Но когда деятельность целой сферы сводится к упрямому использованию одного и того же инструмента, результатом может стать близорукость катастрофических масштабов.
Так, интервенционные кардиологи лечат боль в груди посредством стента – металлической трубки, раскрывающей кровеносные сосуды. Логично: пациент приходит к врачу и жалуется на боль в груди, на снимках видна суженная артерия, в нее вводится стент, чтобы раскрыть ее и предотвратить сердечный приступ. Логика подобной операции настолько сокрушительная, что один видный кардиолог даже вывел термин – «окулостенотический рефлекс» (от латинского oculus – «глаз» и греческого στενός – «узкий») – означающий, что если вам кажется, что вы видите блокаду, то вы инстинктивно ищете средства для ее устранения. Вот только многочисленные клинические исследования, в которых стенты сравнивались с более консервативными методами лечения, показали, что у пациентов со стабильной болью в груди стент вовсе не предотвращает сердечный приступ и не продлевает жизнь.
Интервенционные кардиологи видят лишь малую часть сложнейшей системы и работают только с ней; но сердечно-сосудистая система – не кухонная раковина, и не всегда, прочистив одну забившуюся трубу, можно спасти весь механизм. Кроме того, в результате процедуры по введению стента каждый пятидесятый пациент получает серьезные осложнения или даже умирает при пересадке. Несмотря на подобное непредвзятое наблюдение, кардиологи, которые специализируются на работе с этим инструментом, отказываются верить в то, что он не работает, даже если использование стента никак не влияет на размер их вознаграждения. Для них отказаться от использования стента – все равно что забыть, что они интервенционные кардиологи. Инстинкт, часто базирующийся на добрых намерениях, побуждающий их прибегать к стентированию, которое кажется логичным, но на деле не работает, объясняет результаты исследования 2015 года. В ходе этого исследования выяснилось, что пациенты с сердечной недостаточностью или остановкой сердца гораздо реже умирали, если поступали в больницу во время национальной кардиологической конференции, куда съехались тысячи кардиологов. «Во время масштабных мероприятий в области кардиологии мы с коллегами часто шутили, что центр, где проводились конференции, пожалуй, самое надежное место, если с тобой случится сердечный приступ, – писала кардиолог Рита Ф. Редберг. – Однако это исследование показало, что все совсем наоборот».
Подобные шокирующие открытия публикуются теперь во всех областях медицины, где в основе лежит использование конкретного инструмента. Одна из самых распространенных ортопедических операций в мире – это восстановление изначальной формы разорванного мениска – части коленного хряща. Пациент жалуется на боль в колене; МРТ показывает разрыв мениска; разумеется, хирург хочет его восстановить. Когда пять ортопедических клиник Финляндии сравнили эту процедуру с «фиктивной операцией», в ходе которой хирурги отправляли пациентов с болью в колене и разорванным мениском в операционную, делали надрезы, притворялись, что проводят операцию, зашивали обратно и отправляли пациента на физиотерапию, выяснилось, что эти «фиктивные операции» не менее эффективны. Оказалось, что большинство людей с разрывом мениска не имеет никаких симптомов и все равно не почувствуют разницы. У тех же, кто и в самом деле от этого страдает, может статься, что боль никак не связана с разрывом мениска.
Анализа отдельных кусочков мозаики – независимо от высокого качества картинки – недостаточно для того, чтобы разобраться с важнейшими проблемами человечества. Все мы давно знаем законы термодинамики, но не можем предсказать скорость распространения лесного пожара. Мы знаем, как устроены клетки, но нам не дано предугадать, какое стихотворение напишет человек, сотканный из этих клеток. Узкого видения отдельных частиц глазами лягушки – мало. Для здоровой экосистемы необходимо биологическое разнообразие.
Даже теперь, когда встающие перед человечеством задачи обуславливают беспрецедентное в истории сужение специализации, остались еще маяки широкого диапазона. Еще есть люди, руководствующиеся в своей жизни принципом Арнольда Тойнби: «Не существует универсальных инструментов, как нет и уникального ключа, способного открыть любую дверь». Вместо того чтобы оттачивать один-единственный инструмент, они сумели собрать и отстоять целый арсенал и показать узкоспециализированному миру всю силу широкого спектра своих навыков и способностей.
Глава 12
Сознательные любители
25января 1954 года Оливер Смитис, как обычно, был в своей лаборатории и занимался так называемыми «экспериментами субботнего утра». Больше в помещении никого не было, а потому он ощущал свободу от ограничений повседневной работы. В субботу ему не нужно было тщательно взвешивать – можно было взять щепотку того, пригоршню сего и вдоволь поэкспериментировать. В будни подобную деятельность сочли бы пустой тратой времени и материалов. Можно было проверить то, что давно его занимало, но никак не было связано с его основным проектом.
Иногда полезно дать мозгу немного отдохнуть от повседневной рутины.
«В субботу можно ненадолго забыть о привычном рационализме», – говорил Смитис.
Смитис работал в лаборатории по исследованию инсулина, и работа его заключалась в поиске предшественника этого препарата. Исследование в буквальном смысле застряло. Для того чтобы разделить молекулы и рассмотреть их в отдельности, необходимо было пропустить электрический ток через особую влажную бумагу. Проходя через нее, молекулы разделялись. Но инсулин попросту прилипал к бумаге. Смитис узнал, что в местной детской больнице попробовали использовать вместо бумаги крахмальные зерна. Крахмал помогал решить проблему прилипания, но потом нужно было раздробить зернышки на пятьдесят кусочков и рассмотреть каждый в отдельности, чтобы понять структуру молекул. На это ушла бы целая вечность, а значит, не стоило и начинать. Внезапно ученый вспомнил свое детство. Смитис вырос в английском городе Галифакс и не раз видел, как мать крахмалит воротнички отцовских рубашек. Она окунала каждую рубашку в горячий, вязкий крахмал, а затем гладила. Чтобы помочь ей, Смитис сам готовил крахмал. Еще тогда он обратил внимание на то, что крахмал превращается в желе, когда остывает.
Так появился каркас здания: Смитис принялся осматривать шкафчики с ингредиентами в поисках крахмала. Затем он приготовил его, дал остыть и попытался использовать вместо бумаги. Пропустив электрический ток через зерна, он увидел, что молекулы инсулина отделились в гелевой массе по размеру. «Многообещающе!» – записал он в тот день в своем дневнике. В последующие годы метод «гелевого электрофореза» усовершенствовали, и в области биологии и химии произошла настоящая революция. Теперь можно было выделять и изучать отдельные фрагменты ДНКА и компоненты сыворотки человеческой крови.
Когда в 2016 году я познакомился со Смитисом, ему было уже девяносто лет, и он по-прежнему был в своей лаборатории. Теперь он думал над тем, как почки разделяют большие и малые молекулы. «Сейчас у меня полным ходом идет теоретический эксперимент «субботнего утра», – сказал он.
