В профессиональной среде, которая была плодородной почвой для успешных групп, специалисты легко переходили из одной команды в другую, преодолевая организационные и дисциплинарные барьеры и образуя новые творческие союзы. В то же время те профессиональные среды, где объединения ученых редко добивались успеха, представляли собой мелкие разрозненные кластеры, в которых одни и те же люди из года в год работали вместе. Быть может, подобная обстановка позволяла добиться определенных результатов и обеспечивала комфортное существование, но точно не способствовала творческому развитию.
«Если сравнить между собой успешные и менее успешные команды, то вся сеть представляется в ином свете», – утверждает Луис А. Нуньес Амарал, физик Северо-Западного университета, который изучает работу подобных сетей. Замечание Амарала относится не к отдельным командам, а скорее к глобальным экосистемам, которые формируют успешные команды. Судьба Бродвея с коммерческой точки зрения, в любой период его истории – будь то период процветания или череды провалов, – в меньшей степени зависела от конкретных известных личностей и в гораздо большей – от удачного сочетания энергетических волн. В 1920-х годах публика увидела десятки успешных постановок с Коулом Портером, Ирвингом Берлином, Джорджем Гершвином, Роджерсом и Хаммерстайном (которые, впрочем, в то время выступали по отдельности), но также – необычайно высокий показатель провальных спектаклей (90 % всех новых мюзиклов). Это была эпоха постоянных творческих союзов с редким пересечением границ. Новые совместные проекты позволяют творческим людям «черпать идеи из одной области, где они кажутся вполне обычными и тривиальными, и переносить в другую, где они внезапно превращаются в находку и глоток свежего воздуха», – считает социолог Брайан Уцци, коллега и партнер Амарала.
По его словам, творческий процесс представляет собой не что иное, как «импорт и экспорт идей».
Уцци зарегистрировал тенденцию к импорту и экспорту, которая наметилась в 1970-х годах, доинтернетную эпоху, как в физике, так и в социологии. Согласно его наблюдениям в более успешных командах чаще всего были заняты универсалы. Те группы, чьи участники принадлежали к разным организациями, чаще добивались успеха, чем другие; кроме того, объединения участников из разных стран также имели определенное преимущество. Не противоречит модели импорта/экспорта и тот факт, что ученые, имеющие опыт работы за границей, – независимо от того, вернулись они или нет, – чаще вносят важный вклад в общее дело, чем те, у кого такого опыта нет. Экономисты, отметившие эту тенденцию, предположили, что причиной может быть так называемая «арбитражная» возможность мигрантов – то есть возможность «купить» идею на одном рынке и «перепродать» ее там, где она окажется более редкой и ценной
[70]. Эта мысль созвучна совету Оливера Смитиса решать старые проблемы с применением новых навыков или новые с помощью старых. Атипичное сочетание типичных форм – скажем, хип-хоп, бродвейский мюзикл и американская историческая биография – сочетание в шоу-бизнесе отнюдь не случайное.
Уцци и его команда проанализировали восемнадцать миллионов работ из самых различных сфер науки, пытаясь установить степень важности нетипичных сочетаний знаний. Если в работе упоминались другие области науки, которые редко упоминаются вместе – если вообще упоминаются, – подобные случаи классифицировались как атипичное сочетание знаний. Авторы большинства работ основывались на привычных сочетаниях ранее существовавших знаний. То есть они цитировали материалы из других журналов, которые часто шли друг за другом в списках источников других работ. В наиболее «хитовых» работах – тех, что в течение следующего десятилетия упоминались огромным количеством других ученых, – использовалось множество традиционных сочетаний, но к ним примешивалась определенная доля необычных комбинаций.
Независимая международная группа изучила более полумиллиона исследовательских статей, классифицировав работы как «новшества», если в ней упоминались два журнала, которые никогда прежде не упоминались вместе. Всего в одной на десять работ было зарегистрировано новое сочетание, и всего лишь в одной на двадцать таких сочетаний было несколько. Группа проследила за уровнем влияния исследовательских работ с течением времени и обнаружила, что работы, в которых цитировалось необычное сочетание источников, чаще публиковались в менее престижных журналах и игнорировались после публикации. Они входили в мир постепенно. Но по прошествии трех лет работы с необычным сочетанием источников становились более популярными, чем традиционные, и другие ученые цитировали их чаще. Спустя пятнадцать лет после публикации исследования, где необычных комбинаций было несколько, чаще оказывались среди 1 % самых цитируемых работ.
Резюмируя: работы, в которых автор пытается соединить разрозненные элементы человеческого знания, гораздо реже финансируются, реже публикуются в знаменитых журналах и чаще игнорируются после публикации, но в долгосрочной перспективе чаще становятся абсолютными хитами и неотъемлемой частью библиотеки человеческого знания.
Касадевалл служит тому наглядным примером. В одной беседе он с легкостью может затронуть «Анну Каренину», «Записки федералиста»
[71], вспомнить о том, что Исаак Ньютон и Готтфрид Лейбниц были не только учеными, но и философами, порассуждать о том, почему Римская империя перестала развиваться, а также – о наставничестве на примере Ментора из гомеровской «Одиссеи». «Я работаю над этим, – ухмыляется он.
Я всегда советую своим ребятам читать книги за пределами собственной сферы деятельности – каждый день понемногу.
И многие отвечают мне: «Да мне некогда читать что-то, кроме литературы по моей специальности». А я говорю: «Нет, время есть всегда – это гораздо важнее. Таким образом расширяется кругозор, и в какой-то момент вы начинаете находить связи между различными областями».
Один из проектов Касадевалла родился из новостного очерка о роботе, отправленном на место аварии Чернобыльской АЭС, где спустя тридцать лет по-прежнему высокий уровень радиации. В статье упоминалось, что по возвращении у робота была обнаружена странная черная плесень, похожая на грязную пленку, которая заполнила весь заброшенный реактор. «Но почему черная плесень? – риторически вопрошал Касадевалл. – А потом мы сложили одно с другим». Он и его коллеги сделали удивительное открытие: плесень питается радиацией! Не радиоактивными веществами, а самой радиацией.
Касадевалл не устает рассказывать о своем опыте за пределами лаборатории и о том, как эти знания помогли ему стать таким, какой он теперь. Его семья бежала с Кубы и обосновалась в Квинсе, когда ему было одиннадцать. В шестнадцать он устроился на свою первую работу, в «Макдоналдс», где проработал до двадцати лет. Этот пункт по-прежнему указан в его резюме, и он не забыл упомянуть его и на собеседовании в колледж им. Джонса Хопкинса. «Это был отличный опыт, – вспоминает он. – Я многому там научился». Например, выдерживать давление. Его младший брат тоже там работал, и однажды ресторан подвергся разбойному нападению, а его самого ненадолго взяли в заложники. «Два дня он провел за кафедрой для дачи свидетельских показаний, а юристы подтрунивали над его акцентом, – рассказывает Касадевалл. – Сразу после этого он решил поступать в юридический колледж. Теперь он успешный судебный адвокат». После «Макдоналдса» Касадевалл работал кассиром в банке. («И там тоже случилось нападение!») Отец хотел, чтобы у него за плечами был опыт практической работы, поэтому на стене его офиса, рядом с сертификатом об определении в престижную Национальную академию медицины, висит диплом по пест-контролю
[72].
