Как же низко она себя ценит…
— Надо как-нибудь пробежаться вместе, — говорит Денис на подходе к дому. — Я знаю, ты вроде бы тут недалеко живёшь. Вика рассказывала.
Пробежались.
А вот лес. Хмурый и холодный, но очень родной.
Она бродила по нему много-много раз в последние годы. Исследовала, гуляла, искала что-то. Знала все тропинки в радиусе нескольких километров. Ручьи, овраги, поваленные деревья.
В руке кухонный нож из маминого набора.
Она кого-то хотела убить здесь. Наверное, Нату — самую худшую сестру в мире. Потому что у Наты было всё, а у Леры ничего.
Да-да, точно.
Но не надо забывать, что ты ведь сама этого захотела, верно?
Это Лера из прошлого. Колет коготками в затылке.
Ты отказалась от папиных денег, когда поступала в музыкальную школу. Могла легко пойти на коммерческое обучение, оплата была вполне по силам. Папа хотел, чтобы ты стала певицей. Он мечтал видеть тебя на сцене, помнишь? А ты проявила характер. Какой же скверный у тебя характер, да? Захотел стать самостоятельной.
И вот ты здесь.
В лесу тихо, потому что ночь. И ужасно темно. Как в могиле. Лера смотрит на небо, где растеклись пятнышки звезд, и чувствует, как кружится голова. Она забудет этот момент, точно забудет, потому что диссоциативная амнезия и все дела. Но будет помнить странное ощущение близости с лесом. Будто оставила здесь частичку души. Навсегда.
Что-то выдёргивает её из воспоминаний. Холодный дребезжащий звук. Лера вспоминает — звонок телефона в кармане.
Вязкая темнота рвётся, и в прорези, обрамлённые высохшими листьями, вползает серый свет реальности.
Рука с толстыми старыми пальцами. Пахнуло мужским дезодорантом. Тряска. Автомобильное окно, а в окне — небо, как будто укрытое колышущимся серым одеялом. Сквозь осеннюю серость кое-где пробивались изгибы солнечных лучей, но битва уже была проиграна, холода подступали и через пару недель совершенно точно выпадет первый снег.
Лера неуверенно села, держась руками за голову. На плечах будто кто-то сидел.
Медленно, но сообразила, что находится в салоне автомобиля, сзади, а рядом с ней милый и родной папа.
Проклятая трель телефона раскалывала голову надвое.
— Можно мне? — папа спросил для порядка. Лера не успела кивнуть, а он уже выудил из нагрудного кармашка её блузки надрывающийся телефон, прислонил к уху.
Лера неловко зажала верх блузки, там, где были вырваны пуговицы. Запоздало прилетело чувство стыда, которое, по-хорошему, должно было появиться ещё в подвальном помещении.
— Слушаю. — сказала папа в трубку. — Нет, не Лера, вы правы. Нет, не может. Вам не нужно знать, поверьте. А вы кто такой, позвольте узнать?.. Ага. — он замолчал на полминуты, хмуря брови и помаргивая. Потом сказал холодно — так, наверное, разговаривал с подчинёнными, которые его разозлили чем-то совершенно идиотским. — Значит, слушайте меня, молодой человек. Сейчас все вопросы Леры решаю я. Попрошу не перебивать, я вас слушал достаточно внимательно… Вопросы решаю я. Она и так наломала дров. Где она, когда она и что она — не вашего ума дело. Информацию от вас я услышал, принял к сведению. Договорились? Вот и славно.
Он сбросил, убрал телефон в свой карман и посмотрел на Леру.
Автомобиль ехал где-то на окраине города, погружаясь в чрево заброшенных заводиков, шиномонтажек, закрытых гаражей, изрисованных граффити, проржавевших баков с мусором.
— Ты специально меня сюда завез? — спросила Лера с вызовом, но голос задрожал и сорвался.
Папа моргнул, вытащил откуда-то носовой платок, развернул его и аккуратно вытер вспотевший лоб.
— Значит, забралась в дом к мёртвой Бельгоцкой? — спросил он.
Лера уже устала удивляться.
— Пап, откуда ты…
— Хотя, постой. Давай сначала. Я пока ещё не во всём разобрался. — продолжил он, так же аккуратно и очень медленно складывая платок. — Ты спала с мужем Наты. Начнём отсюда. Как там называют по правильному… с зятем. Как долго?
— Пап, я ни черта не понимаю. Что происходит?
— Как долго спала? Месяц, неделю, пару раз всего?
Машину тряхнуло, и папа жестом велел водителю притормозить. Тот послушно сбавил скорость, припарковался у узкого разбитого тротуара.
— Где-то год, — пробормотала Лера, хотя, конечно, знала время совершенно точно.
Папа пожевал губами, глядя не на Леру, а куда-то за её левое плечо. Он снова вспотел и снова достал откуда-то носовой платок, но уже другого цвета и поменьше.
— Это хорошо. Значит, не просто развлеклись. Что-то серьёзное строили, какие-то планы, да? Не отвечай, не надо. Я думаю. У тебя удивительная способность вляпываться во что-то, Лерка. С самого детства. Ты постоянно куда-то лезла первее всех. В грязь, в говно. И тащила за собой остальных девочек.
— Никого я не тащила…
Папа смерил её тяжёлым, но уставшим взглядом.
— Интересно, что я тебе такого сделал в жизни, что ты мне постоянно мстишь?
— Не понимаю.
Он начал говорить неторопливо и без всяких эмоций, хотя Лера заметила, как запульсировала на виске вздувшаяся темно-синяя вена.
— Лер, ты самый сложный человек, с которыми мне приходилось общаться. Что не так, подскажи? Вот прямо сейчас. Если это время для разговора отца и дочери, то давай сразу карты на стол. Что я тебе сделал? Почему ты ушла из дома в шестнадцать, а? Сбежала. Зачем тебе эта самостоятельность понадобилась? Ты искренне её хотела? Почему?
— Я не хотела жить с вами. Просто так. Должна быть причина?
— Конечно. Я не понимаю. У тебя всё было — перспективы, деньги, дом, обеспеченное крепкое будущее. Развлекайся на здоровье, живи как хочешь. — папа развел руками. — Но ты порвала со всем сразу. Мне напомнить? Отказалась брать деньги на съем жилья в городе. Не пошла на коммерческий в училище. Я нашел тебе две работы нормальные с карьерным ростом, а ты меня просто послала куда подальше. В квартиру не хотела въезжать. И это я ещё не касаюсь твоих…
— Чего? Приходов? А ты коснись. Опозорила тебя, потому что снималась в порно, выкладывала в интернет. Бизнес пострадал, да? Кому-то кто-то слил видео, тебе хорошо прилетело от начальника. Помню эту историю, мама рассказывала. Она всегда рассказывает, как ты страдаешь. Что ещё? Внучку потерял. Прости, мой косяк. Я бы жизнь отдала за Настю, если бы было возможно.
— Ты не позволила отвезти её в Германию, — сухо заметил папа, глядя в окно.
— Она бы все равно умерла. Не в полгода, так в год. Зачем мучить ребенка?
— А могила? Что ты натворила потом? Это и есть твое самоутверждение? Сильная и независимая женщина, мать твою. Алкоголичка, наркоманка, порнозависимая! Лишила мать возможности ходить на могилу к внучке! Это за гранью, Лера! За гранью!
