— Ну… — Лори снова замялся, но быстро подтянулся, видно, вспомнив, что рядом со мной не нужно отыгрывать ребенка, — привязывание запястий к спинке кровати — это не так уж плохо, на мой взгляд. Такая… волнующая беззащитность.
Фу ты, блин, ерунда какая! Аж от сердца отлегло. А то я уже успела представить игры с раскаленным железом и прищепки на чувствительных местах, о чем с жарким придыханием совсем недавно рассказывал Стеф.
— Лори, я понимаю, тебе пока не имеет смысла обо всем этом думать в связи с вашей проблемой. Но все-таки, запомни на будущее: не всякая девушка разрешит себя связать, — решила я предупредить его.
— Вообще-то, я себя имел в виду, — со смущенным смешком откликнулся Лори.
В моей голове непроизвольно нарисовалась картинка. Действительно, очень волнующая беззащитность. Прямо даже руки потянулись. И на этот раз мое сознание почему-то не возражало против его странной внешности. Лори, ты стал слишком пошлым, чтобы мой разум продолжал воспринимать тебя как ребенка. А ну, прекрати немедленно. А то это плохо закончится уже для моей психики.
Я поймала себя на том, что почти минуту стою, приоткрыв рот и глядя на Лори. И, судя по его реакции, на лице у меня странное выражение, и оно ему нравится. Лори облизнулся и посмотрел на мои губы, но целовать не стал. Вместо этого он взял мою ладонь и приложил к своей щеке, прикрыв глаза.
— Лори, — я нервно оглянулась по сторонам.
— Никто ничего не поймет, — тут же сказал он, поняв, к чему я клоню. — Ты просто приласкала ребенка. Разве это запрещено? Нет. В этом нет ничего ужасного. Хотя бы так могу я быть с тобой рядом?
Он сделал шаг и обнял меня.
— Корсет у тебя неудобный. Жесткий, — пожаловался Лори, отыскивая щекой более удобное местечко. Я фыркнула, тоже обняла его и, не сдержавшись, чмокнула в макушку. Волосы у него были мягкие и пахли какими-то травами — видимо, местным аналогом шампуня.
— Лори, ты меня запутываешь, — с улыбкой сказала я, осторожно погладив его по шее. — Я, знаешь ли, не привыкла, чтобы люди выглядели не на свой возраст. Могу сделать что-нибудь не так или сказать что-то недопустимое при всех. И будут у нас еще проблемы.
— Ну и пусть. Я уже почти два года как совершеннолетний, и если надо, то пусть все об этом узнают, и никаких проблем, — сказал он, совершенно не по-детски утыкаясь в шнуровку корсета и делая глубокий вдох. Я отстранила его и укоризненно погрозила пальцем. Лори расплылся в дьявольской ухмылке. И когда я успела забыть, что я — куратор двух маленьких чудовищ?
— Пойдем домой, — предложила я.
— Нет, — он опять перешел на доверительный тон. — Дай побыть с тобой еще немного, пока никто не видит.
— Но Лори… — я попыталась поспорить, да не тут-то было: маленький дьяволенок ухватил меня за шею, поднялся на носки и поцеловал. Отбиваться и вырываться мне почти сразу расхотелось: поцелуй был вкусным, просто потрясающим. И я стремительно сдавала позиции. По телу растекалась волнующая истома, в животе сладко тянуло, а ручейки мурашек то и дело заставляли меня вздрагивать. Я обняла его, чувствуя под руками тонкое гибкое тело. Кажется, я перешла невидимую границу, и теперь что бы я ни делала, вернуться назад не смогу. Но до чего же нежные у него губы, а мягкий язычок, неуверенно касающийся меня, и вовсе восхитителен.
Как давно я не испытывала ничего подобного. Пожалуй, я никогда не испытывала ничего подобного. В поцелуях всегда есть что-то грязное и неправильное, они как бы говорят: давай-давай, раскройся, чтобы я мог насладиться тобой, удовлетвори меня, позволь снова и снова погружаться в тебя — неважно, чем, главное, чтобы глубоко и чтобы мне было хорошо в тебе. Но сейчас таких ощущений у меня не было. Прикосновения Лори были легкими, невесомыми. Казалось, стоит лишь слегка оттолкнуть его, и он разлетится стайкой белых бабочек, осыплется лепестками цветущей яблони. Я обнимала его так осторожно, как только могла, лишь едва прижимая шелковую рубашку к горячему телу. Мы должны были уже давно прервать этот поцелуй, но он все длился и длился, и мы никак не могли утолить эту странную жажду. По моей щеке пушистыми облачками прокатывалось наше дыхание, закручиваясь и щекоча ресницы. Лори было тяжело тянуться ко мне, и я позволила ему увлечь себя под защиту густого кустарника, и сама не заметила, как мягкие и влажные губы медленно прошлись по моей щеке и принялись ласкать шею. Только когда с плеча скатилась полоска прикрывавшей его ткани, и горячий кончик языка в облаке ласкающего кожу дыхания коснулся кожи груди, я чуть пришла в себя:
— Лори… Лори, зачем это? Ты же все равно не можешь…
— Не напоминай мне о том, чего я не могу, — чуть раздраженно перебил он меня. — Будто я и сам не знаю. Не могу, да. Но это не значит, что мне не хочется.
Он шевельнул пальцами, и корсет на мне сам по себе стал стремительно расшнуровываться.
— Лори, тебе нельзя колдовать! — я попыталась прижать к себе ожившую деталь одежды.
— Я совсем чуть-чуть, — прошептал он, удерживая мои руки и зарываясь лицом в треугольный вырез платья, резко ставший куда более глубоким, чем полагается. Нет, он не целовал меня, не пытался жадно помять грудь, просто терся то одной, то другой щекой, скользя вздернутым носиком в углублении, так красиво сформированном заклинанием Эрди. Я еще некоторое время пыталась мягко оттолкнуть Лори, а потом мои руки решили действовать с точностью до наоборот, и я запустила пальцы в мягкие волосы, прижимая его к себе и закрывая глаза. Лори сделал глубокий вдох и на мгновение так крепко обнял меня, словно собирался переломать ребра. И ведь не скажешь: «Не виноватая я! Он сам пришел!», потому что виновата, и еще как. А самое страшное: мне почти не стыдно.
По моей груди прошелся ловкий язычок, тело непроизвольно двинулось навстречу. Лори тут же скользнул ладонью по моему бедру снизу вверх. Юбка собралась складками, и прохладный лесной воздух коснулся горячей кожи. Лори неловко перебрался через мою ногу, оказавшись между колен, облизнулся, провел тыльной стороной чуть согнутых пальцев по кружеву чулка. На его детском лице отразилось совершенно не детское желание.
— Не могу я это видеть, — простонала я, закрывая лицо руками.
— Так не смотри, — тяжело дыша, посоветовал Лори и снова принялся колдовать над моим платьем, отчего вырез углубился ниже пупка. — Закрой глаза и представь меня таким, какой я ночью.
«Ночью ты послушный», — чуть было не ляпнула я, но вовремя спохватилась.
Я не стала закрывать глаза. Наоборот, попыталась принять Лори таким, какой он есть. Это было трудно. Можно было представить, что это всего лишь маска, и за нею другой человек, но тогда становилось страшно, ведь получается, что мне никак не увидеть, что на самом деле с ним творится. Лори заметил мой пристальный взгляд и замер, как звереныш, решающий, наброситься ему или убежать. Глаза у него блестели, дыхание было частым и сильным, а на щеках горел яркий, почти болезненный румянец. Я осторожно провела большим пальцем по его губам. Лори зажмурился от удовольствия. А потом потянулся ко мне, чтобы поцеловать. Он был меньше меня ростом почти на голову, и когда мои руки прошлись по его спине, пальцы коснулись короткого гибкого хвостика. Лори вздрогнул и с силой прижался ко мне всем телом. Затем, слегка укусив меня за ухо, прошелся губами от шеи до груди. Платье послушно разошлось в стороны, хотя его конструкция это не предусматривала, полностью открыло мое тело до самой талии, зато притянуло локти к бокам слишком сильно спустившимися рукавами. Я почувствовала себя совершенно незащищенной, и мне очень некстати вспомнилась пламенная речь Стефа об искусстве опасной любви. Но Лори не собирался причинять мне боль. Над моим полуобнаженным телом он замер так, словно боялся потревожить его своим дыханием, и принялся покрывать кожу невесомыми поцелуями.
