— Откуда ты знаешь? — тихо сказал Тэш, делая шаг назад.
— Луна светит, — сказала Сайка. И действительно: посреди ясного голубого неба висел словно бы изъеденный мышами месяц. Девочка приложила руку к стеклу. Браслет глухо стукнулся об него.
— Ты ясновидящая? — снова подал голос мужчина.
— На чьей ты стороне, Тэш? — Сайка снова повернулась к нему, и выражение лица ее на этот раз было совершенно сумасшедшим. — Служишь ли ты герцогу или его дочери? Или же ты служишь самому себе? Все они тебя презирают, а ты их — еще больше. Ты обманываешь, лжешь, крадешь и унижаешь — все затем лишь, чтобы тебе было хорошо. Но когда придет время убивать, какой выбор ты сделаешь?
Тэш не ответил. Побледнев, он молча вышел из комнаты и запер дверь на ключ.
— Последний раз это делаю, слышишь? — леди Ветта брезгливо — двумя пальчиками — снимала шкурку с вареной картошки.
— Ну что вы, миледи, у вас отлично получается, — улыбнулся Белый мастер, уминая совершенно несоленую, но зато горячую картофелину. — Еще немного, и вы, глядишь, научитесь даже мясо жарить.
— Я уже пыталась, — с мрачным выражением лица сообщила ему леди Ветта. — Собакам пришлось отдать.
Кан рассмеялся. Пятый день он возвращался домой под вечер и всякий раз заставал тут что-нибудь новенькое: то миледи пыталась растопить баню, то — починить стул, то (вообще невероятно!) — пришить пуговицу. Безделье ее убивало. Посторонний в доме — бесил. А на вино оставшиеся деньги она старалась не тратить. В результате невозможно было предсказать, что она выкинет в следующий момент. Впрочем, вполне предсказуемые полеты стульев случались довольно часто.
— Пойду сменю мальцу повязки, — сказал Кан, завершая трапезу и поднимаясь с места.
— Не нужно, — остановила его миледи.
— Почему? — удивился мастер.
— Ну… — миледи пожала плечами, стараясь на него не смотреть.
— Так, — мастер молча обошел ее и поспешил наверх.
— Не надо Кан, не смотри, — миледи постаралась его остановить, но мастер только ускорился: что-то в словах миледи отдавало жутью.
В комнате было подозрительно тихо. Кан осторожно постучал и толкнул дверь. Она открылась с долгим противным скрипом.
— Авис? — позвал он. Парень не шелохнулся. Кан зажег свечу и подошел ближе. Наклонился и…
— Бу! — сказал Авис, резко вскидывая руки.
— А-а-а! Мать твою! — Кан отскочил в другой конец комнаты. Со стороны кровати донесся сдвоенный ржач. Затем миледи и Авис дали друг другу «пять».
— Да вы… Да вы сговорились! — мастер наполовину возмущенно, наполовину удивленно ткнул в их сторону пальцем.
— А нечего нас тут бросать на целый день, — миледи зажгла еще одну свечу и плюхнулась на кровать Ависа: тот едва успел отдернуть ноги.
— Слушай, Кан, чего мы удумали, — сказала она. — А давай устроим диверсию?
— Мм? — мастер удивленно поднял брови.
— Да Авис тут одну забавную штуку собрал, — миледи и мальчик хитро переглянулись. — Она на вид довольно глупая, будто куча мусора. Но если ее завести и куда-нибудь забросить, она начинает громко шипеть, испускает дым и вонь, как от горелой шерсти.
Кан молчал, переводя взгляд с одного на другую.
— А еще она неприятно скрежещет, если на паркете, — добавил Авис, неимоверно гордый за свое изобретение. — И размер у нее маленький — можно сделать вид, что это подарок, и занести с собой прямо в бальный зал.
Лоб Кана медленно собрался в складочки.
— Да и вообще, отец про такие штуки наверняка даже не слышал, — хищно оскалилась миледи, потирая руки. — Он на нее все свою армию спустит, а мы тем временем…
Авис и миледи снова переглянулись, и их лица расплылись в довольных улыбках.
— Так, я не понял, — Кан, наконец, подал голос. — Вы что… Вы подружились, что ли?
— Дружит малышня, — фыркнул Авис, презрительно растопырив крылья носа.
— А мы — совместно ненавидим, — добавила леди Ветта, утвердительно кивая.
Кан крякнул в кулак, но все-таки не выдержал и принялся ржать.
— Да вы — чудовищная парочка, — сказал он минуту спустя, утирая выступившие на глаза слезы. — Мы так, глядишь, и настоящий переворот организуем.
— Нет уж, — миледи сразу помрачнела. — Хватит с меня. Хочу жить нормально.
— А я давно говорил: давайте уедем туда, где нас никто не знает, — согласился Кан.
— Нет, — миледи покачала головой. — Из этого дома я никогда не уеду.
— Почему? — удивился Кан.
— Во-первых, не хочу начинать все заново: мы с тобой почти десять лет на него по монетке собирали. Во-вторых, здесь отличная магическая защита, хоть ты об этом и не знаешь. И в-третьих, с чего это опять я должна бежать? Пусть лучше остальные сдохнут — сразу жить легче станет!
Миледи хищно скрутила одну из подушек.
— Ну, вы уж определитесь: хотите ли вы спокойной жизни или войны, — улыбнулся Кан.
— Я. Из этого. Дома. Не. Уеду. Точка, — отчеканила миледи. — Хочу прожить в нем всю жизнь и быть похороненной под самым пышным клибисом. Делай с этим, что хочешь.
Они замолчали, глядя друг на друга. Авис вежливо выждал полминутки, затем осторожно кашлянул, напоминая о себе, и сказал:
— Простите, мастер Кан. А что там с домом Калеба?
— Хочешь посмотреть?
— А мне уже можно вставать? — неимоверно обрадовался Авис, давно уже уставший от вынужденного безделья.
— Думаю, ты и без моего разрешения уже весь дом облазил: где-то же ты нашел хлам для своего изобретения, — заметил Кан. — Но к Калебу предлагаю пойти все-таки с утра. А сейчас вселенскому злу пора спать.
Авис и миледи выдали по недовольному стону.
За пять дней совместных усилий двух мужчин — одного ловкого и одного инженерно одаренного — дом окончательно перестал быть домом. У него больше не было крыши, стен, окон и даже дверей. На пустоши за огородом был разложен огромный, пока еще не наполненный горячим воздухом тряпичный купол. От него к дому тянулись толстые канаты. Соседские мальчишки все время порывались залезть внутрь шара и устроить из него шалаш, но присутствие Белого мастера неплохо удерживало их от шалостей. Кан не слишком-то хорошо представлял, как все это можно поднять в воздух, но и Калеб, и Авис уверяли, что это возможно. Правда, между двумя изобретателями случилась небольшая размолвка из-за устройства управления: Авис настаивал на внедрении полумагических систем, а Калеб пытался сохранить свое изобретение в неприкосновенности и не хотел, чтобы туда вносились какие-то изменения. Причем посредником между чокнутым стариком и болеющим мальчиком был мастер Кан, и ему ежедневно приходилось выслушивать массу ругани с обеих сторон. Он даже сам немного начал разбираться в том, что они строят — настолько часто два горе-инженера вслух ругали чужую работу.
