— Ты такая милая, когда смущаешься, — расплылся в улыбке он, — твои щёчки сразу краснеют.
Я опустила глаза. От стыда. Потому что начинаю понимать, что творится внутри меня, когда вижу его.
— Андрес, зачем всё это? Чего ты хочешь добиться?
— Ничего… уже ничего изменить нельзя.
— О чём ты? — я в упор посмотрела на захмелевшего мужчину.
— Всё в норме! — Андрес, шатаясь, поднялся с дивана. — Я просто глупец.
— Я не понимаю тебя! — вдруг взорвалась я. — То ты меня оскорбляешь, то говоришь нежности, то издеваешься, то обнимаешь и целуешь! Что ты хочешь от меня?!
Андрес грустно покачал головой:
— Всё в норме… — он осторожно двинулся к выходу, на ходу залпом допив остаток коньяка и шумно поставив снифтер на столик. — Спасибо за гостеприимство, — теперь он поравнялся со мной и нежно коснулся пальцем моей щеки. — Ты очень красивая. И кожа бархатная, как персик… А губы… они так приоткрыты от удивления, что мне безумно хочется их поцеловать…
Меня бросило в жар, от чего лоб покрылся испариной. Я не знала, куда прятать глаза, хотелось стать меньше, чем есть на самом деле или вовсе сделаться незаметной. Тем временем он последний раз взглянул на меня, сказав:
— Прости… — и большими шагами направился к выходу, громко захлопнув за собой дверь.
Сердце внутри выбивало барабанную дробь и никак не унималось. Что же это такое? Что происходит? Зачем он всё это говорит? Я бессильно опустилась на диван и подпёрла голову руками. Как обидно! Даже поговорить не с кем! Обсудить все это!
В этот момент в кармане неприятным жужжанием завибрировал телефон, я посмотрела на дисплей — Николас.
— Ника, я буду часа через два, — раздался в трубке его голос.
— Хорошо, — вяло ответила я.
— Что-то случилось?
— Нет, всё в порядке.
— Ну тогда ладно..
— Ник!!!
— Что?
— А можно я приду к тебе и подожду тебя в офисе? Мне так плохо дома одной…
— Приезжай, конечно. Отбой! — в трубке раздались гудки.
***
Войдя в холл банка, я стала озираться по сторонам. Банк впечатлял: высоченные потолки, огромные своды украшались красивыми хрустальными люстрами, здоровенные окна и мраморные полы — здание больше напоминало какое-то правительственное учреждение, нежели банк.
Ко мне тут же подошёл какой-то мужчина в строгом костюме и по-немецки спросил, какую услугу я желаю получить.
— Нет-нет! — я замотала головой. — Я пришла к Николасу Вольф.
— А кем Вы ему приходитесь?
— Невестой.
— А-а-а… следуйте за мной, — он указал рукой, в каком направлении мы двигаемся, пропуская меня вперёд через огромную стеклянную дверь.
Мы прошли по широким коридорам, украшенным большим рамками с интересными фото и вошли в приёмную офиса Николаса, где сидела секретарь — типичная немка, — девушка с квадратной челюстью и телосложения водной пловчихи.
Приёмная была большая, с красивым аквариумом и плавающими в нём рыбками всех видов. Везде стояли кожаные диваны и стеклянные журнальные столики. Углы украшали красивые зелёные растения в кадках. Отсюда можно было войти в одну из четырёх дверей, на каждой из которых весели таблички с именами. На второй слева я увидела имя Николаса.
Мужчина, который привёл меня сюда отрапортовал секретарше о моём приходе, и та недоверчиво оглядела мою фигуру, но кивнула в знак того, что поняла.
— Ждите, — коротко сказала она, когда мужчина ушёл, с уважением поклонившись мне на прощанье.
Я опустилась на диван и взяла в руки журнал.
— Клара! — раздался недовольный женский голос в селекторе, который показался мне очень знаком. — Где мой кофе!
— Ох, сейчас фрау! — засуетилась девушка, но сделать ничего не успела, так как обладательница недовольного голоса вышла из кабинета.
— Ещё раз ты опоздаешь хоть на минуту и считай, что уволена! — Анна была в своём репертуаре, голос принадлежал именно ей.
Девушка виновато опустила глаза, стараясь не смотреть на начальницу. Анна хотела обратно вернуться в свой кабинет, но её взгляд упал на диван, на котором со спокойным видом сидела я.
— Ты что здесь делаешь? — зло спросила она.
— Тебе не всё ли равно? — язвительно бросила ей, так как мне уже порядком надоели тон и манера поведения этой стервы.
Анна фыркнула и, что-то недовольно прошептав по-немецки, скрылась в своём кабинете. Я прислушалась, но так и не поняла её слов.
— Что она сказала? — спросила я секретаря.
Девушка покраснела, но всё же перевела:
— Что-то вроде "собака женского рода и без кожи", — секретарь опустила глаза, как бы извиняясь за начальницу.
Облезлая сука, значит. Ясно. Я довольно улыбнулась. Пусть беситься дальше! Тем более, что с минуту на минуту выйдет Николас. Так и случилось, при этом он буквально сиял от счастья.
— Так приятно, когда тебя ждут! — он галантно помог мне подняться с дивана.
— Ты освободился? — спросила я, оглянувшись на секретаря.
— Да, и полностью в твоём распоряжении. У меня есть идея!
— Выкладывай! — сумочка тут же оказалась в моих руках, и мы, держась за руки, направились к выходу.
— Как тебе парк аттракционов?
Я удивлённо посмотрела на него:
— Карусели?
— Ага! — Николас улыбнулся.
— Это чудесная идея! Сто лет не была в парке! — настроение мигом поднялось, и я даже забыла про неприятную ситуацию с Андресом, — последний раз лет так пятнадцать назад.
ГЛАВА 15
За всё моё детство я была в парке всего несколько раз. Первый раз — на своё десятилетие. Это был чудесный праздник. Я, мама, папа и Сергей катались на каруселях. Брат даже выиграл для меня игрушку в тире. Он уже тогда мечтал стать военным моряком. Отец им гордился, а мама была немного взволнована тем, что не будет подолгу видеть сына, хотя до его службы было ещё два года. Всё было хорошо — семейная идиллия. Но именно после этого счастливого периода в семье и стали появляться проблемы: мать с отцом стали ссориться. Сначала тихо, чтобы мы с братом ничего не слышали, потом громче, а потом и вовсе перестали стесняться в выражениях. Сергей стал чаще уходить из дома, не вынося ругани и взаимных претензий. А через два года ушёл в армию, оставив меня на съедение волков.
Два года я старалась быть громоотводом и пыталась сохранить те крохи счастья семьи, что ещё остались. Но даже через два года, когда брат вернулся из армии, ничего не изменилось. Он, посмотрев на этот беспредел, объявил, что службу оставлять не намерен, снова собрал вещи и уехал в первое плаванье. К тому времени я стала замечать, что мать постоянно забывает некоторые вещи, даты. Однажды встретила её на улице возле булочной и поняла, что её не узнают: мать стояла опустошённая и отрешённая, и когда я, пару раз её окликнув и не получив ответа, подошла к ней, она отпрянула от меня, как от чёрта, стараясь вернуть хоть какие-то частицы разума и памяти.
