случилось? Кто кричал?
Макс отставил, наконец, банку с солью, наклонился к Аделии, проверил пульс.
– Одеяла несите! – скомандовал, легонько похлопал по щекам, позвал: – Ада. Аделия, ты меня слышишь?
Взгляд упал на потухший камин – выгоревшие добела головешки, скрюченные и потемневшие обрывки бумаги.
Светлана принесла два пледа, включила свет.
– Что с ней? Может, «скорую»?
Макс скрутил один плед в плотный валик, положил под колени девушки, вторым укрыл ей ноги, пощупал ступни – все еще ледяные.
– Теть Свет, воды дайте, пожалуйста. – кивнул на графин с водой в центре обеденного стола.
Плеснул немного на руку, растер Аделии лицо, посмотрел на часы – она была без сознания полторы минуты.
⁂
Крик призрака будто заморозил ее, оглушил. Без чувств, без мыслей, без желаний, ее словно вырвало из сегодня, чтобы выбросить… Куда? Она сама не могла понять.
Запах сырости и почвы.
Ночь. Такая же, что виделась ей совсем недавно. А, может быть, и та же самая.
Ветер где-то наверху, над головой, рвал на небе темные и тяжелые тучи. Их неопрятные космы вились за ним, рассеиваясь над полями. Издалека доносились крики петухов, запах помета. И печеного картофеля. Будто ведомая кем-то невидимым, она нырнула в темноту.
Аделия никак не могла проморгаться, чтобы понять, где она оказалась и что с ней. Только чувствовала, как ледяной холод пробирает до костей, медленно поднимается от щиколоток к коленям, и выше – уже лижет бедра и пронизывает легкие. Страшно от того, что сердце может быть нанизано на это чуждое и ледяное, как свежее мясо на шампур. Поэтому старалась не дышать – казалось, что одно неверное движение и жало пробьет ее до затылка.
Шорох рядом. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Но нет сил поднять ее, чтобы проверить. Словно парализованная, с единственной дозволенной возможностью – смотреть – Аделия уставилась прямо перед собой.
– Маменька, как больно, – горячечный шепот из темноты.
– Терпи, – голос суровый, недобрый.
Тяжелое и частое дыхание, прерывающееся протяжным стоном.
– Не могу больше.
– Терпи!
– Маменька, за что мне это? Господи, почему же так больно? Словно рвет изнутри…
Плеск воды. Снова движения кого-то невидимого. Аделия чувствовала себя, как покойница – темнота давила, забивала легкие липким, тягучим страхом, не позволяла разобрать лица говоривших. Только слышать. Рваное дыхание и стоны страдалицы да суровый окрики «маменьки», приглушенные и от того еще более страшные.
– Дай, посмотрю.
Из темноты выдвинулся огонек, мутным кругом качнулся по низкому сводчатому потолку. Аделия поняла – она в каком-то помещении, очевидно, без окон. Тусклый, еле различимый желтый блик свечного огарка выхватил из темноты женский силуэт: темная кофта, длинная, в пол, юбка. На голове – платок, завязанный на затылке, острые концы распластались по спине, будто обрезанные крылья. Женщина ссутулилась, присев на низкую скамью. И тогда Аделия увидела ту, что сдавленно кричала: молодая совсем девчонка. Длинные волосы выбились из косы, прилипли к мокрому от пота лбу. Губы искусаны в кровь, зубы из последних сил сжимают деревянный обрубок. Девушка полусидела, упершись руками в стены, ноги широко раздвинуты в коленях, юбка задрана, оголив белый живот. Девушка запрокинула голову, застонала.
«Маменька» посмотрев под юбки, удовлетворенно кивнула:
– Недолго еще осталось, головка видна.
Сердце Аделии забилось, готовое выпрыгнуть из гортани: это молоденькая девушка, она рожает!
Гадалка подняла глаза, чтобы убедиться, что навязчивый запах сырости ей не снится: она, как и женщина у свечи, в подвале. Деревянные, плохо струганные плахи на полу, обшитые деревом стены. Аккуратные ряды полок, отчего-то пустых, если не считать нескольких глиняных кувшинов. Не подвал – погреб!
