Благодаря своей портативности скрипка была классическим цыганским инструментом. С нее-то и начал Джанго, но ему не нравилось. Он изучал респонсорный стиль – то есть повторял отрывок музыкального произведения, сыгранного кем-нибудь из взрослых. К двенадцати годам приятель подарил ему гибридную банджо-гитару, и он понял: этот инструмент создан для него! Джанго стал одержим. Когда пальцам нужен был отдых, он использовал вместо медиатора все, что попадется под руку: ложки, наперстки, монетки, кусочек китовой кости. Он подружился с горбуном Лагардером, который играл на банджо, и вместе они стали бродить по парижским улочкам, исполняя дуэтом песни собственного сочинения.
Когда Джанго было лет пятнадцать, он попал в один из парижских ресторанов, где собирались аккордеонисты. Джанго и его друга-банджиста попросили сыграть во время выступления других музыкантов. Джанго исполнил польку, которая из-за своей сложности использовали для проверки уровня мастерства аккордеониста. Окончив традиционную часть, вместо того чтобы остановиться, он принялся импровизировать, быстро-быстро перебирая пальцами по клавишам. Никто из опытных музыкантов никогда прежде не слышал подобных причудливых вариаций. На профжаргоне такая игра называется «с обнаженным ножом». Подобным искажением священного гимна танцплощадок он бросал вызов – но выходило у него так складно, что это сошло с рук. У Джанго был безграничный творческий потенциал. «Интересно, знал ли он вообще на заре своей карьеры, что существует нотная грамота?» – спрашивал один из его музыкальных партнеров.
Вскоре, однако, ему понадобились все его навыки гибкости.
Джанго было восемнадцать, когда от свечи, которая освещала фургон, загорелись искусственные цветы. Фургон взорвался адским пламенем. У Джанго обгорела половина тела, и полтора года он был прикован к постели. На всю оставшуюся жизнь мизинец и безымянный палец его левой руки – той, которой он держал гриф, – превратились в кусочки плоти, совершенно непригодные для игры на струнах. Но Джанго привык импровизировать. Подобно Пелегрине из «дочерей хора», которая лишилась зубов, он сменил стратегию. Джанго научился играть большим и двумя уцелевшими пальцами. Левая рука его стремительно летала по грифу, указательный и средний пальцы бегали по струнам, словно паучки.
Он изобрел новый способ игры на инструменте, вознеся свой творческий потенциал на небывалую высоту.
Вместе с одним французским скрипачом Джанго соединил мюзетт
[18] и джаз, выведя новую форму импровизированной музыки, которой сложно было подобрать определение и которая получила название «цыганский джаз». Некоторые его спонтанные композиции стали «классическими» – и теперь другие музыканты сочиняют на них свои импровизации. Он произвел настоящую революцию в том, что теперь называется «виртуозное гитарное соло», имевшее столь огромное влияние на музыкантов следующего поколения – от Джими Хендрикса (у которого был альбом импровизаций Джанго и который назвал одну из своих групп Band of Gypsys
[19]) до Принса (самоучки, который использовал в своем дебютном альбоме более десятка различных инструментов). Задолго до того, как Хендрикс создал свое собственное чудесное творение на основе гимна США, Джанго сделал то же самое с французским гимном – «Марсельезой». Не зная нотной грамоты (а может, и вовсе не умея читать – его знакомому музыканту пришлось учить Джанго писать автограф для поклонников), он сочинил симфонию, наиграв на гитаре партию для каждого инструмента в ансамбле, в то время как другой музыкант пытался транскрибировать его сочинение. Он умер в возрасте сорока трех лет от кровоизлияния в мозг, но музыка, которую он написал почти столетие назад, до сих пор живет в поп-культуре – в том числе в голливудских блокбастерах «Матрица» и «Авиатор», а также культовых играх BioShock. Автор книги «Как создавался джаз» (The Making of Jazz)
[20] назвал человека, не умевшего ни читать ноты, ни играть в традиционном стиле, «вне всякого сомнения, величайшим гитаристом в истории джаза».
У Чеккини кустистые брови и борода, которая быстро-быстро открывается и закрывается, словно заросли на ветру, когда он взволнованно говорит. Вот и теперь он рассказывает о Джанго, будучи его страстным поклонником. У него даже был черный пудель по имени Джанго. «Взгляни», – заговорщицки шепчет он, открывая на YouTube клип в тонах сепии.
На экране появляется Джанго в галстуке-бабочке, с усами «карандаш» и зализанными назад волосами. Два недействующих пальца на его левой руке перебинтованы вместе, словно клешня. Внезапно рука пробегает по гитарному грифу, затем обратно, перебирая струны в стремительной череде нот. «Потрясающе! – выдыхает Чеккини. – Синхронизация правой и левой рук просто феноменальна!»
Сторонники жесткой узконаправленной практики настаивают на том, что в центре внимания процесса обучения должно быть исправление ошибок. Однако в комплексном экзамене на проверку умения импровизировать, разработанном профессором Университета Дьюка Полом Берлинером, предполагается, что детство профессионалов было «построено на принципе осмоса», а не на формальном образовании. «Многие музыканты сначала изучали весь представленный ассортимент и лишь затем выбирали инструмент для дальнейшей специализации, – писал он. – Среди молодежи не было редкостью развивать навыки владения несколькими инструментами». Берлинер добавляет, что начинающие музыканты, избравшие путь импровизации, «чье образование обеспечило им фундаментальную зависимость от формальных учителей, должны задуматься о другом подходе к обучению»
[21]. Некоторые музыканты рассказывали Берлинеру о сценарии, похожем на судьбу Брубера, о том моменте, когда учитель обнаружил, что они не знают нотной грамоты, но настолько овладели импровизацией, «что просто притворялись, что играют по написанному». В интерпретации Берлинера, совет профессиональных музыкантов молодым, которые только осваивают импровизацию, звучит так: «Не думай о том, что и как играешь, – просто играй».
Пока я сидел у Чеккини, он исполнил впечатляющую импровизацию. Я попросил повторить, чтобы записать ее, и он ответил: «Я не смог бы сыграть ее еще раз даже под дулом пистолета». Чарльз Лимб, музыкант, специалист по слуху и хирург органов слуха при Университете Калифорнии (Сан-Франциско), разработал клавиатуру без железных элементов, чтобы джазовые музыканты могли импровизировать даже внутри ЯМР-сканера.
Лимб выяснил, что участки мозга, которые отвечают за концентрацию внимания, комплексы и самоцензуру, отключаются, когда музыкант находится в процессе творчества.
«Как если бы мозг отключал собственную способность к самокритике», – объяснил он редакции журнала National Geographic. Во время импровизации музыканты не вычисляют собственные ошибки и не останавливаются, чтобы их исправить. Мастера импровизации учатся поведению детей: сначала уходить с головой в музыку, подражать и импровизировать и только потом учить формальные правила. «Ведь в детстве мама не давала вам книгу со словами: «Это существительное, это местоимение, это обособленный причастный оборот», – говорит Чеккини. – Сначала вы освоили звук и лишь затем – грамматику».
