Сейчас в ванной комнате было так же тихо. Разве что в лесу гулял ветер, шевеля ветки деревьев, да где-то чирикала одинокая птица, не успевшая убраться на зимовку. А в ванной не было слышно ничего, кроме дыхания Наты.
Она вспомнила ощущение свежести и лёгкости, когда избавилась от автомобиля. Будто закрыла книгу, прочитав заветное слово «КОНЕЦ»
А Денис был другой книгой. Куда как более интересной и сложной. Но её Ната тоже, получается6 дочитала.
Сигаретный дым въедался в глаза. Ната всё же вышла из ванной комнаты, бесшумно проскользнула в спальную комнату, забралась на кресло с ногами и вскоре там и уснула.
Проснувшись в три часа ночи, она не сразу смогла понять, где находится. В голове плавали обрывки какого-то нелепого сна. В этом сне Денис лежал мертвый на кровати, а Ната почему-то лежала рядом и радовалась его смерти, как ребенок радуется возможности вырваться, наконец, гулять после долгих и нудных уроков.
Затекла шея, в левой икре что-то болезненно пульсировало. Ната продолжала сидеть в кресле, пока сон окончательно не выветрился из головы, уступив место ясным и чётким мыслям. Она всё вспомнила: телефон, маршруты, измена. И тут же, в бархатном полумраке ночи, приняла решение о том, что Денису придётся умереть. Рано или поздно.
Глава пятнадцатая
Родная старая квартира встретила тишиной.
Папа купил её десять лет назад. Вернее, мама уговорила его купить средней дочери хоть что-то, куда можно вернуться после психоневрологического диспансера. Однушка на юге, с окнами во двор — это всё, что ждало Леру после смерти дочери, нервного срыва и долгого, болезненного лечения. Впрочем, у многих людей и такого нет…
Она зажгла свет в коридоре, засуетилась, раздеваясь. Швырнула куртку в корзину для белья в ванной комнате, сразу же направилась на кухню. Ужасно хотелось кофе.
Промокла насквозь. Вода затекла за шиворот, ледяные капли скопились между лопаток и добрались до поясницы. Раздеться бы догола и бегом под горячий душ.
Включила чайник, прошла в комнату. Почему-то ожидала увидеть кого-нибудь — Пашку, Толика, кого-то ещё. На секунду нервно вздрогнула, ловя взглядом тени от штор. Но никого здесь не было. Кровать не заправлена, как и всегда, напоминая о ночи с Толиком, а в целом не изменилось вообще ничего.
Лера положила на стол розовый ноутбук, вытряхнула из пакета папки, которые прихватила из дома Бельгоцкой и только после этого отправилась под душ.
Разделась, потянулась к крану и вдруг замерла: на одной из пластмассовых полок стоял детский шампунь «без слёз», желтенький с изображением утёнка, плещущегося в ванной. Таким шампунем пользовалась Настя.
Откуда он здесь взялся?
Прошлое впилось коготками в горло. Лера вспомнила, какие у Насти были мягкие тонкие волосики, так и не успевшие как следует отрасти. Сколько раз пользовались этим шампунем? Три? Четыре? Всего-то несколько капель на крохотную головку, осторожно растереть, чтобы не надавить на мягкий родничок, затем смыть тёплой водой.
«Я пропускаю работу, — вдруг подумала Лера. — Пашка пропал. Ната хочет меня убить. Бельгоцкая лежит мёртвая в ванне со льдом. Настя, моя милая Настя, тоже мертва, и я до сих пор не помню, что случилось на следующий день после её похорон. Никто не расскажет, ответы только в моей голове»
Она огляделась, и на стиральной машинке увидела две игрушки — старую одноглазую куклу, которой играла ещё сама, и резинового пса — зубогрызку. Его купила мама на третий месяц, привезла лично, вместе с кипой других подарков.
— Что происходит? — пробормотала Лера. Пальцы сами собой поползли по лицу и впились в пульсирующие виски.
Она выпрыгнула из ванной комнаты в коридор, осмотрелась, пытаясь поймать детали, которые могла упустить до этого. На вешалке болтался крохотный розовый комбинезон. Настин. Около обувницы — резиновые сапожки, на вырост, их тоже купила мама, а Лера, после Настиной смерти, собрала все эти вещи и отвезла на дачу. Выбросить не хватило сил.
Она потянулась к телефону, а сама пошла в комнату. Знала, где смотреть, потому что знала все места Насти в этой квартире.
Один гудок, второй.
— Да, солнышко? — у мамы уставший голос, она в это время лежит на кровати и смотрит телевизор, пытаясь задремать.
— Мам, ты сегодня ко мне не приезжала?
— Доченька, я неделю уже из дома не выползаю. У меня цветы сгниют все скоро на заднем дворе…
— Мам, я серьёзно. Никакие вещи никто мне не передавал? Может Ната или Вика привозили?
— Какие вещи, солнышко? Я твоих сестер с похорон не видела. Кто ж маму просто так навестит, вспомнит…
Лера промолчала, сосредоточенно роясь в книжном шкафу и вытаскивая на свет детские книжки: «Моя первая азбука», «Тренируем пальчики», «От 0 до 6 месяцев: лучшие игры для малышей» и тому подобные. Пыльные, местами пожелтевшие и отсыревшие. С того света. Прямиком из могилы.
— Что случилось-то? — жалобно спросила мама. — У тебя снова… эти приступы?
— Ты до сих пор не выбросила вещи Насти?
— Вещи?.. — голос мамы стал ещё жалобнее. — Как я могла? Это же внучка моя единственная… Приходит ко мне… Смотрит… Этот её взгляд… Лежит ведь где-то, да? Никто не знает где. Как бы вспомнить, похоронить по-человечески…
Лера оборвала связь, в два прыжка оказалась у шкафа, распахнула дверцы. На неё что-то посыпалось. Пыльное, старое, влажное, мягкое. Настины игрушки, всё, что подарили на рождение, привозили в больницу. Плюшевый медведь, заяц, принцессы, драконы, тигр, большой желтый лев, потрёпанный пони.
Лера закричала. Игрушки сыпались на неё, сыпались, не думая прекращаться. Она шагнула назад, запнулась, упала, взмахнув руками. Удушливый запах сырости и дождя забился в ноздри, в горло.
— Мама! — отчетливо сказал детский голосок.
Какая-то игрушка. Или Настя. Выбралась из неизведанного заточения.
— Мама!
Лера смотрела на потолок, а с потолка на неё смотрела фотография Насти, кем-то туда приклеенная. Маленькие голубые глаза, круглое личико, красивая улыбка, первые зубки.
Где она сейчас? Куда спряталась?
Настя умерла у Леры на руках, в пять часов утра, в две тысячи восьмом году, седьмого апреля.
В доме было очень холодно, никто не включал отопление, а огонь в камне давно погас. Мама дремала на первом этаже, время от времени поднимаясь и предлагая свою помощь. Лера отказывалась, он чувствовала, что смерть была уже на пороге, не хотела пропустить момент, когда настанет время прощаться с дочерью.
В голове, забитой таблетками и алкоголем, в вязком тумане крутились разные мысли. Лера будто разговаривала сама с собой (в то время это был единственный способ сохранять какой-никакой разум).
Она говорила: Смерти не бывает. Есть переход из одного состояния в другое. Мы не расстаемся навсегда, моя радость. Увидимся ещё.
