Первые пятнадцать минут они решали хозяйственные вопросы – чья очередь заказывать материалы, кто оставил после себя беспорядок. Потом начиналось самое интересное. Кто-то представлял некое неожиданное или странное открытие – наподобие Кеплера, открывшего орбиту Марса. Ученые с привычной осторожностью начинали с самообвинения – может быть, они ошиблись в расчетах или плохо настроили оборудование. Но если результат повторялся, лаборатория принимала его, и тогда другие ученые начинали высказывать свои идеи о том, с чем это связано и что нужно предпринять. Каждый час подобного собрания в записи Данбара необходимо было транскрибировать в течение восьми часов, отмечая закладками примеры решения задач, чтобы проанализировать этот творческий процесс в науке. Это был настоящий пир аналогического мышления.
Данбар воочию увидел, как совершаются важные научные открытия. Он понял, что большинство этих неожиданных находок, которые основаны на аналогическом мышлении и сведениях из базовых сфер, превратятся в новое знание, полезное человечеству. В лабораториях, где ученые имели разносторонний опыт работы, предлагались более разнообразные аналогии, а при столкновении с неожиданным явлением новые изобретения проявляли большую живучесть. В этих лабораториях работали Кеплеры. Они принимали в свои ряды новых членов с разнообразным опытом и интересами. Когда ученые в очередной раз сталкивались с непонятным, и приходилось разбираться с новой информацией, они обращались к этому широкому диапазону в поисках аналогий. И активно использовали последние.
При решениях относительно прозрачных задач лаборатории начинали с поиска аналогичных проблем. Чем необычнее была задача, тем дальше аналогии. Делалось это для того, чтобы абстрагироваться от внешнего сходства и внимательнее взглянуть на глубинные общие черты. На некоторых лабораторных собраниях в среднем каждые четыре минуты предлагалась новая аналогия, и некоторые из них соприкасались с миром биологии.
Однажды Данбар и вовсе наблюдал, как две лаборатории практически одновременно столкнулись с одной и той же проблемой при проведении эксперимента. Белки, которые они хотели рассмотреть, прилипали к фильтру, что затрудняло анализ. В одной из лабораторий работали только эксперты по E. coli
[29], в другой – специалисты в области химии, физики, биологии и генетики, а также студенты-медики. «В одной лаборатории провели аналогию, основываясь на знаниях человека с медицинским дипломом, и нашли решение прямо на собрании, – рассказывал Данбар. – В другой лаборатории все задачи решали через призму знания E. coli. Но оно не работало, поэтому им пришлось экспериментировать несколько недель, чтобы решить эту проблему. Я оказался в неловком положении, поскольку уже знал, как с этим справились в другой лаборатории». (По условиям исследования он не имел права разглашать сведения из одной лаборатории в другой.)
При столкновении с неожиданным явлением ряд доступных аналогий помог определить тех, кто усвоил новую информацию.
В единственной лаборатории, где во время проекта Данбара не было сделано ни одного открытия, все работники обладали высокой квалификацией, но узкой специализацией и почти никогда не использовали аналогии.
«Когда все члены лаборатории обладают одинаковыми знаниями, то при возникновении проблем группа специалистов одинакового уровня не даст больше информации для аналогий, чем это мог бы сделать один человек», – заключил Данбар.
«Это как на фондовой бирже, – пояснил он. – Нужен некий коктейль из стратегий».
Загвоздка таких курсов, как «Интегрированная научная программа» Северо-Западного университета, которая предполагает сочетание стратегий, и состоит в том, что для решения проблемы нужно отказаться от намерения идти прямым путем навстречу узкой специализации или карьере. Решение это дается нелегко, но в дальнейшем может сослужить человеку добрую службу.
Будь то задачи на поиск взаимосвязей, которые изучала Линдси Ричланд, широкие понятия, исследованные Флинном, или далекие аналогии, о которых писала Джентнер, зачастую к широкому диапазону знаний или необходимости получать их медленно относятся скептически. Все силы направлены на то, чтобы убедить людей в необходимости раннего старта, узкой специализации, даже если эта стратегия дает лишь кратковременный результат. Именно в этом и состоит основная проблема, поскольку другой тип знаний, более значимых и глубоких, всегда приобретается медленно, но именно они помогут вам найти оптимальное решение задачи.
Глава 6
Риск излишней воли к победе
Мама одного мальчика любила живопись и музыку, но когда он попытался набросать портрет своего кота, оказалось, что художник из него некудышный. Мальчик расстроился, выбросил рисунок и отказался пробовать снова. Вместо этого все свое детство в Нидерландах он играл в камушки или катался на санках с младшим братом, но большую часть времени просто наблюдал за окружающими. В одной умной книжке о воспитании детей автор предупреждал родителей об опасности прогулок без присмотра, которые могут «отравить» детское воображение. Но этот мальчик мог часами бродить один. Он гулял и в бурю, и по ночам. Мог пройти несколько километров, чтобы просто сесть и наблюдать за птичьим гнездом или за тем, как водяные жучки перебираются через ручей. Особенно ему нравилось собирать их и давать каждому название на латыни.
Когда мальчику исполнилось тринадцать, его приняли в новую школу, которая располагалась в бывшем королевском дворце. Школа была так далеко от дома, что ему пришлось поселиться в семье, жившей неподалеку. На уроках мальчик витал в облаках, но учился хорошо и все свободное время читал стихи.
Учитель рисования был знаменитостью школы. Он работал по передовой методике и продвигал рисование как основу национальной экономики. Преподаватель настолько в этом преуспел, что федеральное правительство распорядилось сделать уроки рисования обязательной частью программы во всех государственных школах. Вместо того чтобы занимать свое место в передней части класса, учитель рассаживал всех учеников в центре, а сам ходил между ними, и каждому уделял внимание. Большинство детей обожали его. Но на нашего мальчика он не произвел никакого впечатления. Повзрослев, он сетовал на то, что никто не объяснял ему, в чем польза рисования. Хотя для учителя предмет был так важен, что даже стал объектом нового закона о расширении художественного образования.
Мальчику не нравилось жить с чужими людьми, и потому, едва достигнув пятнадцати лет, он бросил школу. Следующие год с лишним он ничего не делал, только гулял по лесу. Это не могло продолжаться вечно, но он понятия не имел, чем еще можно заняться. К счастью, у его дяди была успешная фирма, которая представляла интересы художников, и он предложил мальчику работу в большом городе. Рисование не слишком привлекало его, а вот продажа объектов искусства – да. Его страсть к наблюдению переключилась с живой природы на литографии и фотографии, которые он, как прежде жучков, разбирал на категории. К двадцати годам он уже заключал сделки с важными клиентами и ездил в заграничные командировки. Молодой человек радостно сообщил родителям, что ему никогда больше не придется искать работу. Но он ошибался.
